33. Общий взгляд на тамбовское губернаторство

Державин занимал место тамбовского губернатора несколько менее трех лет (от марта 1786 до конца декабря 1788 года); но, просматривая все то, что он успел написать по этой должности, можно бы подумать, что он отправлял ее в течение долгого времени. Хотя в Тамбове, как и повсюду в России, с 1840-х годов множество архивных дел уничтожено, но в архивах этого города сохранилась изумительная масса бумаг, писанных рукою Державина; на всем следы его непосредственного, личного участия; везде отражается заботливость его о всех сторонах управления. Жаль только, что вторая половина означенного трехлетия прошла для него в треволнениях, посреди которых благотворная мирная деятельность была невозможна.

При всем том очевидные факты не позволяют отвергать, что в некоторых отношениях он оказал краю действительную пользу, и мы должны отдать ему справедливость в том, что в краткое время своей администрации он, между прочим, ввел более исправности в сборе недоимок и в отправлении рекрутской повинности, улучшил по возможности устройство тюрем и содержание преступников, открыл во многих местах беспорядки в хранении казны, умножил доходы приказа общественного призрения, исправил отчасти казенные здания, дороги и мосты. О том, что в последнем отношении сделано им для Тамбова, приведем свидетельство жившего на местах современного нам писателя: «Постройки Державина в Тамбове, все каменные, сохранились до сих пор и в том числе даже будки, или караулки на главных пунктах города, служащие и теперь для городовых. Равно уцелел до сей поры и большой каменный мост на Астраханской дороге при въезде в город. Много, вероятно, с того времени каменных мостов выстроилось и провалилось на Руси за целое почти столетие, а мост Державина и теперь целехонек». Старания Державина об оживлении общества и о воспитании юношества в Тамбове, конечно, также не остались без благотворных следов в жизни тамошнего дворянства. Мы уже знаем, что учебное дело в губернии было не только впервые устроено Державиным, но и составляло предмет особенной его заботливости. В делопроизводстве наместнического правления он ввел новый, упрощенный порядок и для сокращения переписки учредил типографию.

Для ознакомления со многими подробностями его деятельности по тамбовскому губернаторству и уразумения ссор его с Гудовичем очень важен один документ, который, хотя и писан им уже после его увольнения, однако значительно дополняет другие источники. Это его «Объяснения о делах Тамбовской губернии и причинах неудовольствия генерал-губернатора». Объяснения эти несколько сходны с теми, которые написаны им были против Тутолмина, но отличаются от них и своею обширностью, и более серьезным содержанием. Они составляют дополнение к тому официальному ответу, который Державин подал в сенат на сделанные ему запросы. Здесь, в этих дополнительных объяснениях, изложено им то, что он хотел высказать лично, когда просился в Петербург. Отсюда мы еще более убеждаемся, что хотя Державин по своей запальчивости часто выходит из пределов предоставленной ему власти и потому является неправым, но и Гудович не может быть освобожден от обвинения во многих пристрастных поступках, как, напр., в потворстве Бородину, в невнимании к некоторым существенным нуждам губернии, в недостаточной поддержке тех распоряжений губернатора, которые действительно клонились к ее благу. Так, напр., Державин представлял генерал-губернатору об ужасном положении колодников в остроге, но от Гудовича «никогда по сей части никакого никому предписания не делано»; напротив того — за распоряжение губернатора, направленное к улучшению содержания преступников, Гудович, возвратясь из Петербурга, показал ему «род некоторого неудовольствия», как видно из донесений его сенату, где замечено, «что якобы губернатор вместо рабочего дома построил белые тюрьмы». При самом своем вступлении в должность Державин, по поводу замеченной им неисправности во взыскании казенных повинностей, представлял генерал-губернатору об упущениях со стороны казенной палаты, которая, «не имея у себя верных окладов доходам по неточному знанию ревизских душ и населений, не присылала в наместническое правление в предписанные законами сроки верных о неисправных плательщиках реестров». Состоявшееся об этом определение правления было принято генерал-губернатором холодно; довольствуясь слабыми предложениями, он «не сделал палате никакого строгого побуждения»; когда же, по случаю предстоявшей ревизии губернии, Державин упомянул об означенном обстоятельстве в записке, составленной им для сенаторов, то Гудович это место «из записки исключил и прочие известные ему беспорядки казенной палаты до сведения гг. сенаторов не довел, выговоря губернатору, что сенаторы не для следствия, а для осмотру только губернии посланы». Еще хуже наместник отнесся к распоряжению губернатора об упущениях казенной палаты по рекрутским наборам (за 6 лет не было делано счетов, и относившиеся к ним документы были в крайнем беспорядке): когда, за отсутствием Гудовича, Державин заметил в рекрутском департаменте эти упущения, то предложил правлению потребовать от департамента их устранения и рапортовал о том сенату, но наместник в особом предложении (от 12-го августа 1788) выразил на то губернатору свое негодование. Неблагоприятно были встречены также старания Державина о снабжении присутственных мест экземплярами или списками законов и об улучшении судоходства по р. Цне: торговавшие при Моршанске иногородние купцы, более 50 человек, подали губернатору прошение, чтобы на их собственные деньги позволено было означить фарватер бревенчатыми вехами, вследствие чего им и разрешена добровольная складчина, как допускаемая законом; но наместник эту складчину «вменил яко бы в наряд и сбор с народа, законами запрещенный, а устройство вех остановил потому де, что ставить вехи велено только по мелям, а не по разливу рек». Кроме того, наместник оказывал явное неуважение наместническому правлению, напр., в противность законам представлял, без одобрения его, прямо в сенат о замещении некоторых должностей.

По мнению Державина, первоначальным виновником несогласий между наместником и губернатором был откупщик Бородин, которому первый оказывал особенное покровительство: несмотря на числившиеся на нем казенные долги и неисправность его в исполнении обязательств перед казною, несмотря на то, что имущество его было неоднократно описано и сам он предан суду за лживые поступки, Гудович настоял на признании его именитым гражданином и утверждении выбора его в должность городского головы. К такому нарушению всякой справедливости много содействовал любимец генерал-губернатора экономии директор Аничков, который, участвуя в откупах и подрядах, состоял в тесной связи с Бородиным. Будучи прежде советником правления, он утратил какие-то находившиеся под наблюдением его деньги, и Державин хотел за то произвести с него взыскание. Сильную поддержку Аничков и Бородин находили в вице-губернаторе Ушакове, который вместе со всею подчиненною ему казенной палатой был послушным в руках их орудием. Державин же энергически противодействовал расхищению казны и просился в Петербург, чтобы раскрыть все эти обстоятельства. Так представляет он положение дел в своих объяснениях о причинах несогласий, бывших у него с Гудовичем. Но в старости незлобивый поэт забыл свои неудовольствия с Ушаковым, и в одном письме его (от 8-го ноября 1808 г.) мы читаем следующий примирительный отзыв о бывшем враге: «Касательно Михаила Ивановича Ушакова, у нас с ним были неприятности, но не лично, а по делам. Я исполнял свой долг по моим чувствованиям, а он по своим или в чью-либо благоугодность; но когда все это прошло так, как сон, то несправедлив бы он был, ежели бы по сие время злобился за сновидения. Мы все здесь на театре, и когда с него сойдем, тогда всем объяснится, кто как свои роли играл; может быть, и я делал более погрешностей, нежели он: то и будет сие зависеть от решения всеобщего Судьи, от Которого никто ничего скрыть не может».