5. Учреждение министерств

В один день с указом о сенате, 8-го сентября 1802 года, обнародован был и манифест об учреждении министерств. В сущности, это преобразование было естественным последствием тех перемен в государственном управлении, которые происходили одна за другой от начала царствования Екатерины II. По свидетельству Сперанского, коллегии уже со времени издания губернаторского наказа (1764) остались почти без действия, по введении же нового губернского учреждения сделались и совсем излишними: власть их перешла на палаты и губернские правления и приведена была, как заметил кн. Кочубей, в те же почти пределы, как и власть палат. Таким образом, продолжает он же, коллегии, по бесполезности их, мало-помалу и почти сами собой погасли. Впрочем, сама Екатерина очень хорошо понимала упадок их значения и вскоре приступила к постепенному упразднению коллегий. Император Павел хотел было восстановить их, но по общей системе государственного управления это было уже невозможно: в 1797 году явилась только тень их, и чтобы поддержать мнимое их существование, найдено было нужным приставить к каждой коллегии главного директора. Вместе с тем при Павле назначаются уже и министры; и хотя это делалось не систематически, как бы случайно, но единоличный характер высшего управления уже определился и необходимо было дать этому получившему перевес элементу правильные формы. В одном из собраний неофициального комитета Кочубей читал свою записку о министерствах; в ней между прочим упоминалось, что все преемники Петра чувствовали необходимость реформ, так как он не успел надлежащим образом организовать государственное управление; сама Екатерина имела уже намерение преобразовать его, и граф Панин представил ей план, в который входило устройство нескольких министерств. То же свидетельствовал и граф А.Р. Воронцов. Вообще в неофициальном комитете часто возобновлялся этот важный вопрос. Большое влияние на решение государя имел бывший его наставник Лагарп. Впоследствии граф Кочубей говорил, что мысль Александра при этом преобразовании главным образом состояла в том, чтобы дать всем частям управления связь, какой они прежде не имели, усилить действие правительства и поставить Россию в некоторое равенство с другими державами, сообразно с требованиями современного просвещения, причем имелись в виду особенно Австрия и Пруссия.

Иначе смотрело на эту реформу большинство людей старого поколения: обширный трактат Трощинского о превосходстве коллегиального порядка делопроизводства известен; в том же смысле отзывался об учреждении министерств и знаменитый своим государственным умом гр. Семен Ром. Воронцов. Уже в 1803 г. он называл новое управление жалким и советовал брату не ездить в комитеты, чтобы не поддерживать своим участием и авторитетом того, что заслуживает общего порицания. При том же мнении остался граф Семен Воронцов и впоследствии: в 1814 году, в письме к гр. Ростопчину, он резко осуждает бывших молодых сотрудников государя за поспешность их нововведений и «опытов над бедной Россией». «Один только сенат и установление коллегий, основанных Петром Великим, — говорит он, — могут поправить вред, который причинили и всегда будут причинять министры, работающие с государем с глазу на глаз и могущие вводить его в заблуждение намеренно или невольно, по неведению или будучи сами обмануты другими». По тем же соображениям и Державин сделался одним из самых строгих критиков того характера, какой приняло преобразование, хотя он при учреждении министерств и был поставлен во главу одного из них.

Замечательно, что в министры избраны были государем почти исключительно старые дельцы: гр. А.Р. Воронцов (государственный канцлер), Вязмитинов (министр военных и сухопутных сил), Мордвинов (морских сил), Васильев (финансов), Завадовский (просвещения), гр. Н.П. Румянцов (коммерции) и Державин (юстиции). Из молодых любимцев Александра один Кочубей получил министерство (внутренних дел); остальные должны были удовольствоваться званием товарищей министров: Строганов (при Кочубее), Чарторийский (при Воронцове), Новосильцев (позднее при мин. юстиции). Кроме того, товарищами министров назначены были: Гурьев (по финансам) и М.Н. Муравьев (по народи, просвещению). В назначении Державина нельзя не видеть самостоятельного проявления воли государя, вопреки большинству окружавших его лиц. Противниками Державина были не только молодые сотрудники Александра, но и многие из старых «служивцев», особенно граф Завадовский, Трощинский и гр. А.Р. Воронцов. Отношения к нему молодых сановников видны, наприм., из того, что когда в конце 1801 года после кн. Гагарина открылась вакансия директора банка, и государь в числе кандидатов назвал Державина, то члены неофициального комитета, отдавая справедливость уму Румянцева и Державина, признали их за людей путающих дела и отклонили этот выбор.

О своем назначении в министры сам Державин рассказывает следующее:

8-го сентября 1802 года, вечером, когда у него были гости, приехал к нему статс-секретарь Новосильцев с новым манифестом и, прочитав его, предложил от имени государя принять министерство юстиции. При этом Новосильцев сообщил, что сперва предполагалось дать ему министерство финансов, а Васильева сделать генерал-прокурором, но так как последний не пожелал принять это звание, то оно предоставляется Державину; Васильеву же вверены финансы. Державин решился принять возлагаемый на него доверием монарха высокий пост. В манифесте говорилось, между прочим, что пределы власти каждого министра будут впоследствии определены особыми инструкциями; что в случае, если какой-либо министр встретит по своей части неудобство или затруднение, он может войти о том с докладом к государю, сообщив его наперед прочим министрам на обсуждение; для этого учреждается комитет министров, рассматривающий кроме того «дела обыкновенные». Министры суть также члены совета и присутствуют в сенате, от которого они находятся в некоторой зависимости: через сенат они представляют государю ежегодные письменные отчеты, каждый по своей части; сенат рассматривает отчет в присутствии самого министра, в случае надобности требует от него каких-либо объяснений, сравнивает его показания с рапортами, прямо от мест сенату доставленными, и, наконец, подносит отчет государю вместе с мнением своим об управлении и состоянии дел каждого министерства.

Уже 10-го сентября было собрание комитета министров у графа Воронцова как старшего из них; оно, по словам Державина, было, так сказать, для пробы, каким образом комитету заниматься производством дел в личном присутствии государя.

Затем Державин, в своих записках, представляет в весьма непривлекательном свете ход новоучрежденного управления, жалуясь особенно на затруднительность отношений между комитетом министров и сенатом и на произвол, с которым министры начали, с утверждения государя, располагать миллионами, «тащить казну всякий по своему желанию», «заключать контракты сверх власти, им данной, на превосходные суммы без уважения сената»; «стали делать, что кому захотелось» и «потянули все дела ко вреду государства, а не к пользе».

Конечно, читая записки Державина, мы не должны забывать что так говорит лет через девять после невольного оставления своего поста экс-министр, недовольный правительством и отзывающийся не без ожесточения о своих бывших противниках. Но, устраняя некоторые лжеобвинения и преувеличения его, мы на основании многих других свидетельств должны согласиться, что хотя краски его картины, без сомнения, слишком густы, однако в основании ее много правды. Кроме произвола в действиях министров, легко представить себе неизбежную путаницу в производстве дел при переходе от старого порядка к новому, до переустройства прежних коллегий в департаменты и канцелярии, сообразно с новым распределением ведомств. Главную причину неправильности министерских распоряжений Державин видел в отсутствии инструкций, обещанных в манифесте.