4. Первые известия о поимке Пугачева

Мы уже видели, что между тем делали князь Голицын и Державин. Голицын 9-го сентября переправился на луговую сторону Волги и, отрядив партии в разные стороны, сам пошел сперва вверх по Иргизу, а потом в Яицкий городок. 14-го сентября к Державину привели пугачевского полковника Мельникова, который бежал от самозванца, когда тому изменили его сообщники.

Державин немедленно отправил Мельникова под крепким караулом к Голицыну. Князь стоял на речке Камелике, в 130 верстах от Яицкой крепости, когда 15-го сентября ему представили бродягу. Он поспешил отправить к графу Панину в Пензу подполковника Пушкина с радостным известием об аресте Пугачева. В рапорте князя Голицына, написанном по этому случаю, нас поражает показание, что Мельникова схватили на Узенях двое верных яицких казаков, отправленные туда им, Голицыным, с тем чтобы тайно склонить известного казака Перфильева к поимке или умерщвлению Пугачева. Из этого следовало бы, что Державин как в журнале, веденном им во время пугачевщины, так и в позднейших своих записках несправедливо приписал своему отряду поимку Мельникова. Для устранения противоречия между обоими показаниями надо припомнить, что Голицын, по военной команде, был начальником Державина и поэтому, кажется, считал себя вправе смотреть на распоряжение своего подчиненного, как на свое собственное. Может быть, к сотне крестьян, отряженных последним, действительно присоединились два казака, посланные первым, и он, донося графу Панину о результате экспедиции, не нашел нужным упоминать еще и о крестьянах Державина. Почти в таком же смысле князь Голицын 17-го сентября писал Державину: «злодей привезен в Яицкий город отряженною от меня из сего города партиек». Впрочем, партия Харчева, доставившая Пугачева к Маврину, была отправлена Симоновым по крайней мере вследствие ордера Голицына; экспедиция же, кончившаяся поимкою Мельникова, предпринята была по мысли и по предложению Державина, и справедливее было бы, если бы Голицын в рапорте Панину не умолчал об офицере, которому обязан был и этим, хотя незначительным успехом, и удовольствием закончить свой рапорт начальнику следующими словами: «За счастие себе поставляю то, что как я первый имел удачу сначала усилившемуся извергу рода человеческого сломить рога сильным его под Татищевою крепостью поражением, так и теперь первый же имею честь возвестить вашему сиятельству о конечной его гибели». Известие о взятии Пугачева кн. Голицын получил от Державина с присланным им Мельниковым.

Секунд-майор Пушкин, посланный к главнокомандующему из Яицкого городка с рапортом Голицына, служил во 2-м гренадерском полку. Не только князь при этом случае отзывался о нем с особенною похвалою, но и прежде еще Бибиков свидетельствовал перед императрицей об отличной храбрости и расторопности Пушкина. В деле при Сорочинской крепости он занял место поднятого на копья неустрашимого майора Елагина и прогнал мятежников. По приказанию Голицына Пушкин заехал к Державину в Мечетную и просил сказать откровенно, не дал ли он знать о поимке Пугачева прямо от себя главнокомандующему или кому другому из генералов. Державин отвечал, что он послал уведомление только своим непосредственным начальникам, князю Голицыну и Потемкину. Пушкин был доволен этим, полагая, что таким образом Потемкин, живя в отдаленной Казани, не успеет дослать курьера до Петербурга ранее Панина, находившегося в Пензе, куда он, Пушкин, и поскакал не теряя времени. Впоследствии, когда над Державиным разразился гнев графа Панина, он объяснял себе свою невзгоду тем, что когда курьер, посланный им к Потемкину, проезжал через Сызрань, то тамошний воевода, услышав с каким известием он едет, отправил нарочного к графу Панину, который будто бы из этого и узнал, что помимо его важная весть послана Державиным к Потемкину; Потемкин же успел предупредить Панина в сообщении ее императрице. Но Державин ошибался.

Граф Панин в первый раз узнал о поимке Пугачева от голицынское курьера, как видно из следующего донесения ее от 18-го сентября:

«Имею счастие поздравить ваше императорское величество с избавлением империи от язвительнейшее ее врага Пугачева. Какое получил я в сию минуту извещение о его поимке, кажется, совсем вероятной, оное оригинально спешу сим препроводить с подателем, правящим при мне должность флигель-адъютанта, князем Лобановым, моим внуком родным, коего, а наипаче еще генерал-майора князя Голицына, как главного виновника первому низложению сил сего государственного врага, так и первому же извещателю о ввержении его в заслуженные им оковы и оказавшего толикую неутомленность, рвение и усердие службою в оном вашему императорскому величеству, дерзаю повергнуть в монаршую милость и благоволение, сам же постараюсь обстоятельнейшую ведомость принести к вашему императорскому величеству в самое получение ее, пребывая на всю жизнь» и проч.

По странной случайности курьер Державина прибыл в Казань в тот же самый день, как Пушкин в Пензу, и Павел Потемкин, не теряя ни минуты, следовательно, одновременно с Паниным, написал императрице:

«Сейчас получил я от поручика гвардии Державина, находящегося для защищения колоний от набегов киргиз-кайсаков, наиприятнейшее известие, что изверга и злодея Пугачева на Узенях, т. е. на речке, идущей к Яицку, поймали и, связав, под стражею повезли в Яицкой городок.

Я поспешаю донести вашему императорскому величеству сию приятнейшую ведомость чрез ротмистра Бушуева, который сначала при покойном генерал-аншефе Александре Ильиче Бибикове находился, и которого, повергая к стопам вашего императорского величества, как и себя в монаршую милость, с неизреченным благоговением во всю жизнь пребывать главным предметом поставляю» и проч.

Естественно, что пензенское донесение должно было дойти до Петербурга ранее казанского, хотя и отправленного в тот же день. Так и случилось: доказательством тому служат следующие строки из письма Екатерины к московскому градоначальнику, князю Волконскому, от 27-го сентября: «С последним курьером я получила известие из Пензы от графа Панина, что яицкие казаки связали Пугачева и везут его в Яицкий городок». И самому графу Панину императрица писала: «Теперь ответствовать осталось мне на ваше доброизвестительное письмо о поимке врага Пугачева, которая первая весть отовсюду подтверждается».

Таким образом, Державин справедливо приписывал себе честь сообщения правительству первого известия о поимке Пугачева, но он не знал, что оно в Петербург дошло прямым путем через главнокомандующего. Между тем эта весть расшевелила честолюбие генералов. Потемкин, благодаря Державина в самый день получения ее, приписал на полях своего письма: «Желал бы я охотно, чтобы злодей был доставлен в комиссию, а не в военную команду, поелику оной посредство к тому споспешествовало». Это значило, другими словами: «Устройте, чтобы Пугачев был доставлен ко мне, а не к главнокомандующему».

Но Державин не мог этого устроить, и вследствие того, как ему казалось, Потемкин стал также коситься на него. Буря подымалась, однако, с другой стороны.