11. Новое назначение. Пребывание в Петербурге. Приезд в Тамбов. Гудович

Во время пребывания Державина в Петербурге, 15-го декабря 1785 года, состоялся указ сенату: «Всемилостивейше повелеваем действительному статскому советнику, правящему должность правителя Олонецкого наместничества, Гавриилу Державину отправлять ту должность в Тамбовском наместничестве». — Губернатором в Петрозаводск тогда же переведен был из Пскова статский советник Зуев.

Тамбовское наместничество было открыто уже в 1779 году. В расписании, изданном в 1781 г., Тамбовская губерния была соединена с Рязанскою под управлением одного генерал-губернатора. Должность эту сперва занимал отец княгини Дашковой, граф Роман Ларионович Воронцов, открывший наместничество; по смерти же его в 1781 году оно вверено было Михаилу Федотовичу Каменскому, преемником которого с 85-го года сделался известный уже в то время своими военными заслугами генерал-поручик и александровский кавалер Иван Васильевич Гудович. В протекшие с учреждения наместничества до назначения Державина шесть лет Тамбов уже четыре раза менял губернаторов. Последним перед Державиным был Григорий Дмитриевич Макаров, управлявший губерниею только год и оставивший ее в большом неустройстве.

Тамбовская губерния по своему пространству (1200 кв. м.) составляла менее половины Олонецкой, а по числу жителей (887 000) превосходила ее более чем вчетверо; следовательно, Державин вступал в несколько иные против прежнего условия администрации. Город Тамбов, первоначально построенный при царе Михаиле Федоровиче для защиты границы от набегов крымских татар, не имел ни торгового, ни промышленного значения, и население его в 80-х годах прошлого столетия едва ли доходило до 10 000 человек; самую значительную часть жителей составляли однодворцы. По числу купечества Тамбов занимал между городами той же губернии седьмое место; первое принадлежало Козлову; за ним следовал Моршанск.

Хотя Державин во многих отношениях мог считать случившуюся в его положении перемену за повышение, однако он все еще жалел, что не мог получить того же места на родине. В Петербурге он встретился с тогдашним казанским губернатором. По его словам, генерал-майор Иван Андреевич Татищев был также недоволен своим начальником, князем П.С. Мещерским, и приехал было с тем, чтобы принести на него жалобу, но не решился на то и подал вид, что целью его было выхлопотать себе орден, в чем, может быть, и успел бы, говорит Державин, «если б почтмейстера не трактовал пощечинами». Державин старался выведать его мнение насчет своего желания сделаться его преемником, но тот «почти с досадою отозвался, что местом своим доволен», а потом, если верить поэту, разглашал по всему городу, что Державин хлопотал о получении его губернии.

В Петербурге в это время находился также Гудович, которому новый сослуживец и представился. Пребыванием своим в столице Гаврила Романович пользовался особенно для полного очищения себя в глазах императрицы. Между тем сенат, под влиянием князя Вяземского, не слишком заботился о представлении дела в настоящем его свете и едва не скрыл от государыни поданного Державиным объяснения относительно раздела земель между крестьянами Олонецкой губернии. Главными ходатаями за поэта, при деятельном посредничестве Львова, были по-прежнему Безбородко и Воронцов; кроме того, он сумел настроить в свою пользу Потемкина и тогдашнего фаворита (с февраля 1785 г.) А.П. Ермолова. Известно, что этот последний был очень податлив на просьбы о покровительстве; вероятно, Державин нашел к нему доступ через Львова же. Впрочем, роль Ермолова уже кончалась, и друзья недолго могли рассчитывать на его поддержку.

Перед отъездом Державин ему откланивался. На вопрос представлявшемуся, правда ли, что он хочет поменяться губерниями с Татищевым, Державин отвечал, что вверенными ему «постами» не может желать меняться, как принадлежащими частным лицам вещами, что вполне доволен своим назначением и что разговор его с Татищевым был шуткою. По просьбе фаворита Державин обещал купить ему в Тамбовской губернии рысистую лошадь и впоследствии исполнил это обещание, но переслать лошади до падения Ермолова не успел. Точно так же опоздало и извещение Гаврилы Романовича, что по желанию фаворита приискана ему для покупки деревня близ Тамбова.

4-го февраля Державин выехал из Петербурга вместе с женою и братом ее, Александром Бастидоном, который до того служил во флоте: его хотели пристроить в Тамбове, но он оказался совершенно негодным и для гражданской службы. За ними должен был выехать секретарь Савинский, взявший на себя доставку экипажей и фортепиано. Переезд до Москвы продолжался дней пять. В Москве, где пробыли до 26-го февраля, Державин посетил, между прочим, графа Ивана Ларионовича Воронцова, дядю Александра Романовича, и был отлично принят им. Обстоятельство, что у Воронцовых были имения в Тамбовской губернии, еще более сближало Державина с этим просвещенным семейством. В Рязани, где было постоянное местопребывание наместника, Державин не застал ни самого Гудовича, ни супруги его (урожденной Прасковьи Кирилловны Разумовской), но вместе с Катериной Яковлевной был у детей их. Приезжие навестили также рязанского губернатора Алексея Андреевича Волкова, были обласканы им и женою его и ужинали у них. При случившейся в то время оттепели путешественники от Москвы до Тамбова ехали целых восемь дней, в иные сутки проезжая не более 50 верст, и прибыли на место не ранее 4-го марта, т. е. на весь переезд от Петербурга употребили целый месяц.

Дом Державина в С.-Петербурге

Хотя Тамбов, по числу жителей, и был втрое значительнее Петрозаводска, однако по своему наружному виду едва ли много отличался от последнего: за неимением архитекторов дома были большею частью построены кое-как, без планов, и разрушались; казенные строения, не исправленные много лет, просто походили на развалины; «там места присутственные, — говорит Державин, — не токмо самые бедные и тесные хижины, но и весьма ветхи». По улицам в дождливое время местами не было проезда, так что и люди, и скот утопали в грязи. Около времени назначения Державина начаты были кое-какие новые казенные постройки, но по недостатку кирпича (заводов для этого материала поблизости не было) они замедлились, а потом турецкая война и вовсе остановила их. Губернаторский дом был деревянный и стоял на площади, которая впоследствии вошла в состав сада Александринского девичьего института; кабинет поэта был в том месте этого сада, где теперь, на пригорке, стоит открытая беседка. Нынче следов дома не осталось; стены его пошли отчасти на позднейшие постройки. Оклад жалованья тамбовского губернатора составлял по штату не более 1800 рублей, из которых еще вычиталось 10 процентов на госпиталь.

В самый день своего приезда в Тамбов Державин, дав наместническому правлению так называемое «предложение» о своем вступлении в должность, поспешил уведомить о том генерал-губернатора не только официальным рапортом, но и частным письмом, извиняясь нездоровьем жены в продолжительности своего путешествия.

Иван Васильевич Гудович, в то время 44-х лет от роду (следовательно, двумя годами старше Державина), в молодости посещал германские университеты и знал несколько иностранных языков. Поступив в военную службу, он не раз имел случай отличиться храбростью и в первую турецкую войну, в 1770 году, произведен был сперва в бригадиры, а потом и в генералы. Через 7 лет он дослужился уже до чина генерал-поручика. Любимым развлечением его была охота, которой он, живя в Рязани, посвящал много времени. Гражданские дела, по-видимому, мало его интересовали. В сохранившейся краткой автобиографии его, вообще весьма сухо составленной, подробно изложены внешние обстоятельства военной его службы, но относительно его гражданской деятельности в качестве наместника она не содержит почти ничего.

Во вторую турецкую войну Гудович действовал с блестящим успехом, особенно на Кавказе, где взял приступом Анапу, и был потом кавказским генерал-губернатором. Император Павел возвел его в графы; при Александре Павловиче за новые подвиги на Кавказе он был пожалован в генерал-фельдмаршалы, а позднее, в 1812 году, назначен членом Государственного совета и умер почти 70 лет, в 1820 году.

По свидетельству Бантыш-Каменского, он был «нрава горячего, правил строгих, любил правду и преследовал только порочных; с виду казался угрюмым, неприступным, между тем как в кругу домашнем или в приятельской беседе был весьма ласков и приветлив».

Но есть о нем и другие отзывы; так Вигель, говоря о времени, когда Гудович был главнокомандующим в Москве (1809—1812), так о нем выражается: «Может быть, в зрелых летах имел он много твердости, но под старость она превратилась у него в своенравие. Несмотря на то, так сказать, выжив из лет, он совершенно отдал себя в руки одного своего родственника, который слыл человеком весьма корыстолюбивым. Оттого-то управление Москвою шло не лучше нынешнего: все было продажное, все было на откупе».

С этим согласны и показания графа Ростопчина за то же время. В 1810 году он писал великой княгине Екатерине Павловне: «Жаль губернатора Ланского; жаль, что графа Гудовича опеленали мерзавцы... Злость Гудовича гонит Ланского, а вина его состоит в том, что он не был похож на окружающих и не хотел с ними быть в связи; я знаю Ланского за честного и благомыслящего человека... Гр. Гудович столько же мстителен, сколько груб, глуп, горд и бешен».

Если в двух последних отзывах и предположить преувеличение, то все же такие качества, хотя бы и в меньшей степени, угрожали опасностью отношениям между наместником и новым губернатором, тем более что эти отношения уже и в самих себе носили начала раздора, который должен был вспыхнуть ранее или позже, смотря по степени воспалительности приходивших в соприкосновение характеров; а в этом случае в горючих материалах, по крайней мере с одной стороны, не было недостатка. По отзывам Державина, Гудович был мягкосердечен, умерен, но в то же время слаб характером и легко подчинялся влиянию людей более энергических.