3. Меры для поимки Пугачева. Суворов. Выдача самозванца

Граф Панин успел доехать только до Шацка, когда пришло известие о бегстве Пугачева от Царицына; вскоре получена весть о совершенном поражении его 25-го августа при Черном Яре. Теперь оставалось только овладеть обессиленным самозванцем. К этой цели одновременно стремились все начальники отрядов за Волгою, где главные распоряжения военными действиями вверены было князю Голицыну. Из подчиненных ему в то время лиц мы видим в этом деле с одной стороны Суворова, с другой — Державина.

Голицын, уведомляя Державина о переправе Пугачева на луговую сторону, просил его употребить всевозможные средства, чтобы, во-первых, удостовериться, куда именно злодей направит свое бегство, а во-вторых, чтобы с помощью обывателей поймать или умертвить его; причем князь уполномочивал Державина выдать на это сколько нужно будет денег, которые он, Голицын, примет на свой собственный счет. Поэтому он предписывал Державину послать на Узени верных подлазчиков (лазутчиков), а между тем и сам собирался переправиться за Волгу и действовать вдоль Иргиза, в случае же надобности — подкрепить Державина. Здесь мимоходом припомним, что последний незадолго перед тем совершил с отрядом крестьян свою удачную экспедицию в степь против киргизов, разграбивших немецкие колонии. Это дело, за которое Голицын в той же бумаге благодарил Державина, еще увеличило уважение его к этому офицеру: князь звал его к себе и обещал написать Потемкину, «что пребывание ваше, — как он выражался, — в здешних местах весьма нужно, и чтобы вы для того не были отсюда отлучены».

Между тем и Суворов, пробыв только один день в Царицыне, отправился по луговой стороне преследовать Пугачева, за которым перед собою велел идти также графу Меллину. 9-го сентября Суворов был на реке Еруслане и в рапорте, посланном оттуда к Панину, два раза упомянул о Державине, имя которого, конечно, тут в первый раз сделалось ему известно. «Г. поручик лейб-гвардии Державин, — писал Суворов главнокомандующему, — при реке Карамане киргизцев разбил. Сам же г. Державин, — говорил он далее, — уставясь отрядил 120 человек преследовать видимых людей на Карамане до Иргиза».

Пройдя в следующие сутки 80 верст, Суворов 10-го числа был на речке Таргуне, притоке Еруслана, впадающего в Волгу, и оттуда отнесся уже к самому Державину со следующим ордером, несомненно доказывающим, какую добрую славу приобрел тогда этот офицер.

«О усердии к службе ее императорского величества вашего благородия я уже много известен; то ж и о последнем от вас разбитии киргизцев, как и о послании партии для преследования разбойника Емельки Пугачева от Карамана; по возможности и способности ожидаю от вашего благородия о пребывании, подвигах и успехах ваших частых уведомлений. Я ныне при деташементе графа Меллина следую к Узеням на речке Таргуне, до вершин его верст с 60, оттуда до 1-го Узеня верст с 40. Деташемент полковника Михельсона за мною сутках в двух. Иду за реченным Емелькою, поспешно прорезывая степь. Иргиз важен, но как тут следует от Сосновки его сиятельство князь Голицын, то от Узеней не учиню ли или прикажу учинить подвиг к Яицкому городку.

Александр Суворов. 10-го сентября 1774 г.»

Таково было первое начало дружеских отношений между великим полководцем и славным лириком Екатерины, — отношений, продолжавшихся до самой кончины первого.

Ни тому ни другому, однако, не было суждено овладеть Пугачевым. 11-го числа Суворов был на Малом Узене и здесь, разделив бывший с ним отряд на четыре части, «жег камыш, укрывающий разбойника (слова из рапорта Суворова графу Панину), но буде бы и там он не отыскался, так по следам его настигать постараюсь, превозмогая во всем усталость, даже до самого города Яика... Надежда блистает!» — так заключал. Суворов. «Сейчас со всем деташементом Меллина иду к другому, или Большому Узеню. Михельсону тоже подтвердил следовать за мною весьма поспешно».

Но надежда обманула Суворова. Правда, Пугачев действительно попал в руки правительства, но без всякого участия преследовавших его после поражения при Черном Яре.

По повелению князя Голицына комендант Яицкого городка Симонов 10-го сентября отправил на нижнеяицкие форпосты сотника Харчева с 50 казаками, чтобы помешать разбитому Пугачеву пробраться за реку Яик «на бухарскую сторону»; в случае же приближения его шайки напасть на нее, а особливо стараться поймать его самого. Пугачев после поражения при Черном Яре (при Купецкой Ватаге, по словам Харчева), перебравшись через Волгу, имел при себе не более 150 яицких казаков. На совете с ними он их уговаривал идти в Сибирь и там возмутить народ; но товарищи его, не согласясь на это, заставили его бежать с ними на Узени, любимый притон преступников тамошнего края. Там шайка Пугачева нашла выпущенных из Яицкого городка колодников. Капитан Маврин освободил большое число арестантов и из них же подговорил многих «во все стороны метаться» и распространять слух, что виновные, которые с раскаянием явятся к нему, Маврину, будут прощены, «а кто Емельку свяжет, тот еще и награждением воспользуется». Тогда бывшие при Пугачеве яицкие казаки, уже и без того переставшие верить ему, отправили в Яицкий городок шпионов и, удостоверясь в истине слухов, решились выдать самозванца.

Командированный из этого города Харчев, проведав обо всем в пути, пошел на Бударинский форпост, куда направилась шайка Пугачева. Еще не доходя до этого места, он встретил двух отряженных из этой шайки казаков: яицкого — Чумакова и илецкого — Творогова, который в последнее время скреплял все указы мнимого императора. Они объявили, что едут в Яицкий город с раскаянием и предложением выдать Пугачева, если получат заверение, что он будет принят с честью. Харчев, заметив в речах их двусмысленность, отобрал у них оружие и деньги и отправил обоих с одним из своих казаков в город. Продолжая путь, он 14-го числа поутру перед Бударинским форпостом съехался с их товарищами и требовал выдачи злодея, который наружно был еще в прежнем у них почтении и оставался не связанным; но казаки отвечали, что сами его доставят в руки правительства. Харчев, не решаясь тронуть его по многочисленности бывшей с ним шайки, провожал их до Коловертной лощины; здесь же, с помощью воровского полковника Фидулева, снял с Пугачева одежду и, обличив его перед казаками в самозванстве, привел их в раскаяние; потом, достигнув Кош-яицкого форпоста, взял его от них под свой караул, заклепал в колодку и привез в Яицкий городок, в самую полночь на 15-е сентября. Через нарочного Харчев предварил Симонова об успехе дела, и комендант сразу же выслал навстречу ему, для помощи, сержанта Бардовского.

По прибытии в город шайка, состоявшая еще из 114 человек, была посажена под караул в ретраншемент. Сам же Пугачев (по выражению Маврина в рапорте князю Голицыну) был «можно сказать, принесен на головах» к этому офицеру. При первом допросе он объявил прямо свое настоящее происхождение, не обнаружил, однако, ни раскаяния, ни робости, но при дальнейшем ходе следствия сознавался, что согрешил перед Богом и государыней и т. п.

Вслед за ним, на другой день, Суворов прибыл также в Яицкий городок, и писал между прочим Панину: «Не уповаю, чтобы вашему высокографскому сиятельству противно быть могло, когда я выпровоженном отсюда разбойника Пугачева поспешу».