5. Две партии. Оригинальное взыскание

Оставшись на прежнем месте после ссоры с Тутолминым, он мог считать себя победителем в этой распре, но положение его не могло не быть затруднительным, тем более что председателем одного из присутственных мест (верхнего земского суда) был родной брат наместника Николай Ив. Тутолмин, который, разумеется, всегда держал сторону последнего. Вследствие разлада между представителями высшей власти весь местный чиновный люд распадался на два лагеря: противниками губернатора были между прочим вице-губернатор Зиновьев, прокурор и даже один из советников правления; по словам Гаврилы Романовича, они оказывали ему явное непослушание, которое он называл «благоприличным бунтом». Вот, напр., один из случаев, показывающих, в каких отношениях были между собою присутственные места, непосредственно подчиненные губернатору, и те, которые признавали над собою исключительно власть наместника. 18-го июля 1785 года правление требовало копий с предложений наместника, данных гражданской палате; ответ был тот, что палата, по точной силе законов, «не имеет долгу и обязанности подвергать себя под надзирание г. правителя, а потому и копий с тех предложений дать не может».

С прокурором (Грейцем) у губернатора были постоянные препирательства. Грейц подал в правление жалобу, что ему не показывают входящих дел и журналов. Оказалось, что он под предлогом болезни сам не посещал правления, а требовал, чтобы ему на дом приносили журналы и почту, на что он по закону не имел никакого права. Вообще прокурор очень небрежно исполнял свою должность; например, один колодник более трех недель содержался в тюрьме не спрошенным, и дела по бывшей Олонецкой области в некоторых судах, даже уголовные, оставались более десяти лет нерешенными, а прокурор о том губернскому правлению не доносил. Поэтому в претензии Грейца решительно отказано, и правление (т. е. губернатор, который сам писал почти все резолюции) объяснило ему, что если бы он действительно желал исполнять свои обязанности «и быть прямым орудием в неупустительном отправлении дел, то бы он, видя такое множество входящих непрестанно бумаг и ощутительный недостаток в канцелярских служителях, по христианской совести устыдиться бы должен отвлекать секретарей и протоколиста от прямого их дела, единственно, кажется, для прихотей своих, а вместо того, входя тщательно в производство дел, был бы сотрудником правлению».

Разумеется, что Грейц не преминул пожаловаться генерал-губернатору, у которого и без того были беспрестанные столкновения с правлением. Так он в два новые города определил городничих и предложил о том правлению, но оно не сделало затем никакого распоряжения, а на выраженное наместником неудовольствие отвечало, что эти два городничие еще не утверждены сенатом. Палаты обыкновенно не удостаивали отвечать правлению на его многочисленные сообщения. Магистрату оно послало выговор за медленное течение дел и леность и, получив от него неудовлетворительный ответ, дало указ, «чтобы магистрат впредь таких темных рапортов присылать не осмеливался»; иначе де правление долгом своим почтет «при первом подобном случае излечить его (т. е. магистрат) 96-ю статьею высочайших учреждений». Так как вина в нерадении магистрата возводилась правлением на прокурора, то Грейц и по этому поводу жаловался Тутолмину. Последствием было написанное в резких выражениях предложение наместника: прокурор объявлен был совершенно правым, и при этом, наперекор правлению, приказано: все поступающие туда дела, протоколы и журналы отсылать с чиновником («приказным офицерского чина») в камеру губернского прокурора и оставлять в его руках для надлежащего по должности рассмотрения, а вдобавок наместник Заключил свою бумагу таким советом: «Сим рекомендую в изъяснении резолюций своих соблюдать большую умеренность». При занесении всего этого дела в журнал правления протокол закончен замечательною выпискою из наставления губернаторам 1764 года, в которой между прочим заключалось следующее: губернатор в своей губернии наблюдает, чтобы все и каждый, исполняя свою должность с возможным рачением, содержали ненарушимо указы и узаконения, «чтоб правосудие и истина во всех судебных и подчиненных ему местах обитали, и чтоб ни знатность вельмож, ни сила богатых совести и правды омрачать, а бедность вдов и сирот, тщетно проливая слезы, в делах справедливых утеснена не была, и буде таковых нерадивых о должности своей приметит (губернатор), то может он понуждать и исправлять их разными в законах изображенными способами, в случае же безнадежного исправления имеет власть отрешить от места». Это не в бровь, а в глаз метило на прокурора.

Державин горячо сочувствовал человеколюбивым идеям, положенным в основание наставления губернаторам, откуда извлечены предыдущие строки, на которые он не раз официально ссылался, причисляя к способам утеснения «проволочку дел, привязки и нападки». Кроме того, желая подавать пример добросовестного отношения к своим обязанностям, он заявлял в журналах правления, что «не токмо от гг. прокуроров и стряпчих, но и от всякого состояния людей во всякое время, ежели ему объявят противные законам и справедливости и собственные его поступки, то он с благодарностью примет и исправится». С этою целью он (употребляем опять подлинные его слова) позволил к себе вход во все часы дня людям всех состояний, не с тем, чтобы принимать ненужные дела челобитчиков, но чтобы ускорять исполнение приказаний и помощь угнетенным. Пользуясь таким позволением, в конце января 1785 года к губернатору пришел мещанин Мартьянов и со слезами просил защиты от городового магистрата, который без всякого основания отказывал ему в выдаче паспорта для проезда в Петербург, где он нанялся на мраморные работы по постройке Исаакиевского собора. Державин тотчас же послал в магистрат своего секретаря с приказанием немедленно удовлетворить просителя. Вместо того явился оттуда бургомистр с объяснением, что по просьбе всех мещан-отцов в магистрате состоялось определение: без письменного их согласия никого из детей их не отпускать; Мартьянов же разрешения отца своего не представил. «Странны, — говорит Державин в данном им по этому поводу предложении, — показались мне таковые узы для обращающихся в коммерции»; однако он посоветовал просителю доставить в магистрат письменное согласие своего отца. Но каково было удивление Державина, когда через несколько дней он узнал, что определения, на которое ссылался бургомистр, никогда не бывало; в подкрепление своего показания он, правда, принес несколько дел, касавшихся отношений между родителями и детьми, но прямо к этому случаю они вовсе не относились. Итак, губернатор приказал немедленно выдать Мартьянову паспорт; магистрату через наместническое правление сделано было замечание, на бургомистра наложена пеня, а чтобы он впредь лучше знал законы и был точнее в своих ссылках, то магистратскому стряпчему предписано «шесть месяцев каждый субботний день читать вслух магистрату высочайшие узаконения и толковать оные, дабы поучение сие могло послужить на предбудущее время в спасительное средство избежать от вящего наказания за преступление законов и утеснение челобитчиков». Об этом происшествии извещены все присутственные места губернии с тем, чтобы все чины впредь остерегались лживых показаний, даже на словах; в конце же губернаторского предложения по этому делу повторено приведенное выше приглашение всем и каждому бесстрашно указывать ему его «ошибки»; «что, ежели справедливо — прибавлял он, — то не токмо со снисхождением и благодарностью принято будет, но, елико можно, исправлено, а чего уже исправить нельзя, в том с уничижительным благоговением не устыжусь я принести мое извинение поставленной надо мною вышней власти, и впредь исправлюсь».

Примером розни в чиновном мире вследствие разлада между начальствовавшими лицами могут служить неприятности, причиненные Державину советником правления Соколовым. По донесению секретаря Софонова, в конце июня возникло дело о каких-то неблагопристойных поступках этого советника. С досады Соколов под предлогом болезни перестал ходить в правление. 2-го июля канцелярист носил к нему на дом для скрепления протокол, уже подписанный губернатором. Но Соколов своей подписи не дал и вместо того написал что-то на лоскутке, который велел отнести к Державину. Дня через два после того Соколов заходил в правление, но журналов подписать и теперь не захотел. Поэтому на другой день губернатор в присутствии правления словесно предложил, что так как Соколов уже почти целую неделю в правление не ходит, то не угодно ли правлению приказать освидетельствовать его в болезни и потребовать, чтобы он исполнил губернаторские положения, а если он находит их неправильными, то в непродолжительном времени письменно внес бы свое мнение. Посетивший его, согласно с этим определением, штаб-лекарь Рач заявил, что он страдает геморроем и зубною болью. Между тем по городу распространился слух, что Державин бил или толкал Соколова, так что у него явились синяки на спине и на плечах. Виновником такой клеветы оказался советник казенной палаты Шишков, рассказавший в собрании почти целого городского общества, что он слышал это от самого Соколова. Но Соколов заявил посланному к нему вследствие того коменданту Михайлову, что он с Шишковым даже не видался и ничего подобного не говорил. На другой день Державин через правление поручил коменданту объявить как Соколову, так и всем чинам и обывателям следующее: «Ежели в самом деле учинил я не только с таким чиновным человеком, каков г. Соколов, но и с последним гражданином какой-либо неприличный моему характеру и вверенной мне власти поступок, как-то побои, брань или какого бы то ни было роду незаконное притеснение, домогательство, укоризну или насмешку, то, невзирая на то, что ежели бы прошли установленные по законам на подачу жалоб сроки, взносили бы на меня свои письменные прошения с ясными доказательствами, куда следует по законам». Через несколько дней после этой резолюции Державин выехал из Петрозаводска для обозрения губернии и открытия города Кеми, что, как он имел причину думать, было поручено ему Тутолминым из мести. Соколов и в отсутствии его не переставал останавливать ход дел своею строптивостью, так что еще и в августе месяце Державин из Повенца приказал сделать ему внушение; если же он не образумится, было прибавлено в предложении, то при первом случае имеет г. старший советник (Свистунов, сторонник губернатора) отправить ко мне нарочного и отрапортовать сенату, что я из-за поведения г. Соколова должен буду прекратить обозрение губернии и возвратиться, не исполнив предписания наместника открытием города Кеми. В этой угрозе скрывалось, как кажется, желание воспользоваться первым благовидным предлогом для сокращения тягостного путешествия.