Губернатор

К исполнению должности олонецкого губернатора Державин стал готовиться еще в Петербурге, собирая сведения о месте своей будущей службы. Источников информации было несколько: во-первых, в правительственных учреждениях находились различные отчеты, ответы на запросы, донесения и другие официальные бумаги, поступавшие туда из Олонецкой провинции (так назывался край до преобразования в губернию). Во-вторых, летом 1784 года в столице находился непосредственный начальник Державина Т.И. Тутолмин. Наконец, еще в начале 80-х годов из Петрозаводска в Петербург вернулся бывший главный управитель казенных заводов в Карелии А.С. Ярцов. Державин был с ним хорошо знаком, а Ярцов отлично знал олонецкий край, слыл человеком наблюдательным и умным и, несомненно, мог о многом рассказать.

Самая сложная и первостепенной важности задача, вставшая перед губернатором, — обеспечить вновь открываемые многочисленные присутственные места сколько-нибудь знающими дело чиновниками. Согласно принятому порядку, основная роль в губернских и уездных учреждениях была отдана дворянству. Но если для центральных губерний страны такое решение не вызывало трудностей, поскольку там имелись свои помещики и дворяне, то в Олонецкой губернии за счет местных дворянских «кадров» решить вопрос не представлялось возможным — их практически не было. Следовательно, нужно было привозить чиновников из Петербурга. Однако добровольно переезжать из столицы в Петрозаводск желающих не оказалось. Тогда чиновников стали направлять в служебном порядке, но губерния от этого мало выиграла — столичные учреждения использовали представившуюся возможность, чтобы избавиться от тех, в ком они не были заинтересованы, чаще всего от бездельников и пьяниц...

С хроническим недостатком грамотных чиновников и канцеляристов Державин сталкивался постоянно. Донесения на имя губернатора, наподобие того, что в Петрозаводском земском суде «должность секретаря никто не управляет, отчего предвидится в делах суда остановка» — не единичны. Так, в материалах Олонецкого губернского правления сохранилось донесение Державину председателя судебной палаты, в котором он сетует на невозможность «с желаемым успехом» вести дела, поскольку оформлением бумаг в канцелярской части занимаются «худо умеющие писать дети от 12 до 14 лет». Подобных «малолетов», как их тогда называли, приходилось привлекать для различных вспомогательных работ и в других присутственных местах.

Не спас положение и «вклад», который внес в обеспечение чиновниками вновь открывшихся губернских учреждений генерал-губернатор Тутолмин. Он привез в Петрозаводск множество своих близких и дальних родственников, назначив их на различные чиновничьи должности, — Тутолмины служили в губернском правлении, верхнем земском суде, казенной палате... (В дальнейшем, когда возник конфликт Державина с наместником, это обернулось для него немалыми трудностями.) Однако и тутолминские родственники не смогли заполнить все вакантные места.

Озабоченный проблемой чиновников, Державин еще в Петербурге сам стал подыскивать себе будущих сотрудников. Имена некоторых нам известны. Вместе с новым губернатором в Петрозаводск приехали три молодых человека, недавние студенты, только начинавшие свою служебную карьеру, — Н.Ф. Эмин, А.М. Грибовский и Ф.Г. Поспелов. Все трое были причастны к литературе — писали стихи, занимались литературными переводами. Можно предположить, что это и привлекло к ним внимание Державина.

Эмин и Грибовский были в дальнейшем особенно тесно связаны с Державиным, выполняли ряд его поручений, сопровождали его в поездке по губернии летом 1785 года. Служебный опыт, приобретенный в Петрозаводске, впоследствии пошел им на пользу: Николай Эмин (сын известного в то время писателя и журналиста Федора Эмина) стал позднее гражданским губернатором Выборгской губернии и не порывал с литературой, хотя и не достиг уровня своего отца. А.М. Грибовский после отъезда из Карелии служил при Потемкине, затем стал статс-секретарем Екатерины II.

Позаботился Державин в Петербурге и об «интерьере» присутственных мест нового губернского центра, поскольку в них не было даже столов и стульев. Закупив на собственные средства мебель (чтобы собрать нужную сумму денег, ему пришлось заложить некоторые драгоценности жены и даже табакерку, подаренную императрицей за «Фелицу»), он отправил все это водным путем в Петрозаводск. Вслед за мебелью была отправлена библиотека, насчитывавшая около трех тысяч томов. Значительную часть книг он выписал у знаменитого русского просветителя и издателя лучших сатирических журналов XVIII века Н.И. Новикова. Эта библиотека стала первой крупной частной библиотекой в Петрозаводске¹.

Г.Р. Державин приехал в Петрозаводск, вероятно, в середине сентября 1784 года. Сохранился его рапорт генерал-губернатору Тутолмину, датированный 24 сентября, причем, судя по содержанию документа, в котором речь идет о рекрутских наборах, вряд ли он был написан сразу же после приезда.

Дом, в котором разместился губернатор, находился в начале главной улицы города, связывавшей единственную тогда площадь (Круглую, ныне площадь В.И. Ленина), с пристанью на побережье Онежского озера. Улица называлась Английской (позднее Нагорной линией, затем Мариинской, ныне проспект К. Маркса²).

На площади находились шесть отдельных зданий и два флигеля. Все это было построено в 1775 году, одновременно со строительством Александровского завода, для Олонецкого горного правления. После образования Олонецкой губернии здесь разместились резиденция губернатора и присутственные места.

Первое время после приезда Державина в Петрозаводск в ряду прочих дел значительное место заняла подготовка к торжествам по поводу «открытия» Олонецкой губернии. Они начались 9 декабря и продолжались целую неделю. Заключительным актом празднества явилось открытие «с подобающим сему случаю обрядом» присутственных мест, о чем в сенат был отправлен соответствующий рапорт за подписью губернатора. После завершения торжеств в Петрозаводске аналогичные «обряды» прошли во всех уездных центрах. Правда, здесь обошлись без пушечной пальбы, как в губернском центре, — население извещалось о начале действия новой администрации только колокольным звоном.

Исполнение своих губернаторских обязанностей Державин с самого начала осуществлял в двух основных направлениях.

Первое было связано с огромным количеством дел и вопросов, относящихся к непосредственному управлению губернией. В державинских архивах, среди материалов Олонецкого наместнического правления и приказа общественного призрения хранятся сотни документов за подписью «Гаврила Державин», свидетельствующие о разнообразии проблем, с которыми ему приходилось сталкиваться. Это вопросы городского строительства в Петрозаводске, в частности постройки «кварталов для мастеровых», открытие больницы и аптеки, создание народного училища, сбор материалов, относящихся к истории и экономике края, волнения государственных крестьян в связи с переделом земель, проведение рекрутских наборов, рассмотрение бесконечных жалоб и многое-многое другое, вплоть до принятия мер против истребления населением утиных яиц. Часто к одним и тем же вопросам приходилось возвращаться по нескольку раз — губернская административная машина не отличалась разворотливостью.

Второе направление было косвенно связано с первым, но для Державина имело и самостоятельное значение. Сразу же после приезда в Петрозаводск он начал проводить в жизнь свою давнюю мечту о наведении порядка в государственных учреждениях, особенно в местном управлении. Как уже отмечалось, с его точки зрения это зависело исключительно от добросовестного отношения чиновников к делу и неукоснительного соблюдения законодательства.

Уездные капитаны-исправники получили губернаторское уведомление о том, что они должны быть на месте службы «безотлучно». Для того чтобы приехать в Петрозаводск, им следовало предварительно объяснить «крайнюю необходимость» такой поездки и получить на нее личное разрешение губернатора.

Уже через месяц после открытия губернии все подведомственные учреждения были поставлены в известность о том, что каждый чиновник или иное лицо, находящееся на государственной службе и виновное в нарушении законов, будет наказано «по мере важности его упущений лишением места или чина». Почти одновременно Державин показал, что это не пустая угроза, причем начал он ее реализовывать с наиболее влиятельных должностных лиц.

Одним из первых был отдан под суд каргопольский городничий, который «преступил» свою должность. Петрозаводского бургомистра Коротаева «за его дерзостную проступку и ложное начальнику донесение» (по жалобе купца Мартьянова) Державин приказал оштрафовать («наложить по законам пеню»). Но этим Коротаев не отделался. Магистратский стряпчий каждый субботний вечер на протяжении шести месяцев должен был читать ему законы «и толковать оные, дабы поучение сие могло ему послужить на будущее время в спасительное средство избежать вящего наказания за преступление законов и угнетение челобитчиков». Об этой мере Державин приказал известить всех чиновников во всех присутственных местах Олонецкой губернии, «дабы они ничего никогда не доносили несправедливо».

Столоначальник Харлицкий был уличен в том, что «непрестанно упражняется в пьянстве несмотря на многие сделанные ему выговоры». Губернатор приказал «к удобнейшему воздержанию от пьянства его (Харлицкого. — Е.Э.) никуда без особого повеления, доколе не исправится, не выпускать, а буде случится какая необходимая нужда... отпускать за присмотром караульного».

Секретаря верхнего земского суда, который «не токмо не исполнял приказаний, но чинил в том ослушание и упрямство», было приказано держать месяц на хлебе и воде «с тем, чтобы днем исполнял дела ему порученные.., а с ночи сидел на гауптвахте». На Повенецкого казначея Скоромыслова «за разные предосудительные его поступки» (в частности за появление на службе в нетрезвом виде) была наложена «пеня».

Когда землемер Сучкин принес губернатору жалобу на то, что его несправедливо задержали да еще и избили в полиции, Державин затребовал объяснение. Убедившись в том, что жалоба обоснованна, он предложил наместническому правлению принять специальное постановление о примерном наказании полицейского сержанта Любимова. Мотивировка была такая: «За то, чтобы кто в каком состоянии приведен в полицию не был, его ни под каким видом бить ничем не дерзали, ибо сие не будет уже поступок отправляющих должность, а самовольных драчунов и буянов, каковых наказывать должно».

Секретарь наместнического правления Дьяконов был замечен «в поползновении ко взяткам» (он взял 22 рубля у крестьянина Евстратова за передачу губернатору адресованной ему жалобы, но потом деньги вернул). Державин приказал и Дьяконова и Евстратова «отослать к исследованию и поступлению по законам в уголовную палату». Привлекались к ответственности целые учреждения. Так Петрозаводская, Олонецкая и Вытегорская нижние расправы были оштрафованы «за неприсылку» своевременно отчетов в губернское правление.

Подобных примеров можно привести немало, причем Державин не только предавал огласке каждый случай привлечения к ответственности за нарушения по службе, но подчеркивал, что будет контролировать поведение виновных и дальше. Так, в связи с делом Харлицкого и нескольких других чиновников, замеченных в «малой прилежности и нерадении», Державин предупредил, что если они не исправятся «и не будут каждый в своих должностях рачительными, прилежными и осмотрительными, то за всякую вину будут наказаны вычетом жалования, а затем уже вовсе отбросятся от своих мест с достойными поведения их худыми аттестатами». С другой стороны, тем, кто «порядочно должность свою служит», губернатор объявлял свое «удовольствие».

В одном из цитированных выше документов (по поводу петрозаводского бургомистра Коротаева) есть любопытные, явно выбивающиеся из официального текста слова, написанные, конечно, под диктовку Державина:

«А дабы и мне, яко управляющему губернией, заслужить от всех чинов твердое надеяние, что донесения их, хотя были бы они прямо показаниям моим противоречущие и изобличающие против Высочайших законов и истины мои какие-либо поступки, то не токмо господа прокуроры..., но и всякий проситель придти ко мне во всякое время может и сказать бесстрашно мои ошибки, что ежели справедливо, то не только со снисхождением и благодарностью принят будет, но елико возможно исправлено, а чего уже исправить нельзя... не устыжусь я принести извинения... и впредь исправлюсь».

Дом в Петрозаводске (первый слева), в котором жил Г.Р. Державин. Фото 1920—1930-х годов

Мы не знаем, имели ли место случаи, когда Державину действительно приходилось бы «приносить извинения». Таких свидетельств нет, да и вообще особая приверженность к «самокритике» за ним, кажется, не значилась. Но, с другой стороны, нет ни одного доказательства того, что он сам когда-либо нарушал провозглашаемые им принципы. Это следует подчеркнуть еще и потому, что в дореволюционной державинской литературе существует совершенно несправедливая точка зрения (она принадлежит С.А. Приклонскому, псевдоним — «Лонский»), согласно которой олонецкий губернатор «самодурствовал», «занимался рукоприкладством», сам нарушал законы и т. д.

Истоки этой «концепции» — в тех слухах, которые распускались недругами Державина, а их было немало и в столице и, особенно, в Петрозаводске, где хватало чиновников, испытавших на себе губернаторский гнев за недобросовестное отношение к делу.

Непосредственным источником для Приклонского послужила история, когда советник наместнического правления Соколов якобы публично заявлял, что губернатор «его бил и толкал». Однако и в случае, на который ссылается Приклонский, есть документы, ставящие всю эту версию под сильное сомнение. Дело в том, что когда разговоры Соколова дошли до Державина, он настоял на медицинской экспертизе, акт которой сохранился в архиве. Поскольку проводивший экспертизу штаб-лекарь Ратч показал, что «никаких следов побоев на Соколове не обнаружено», да и сам «потерпевший» от своих заявлений отказался, дело было прекращено. В документах наместнического правления в этой связи записано предложение Державина, что в случае, если он, губернатор, совершит «какой неприличный его характеру и власти поступок, как-то: побои, брань, незаконное притязание, домогательство, укоризну и насмешку, то вносили бы на него письменные жалобы с доказательствами куда следует».

Кстати сказать, подобного рода обвинения Державина широко распространялись и «обиженными» чиновниками во время его губернаторства в Тамбове, где он последовательно продолжал ту же практику наказания взяточников и бездельников. Он тогда даже угодил под суд, но был полностью оправдан.

Вся деятельность Державина в качестве правителя Олонецкого наместничества, в том числе и его попытки навести порядок в деятельности местных чиновников, крайне осложнялась взаимоотношениями с генерал-губернатором Тутолминым: вначале неприязненные, они вскоре переросли в открыто враждебные, сопровождавшиеся обоюдными жалобами и обвинениями.

Если обратиться к державинским автобиографическим «Запискам», в частности к той их главе, которая повествует об олонецком периоде в жизни поэта, то может сложиться впечатление, что для Державина этот вопрос был едва ли не самым главным. Большое значение придавал конфликту двух наместников и биограф Державина академик Я.К. Грот. В Центральном государственном архиве Карельской АССР сохранилась его собственноручная записка, написанная перед отъездом из Петрозаводска, где он собирал материалы по биографии поэта, и содержащая просьбу сделать для него выписки из дел, «могущие способствовать к разъяснению характера отношений Державина и Тутолмина».

Очевидно, это наложило отпечаток на биографические работы о Державине: практически все, что в них говорится о пребывании поэта в Петрозаводске, сводится к теме «Державин — Тутолмин». Несомненно, конфликт с Тутолминым сыграл немалую роль и в конечном итоге именно он привел к отъезду Державина из Карелии. Но было бы неправомерно заслонять им всю деятельность первого олонецкого губернатора.

Уже самый приезд его в Петрозаводск Тутолмин встретил настороженно — наслышанный о строптивом характере Державина, он опасался, что его единовластие в крае будет поколеблено.

Вскоре после торжественного открытия новой губернии Тутолмин вручил Державину для руководства ведением дел написанный им «Новый канцелярский обряд». В своих «Записках» Державин приводит этот документ в качестве аргумента, характеризующего «сумасбродство» генерал-губернатора.

Между тем «Канцелярский обряд» сам по себе не был ни сумасбродным, ни бестолковым и представлял собой отнюдь не худшее произведение Тутолмина. Но Державин сразу понял истинную цель Тутолмина — ограничить свободу действий олонецкого наместника, более того, полностью подчинить его и подведомственные ему учреждения генерал-губернатору. Он тут же написал протест, в котором заявил, что отказывается выполнять «Канцелярский обряд», мотивируя это тем, что, во-первых, Тутолмин не имел права издавать подобный документ, поскольку это не входит в его компетенцию, и, следовательно, нарушил закон, а во-вторых, несообразностью некоторых положений «обряда».

Некоторое время спустя Тутолмин предпринял ревизию присутственных мест, подчиненных олонецкому губернатору. В ходе ревизии выяснилось, что «Канцелярский обряд» не выполняется. Тутолмин выразил свое «неудовольствие» деятельностью губернатора и, решив сразу же поставить его на место, отправился в Петербург, чтобы принести императрице жалобу на правителя наместничества.

Так разгорелся конфликт, изобиловавший потом многими перипетиями, причем «нападающей» стороной был, как правило, Державин.

После отъезда Тутолмина в Петербург Державин решил нанести ответный удар. Он, в свою очередь, подверг ревизии те учреждения в Петрозаводске, которые подчинялись непосредственно генерал-губернатору, и без особого труда обнаружил в них «великое неустройство» и всякого рода отступления от законов. Правительственные указы переписывались с большими пропусками, «не только в журналах и в настольной реестре по большому числу дел об исполнении оных нет надлежащих отметок, некоторые дела продолжаются без всякого исполнения» и т. п. Все свои замечания Державин заносил в журналы соответствующих присутственных мест. Вот характерный пример одной из таких записей в журнале верхнего земского суда:

«Сего числа его превосходительство господин правитель Олонецкой губернии Гаврила Романович Державин в присутствии сего суда изволил спросить о господах присутствующих и о председателях Николае Ивановиче Тутолмине и Александре Михайловиче Зыкове».

Выяснилось, что они отпущены генерал-губернатором Тутолминым, однако «без всякого письменного вида и в журнале об отлучке их в суде записи не было, а господа председатели приказали писать как себя, так и заседателей наличными».

По всем выявленным фактам нарушений Державин отправил два донесения — в сенат и Екатерине II.

Надо отметить, что в подавляющем большинстве случаев нападки Державина на Тутолмина были совершенно обоснованными. Так, генерал-губернатор, заслуживший в бытность свою в Екатеринославе одобрение императрицы за организацию в подведомственном ему крае лесопосадок, решил перенести этот опыт в Карелию. По этому поводу Державин писал: «...A как по местному положению известно, что Олонецкая губерния наполнена непроходимыми тундрами и лесами, то в таком разводе лесов никакой нужды не настало и едва ли и впредь о том пещись доведется надобность».

Попытка Тутолмина добиться смещения Державина в Петербурге поддержки не получила, и генерал-губернатор вернулся в Петрозаводск, не добившись цели, но и не отказавшись от нее.

Следующим актом «полемики» оказалось так называемое «дело о медведе», широко представленное не только в державинских «Записках», но и в архивных материалах. Анекдотичное по своей сути, оно тем не менее дало возможность Тутолмину взять известный «реванш» у строптивого олонецкого губернатора.

Суть дела состояла в том, что заседатель приказа общественного призрения Молчин привел в помещение земского суда ручного медвежонка, принадлежавшего асессору Аверину. (В показаниях Молчина позднее было сказано, что «медвежонок был весьма ручен и за всяким ходил, кто его приласкивал».) Что произошло дальше, доподлинно не известно, так как в различных объяснениях, которые потом писали участники и свидетели этой «истории», много противоречий. Заседатели суда утверждали, что Молчин якобы сказал им, что привел нового заседателя Михайлу Ивановича Медведева, посадил медвежонка на место председателя суда, вымазал ему лапу чернилами и прикладывал ее к бумагам, как бы «подписывая» их. Когда медвежонка пытались выпроводить из здания суда, Молчин, по словам тех же заседателей, кричал: «Не трогайте, медвежонок губернаторский!». Сам Молчин эту словесную полемику отрицал. Так или иначе, но медвежонка из помещения суда выдворили.

Однако все происшедшее получило совершенно неожиданный оборот. Через месяц в Петрозаводск вернулся из Петербурга председатель земского суда Н.И. Тутолмин, двоюродный брат генерал-губернатора. Узнав, что в его отсутствие Державин обследовал суд и отметил в журнале, что отлучившийся председатель приказал «писать себя наличным», Н.И. Тутолмин решил в отместку и во избежание возможных неприятностей отвести от себя угрозу. Он направил рапорт Т.И. Тутолмину по поводу «оскорбления присутственного места» непосредственным подчиненным олонецкого губернатора (напомним, что Молчин служил в приказе общественного призрения, где председательствовал Державин) и требовал привлечения Молчина к ответственности. Генерал-губернатор незамедлительно дал «делу» ход и отправил рапорт в сенат, где он попал в конечном итоге к тому самому генерал-прокурору Вяземскому, из-за конфликта с которым Державин был из сената уволен. Вяземский затребовал у Державина объяснение, тем более что заседатели земского суда в ответ на запрос из сената стали уснащать свои показания все новыми деталями, настойчиво подчеркивая, в частности, что медвежонок принадлежал губернатору...

Несмотря на уверения Державина, что он уже сделал Молчину замечание «за неуместную шутку», а главное, что «скот и всякое другое безумное животное не в состоянии само по себе, если бы оно и очутилось каким бы то случаем в присутственном месте, сделать оному неуважение или пренебрежение», его объяснения не были приняты во внимание. Державин пытался убедить Тутолмина, что все это «недельное дело», что не надо «отбирать по сему странному случаю ответов и не наполнять пустыми бумагами архивы», а просто сделать выговоры заседателям — ничто не помогало. «Недельное дело» затягивалось, уже уехал из Петрозаводска на другую службу Молчин, а запросы сената все продолжали поступать. И только после того, как сам Державин покинул Карелию и стал губернаторствовать в Тамбове, дело потеряло для братьев Тутолминых всякий смысл и постепенно заглохло. Это подтверждает правоту Молчина, который в своих показаниях прямо утверждал, что вся эта история была раздута председателем суда Тутолминым «не для какой иной причины, как только для того, чтобы привязать имя губернатора...».

Вся эта нелепая «медвежья история» в известной мере характеризует ту обстановку, которая сложилась в чиновных кругах губернского центра в результате постоянных конфликтов между наместниками, когда одни чиновники поддерживали Тутолмина, другие — Державина.

Судя по письмам, которые писал из Петрозаводска Державин находившимся в Петербурге друзьям, а также по другим материалам, с самых первых месяцев своей деятельности особенной его заботой была необходимость ускорить в городе строительство. Речь шла прежде всего о новых жилых домах и о больнице.

Здания на Круглой площади в Петрозаводске

По распоряжению Державина Н. Эмин составил ведомость о состоянии имеющихся в Петрозаводске домов. Выяснилось, что многие из них находятся в жалком состоянии («требуют отстроения»), особенно те, где жили заводские мастеровые. Не хватало жилья для чиновников, а новое строительство шло очень медленно. Державин подготовил смету на постройку новых жилых домов и помещений для присутственных мест и направил ее Тутолмину. Однако рассмотрение сметы и плана строительства затянулось (генерал-губернатор неоднократно именно таким образом выражал свое пренебрежение к Державину), и решение так и не было принято.

Более удачными были заботы губернатора об открытии в Петрозаводске больницы.

Подготовка к строительству помещения для больницы началась еще в конце 1784 года. 21 января 1785 года приказ общественного призрения, на который возлагались все дела, связанные со здравоохранением, образованием и т. п., принял постановление, согласно которому в губернском городе Петрозаводске «надлежит построить больницу по представленному от его превосходительства господина правителя наместничества плану со сметою чего все строение будет стоить». Одновременно петрозаводский комендант Судницын получил приказ от губернатора о найме рабочих на постройку больницы.

Дело двигалось на удивление быстро. Уже к концу мая здание было в основном выстроено. Очевидно, сказалось неустанное внимание к строительству со стороны самого губернатора — председателя приказа общественного призрения, который стремился открыть больницу в день восшествия на престол Екатерины II, ежегодно отмечавшийся как государственный праздник.

В июне «деревянная на время учрежденная больница со всеми к ней принадлежностями» была принята в ведомство приказа общественного призрения. Она разместилась в «двух деревянных флигелях по десяти комнат в каждом». Державин собственноручно написал «больничный устав», 19 параграфов которого определяли количество больных, распределение обязанностей больничного персонала и т. д. Отмечалось, что больница построена в основном для «неимущих бедных». Из 30 больных 25 должны были содержаться «без заплаты» (т. е. бесплатно), а пять человек — «с заплатою, со всеми нужными вещами». Державиным был написан даже текст речи, которую произнес при открытии больницы 28 июня местный протоиерей. Очевидно, протоиерей сам не был способен к подобающему в данном случае высокому слогу (в «Записках» поэта указывается, что речь пришлось писать ему самому «за неимением ученых духовных»). Наконец, было издано и специальное оповещение, подготовленное приказом общественного призрения, в котором горожане извещались об этом важном событии в жизни Петрозаводска. Любопытно, что в этом оповещении Державин еще раз подчеркнул, на кого в первую очередь рассчитана больница: «в здешнем губернском городе бедным и неимущим достатка больным... чтобы они... являлись для пользования в реченную больницу, где и прииманы будут без всякого препятствия господином главным надзирателем больницы».

Державин и в дальнейшем не забывал о больнице. В октябре 1785 года, незадолго до своего окончательного отъезда из Карелии, он устроил ей «осмотр». Выяснилось, что там много «неисправностей» — рассохлись переплеты окон, «в покоях бывает духота», пропала часть суконных одеял и пр. Губернатор приказал немедля затребовать объяснения у тех, под чьим «смотрением» шло строительство, «по каким причинам при строении больницы оказались помянутые неисправности неусмотренными» и наказать виновных. В преддверии наступающей зимы управляющий Александровским заводом получил распоряжение губернатора «Об отправлении за разные вины из Александровского завода в больницу каждый день по три человека работников для топления в оной печей, уборки нечистот и прочих потребных услуг».

В связи с устройством больницы возникла в Петрозаводске и первая аптека. Ее организовал местный штаб-лекарь Ратч. Приказ общественного призрения должен был выделить для аптеки помещение, обеспечить дрова «для варения лекарств и согревания покоев», определить в помощь лекарю несколько мальчиков, которых он должен был учить своему ремеслу. Условием для открытия аптеки было — четвертую часть доходов из прибыли «обращать для неимущих бедных».

Так в середине 80-х годов XVIII века был сделан значительный шаг в становлении профессионального медицинского обслуживания населения Петрозаводска, и этот шаг мы с полным основанием связываем с именем Г.Р. Державина.

Менее удачными были попытки Державина открыть в Петрозаводске народное училище.

Вопрос об открытии здесь «градской школы» возник в конце 70-х годов. Предполагалось, что контингент учащихся составят дети купцов и мещан, поскольку купцы многих районов страны жаловались, что терпят убытки, потому что «грамоты не умеют». Однако немногочисленные петрозаводские купцы заявили, что детей своих будут обучать дома и в школу их не пошлют. Тогда было принято решение: «Обучение и купеческих и мещанских детей предоставить на волю отцам в домах их, но только с тем, чтобы эти дети по прошествии каждой трети года были представлены к свидетельству об успехах их в обучении в присутствии городничего, головы и магистратских чинов через особого экзаменатора».

Детали последующих событий не вполне ясны: то ли купцы вообще решили не учить детей, то ли экзамены не дали желаемых результатов, то ли по каким-то другим причинам, но некое подобие городской школы на 20 учащихся было создано в Петрозаводске еще до приезда Державина. Однако такое положение дел нового губернатора не удовлетворило. Он решил организовать в губернском городе народное училище по образцу училищ, появившихся к тому времени в Петербурге.

В начале мая 1785 года Державин отдал распоряжение городничему подготовить помещение, а уже в конце июня, когда помещение было найдено, писал коменданту Петрозаводска Михайлову:

«По получении сего, имеете, ваше благородие, отобрав здешнего города от обывателей, как купцов и мещан, так и других разночинцев нижнего состояния людей сведения и уведомить меня, кто между ними желает детей своих отдать для учения в народное училище, которое в скором времени будет открыто, кроме тех, кои обучаются ныне в градской школе. Не в состоянии ли они будут платить какую-либо малейшую сумму за обучение российской грамоте читать и писать, арифметике и катехизису. Так же, хотя и имеется в приказе общественного призрения ведомость о детях, обучающихся ныне в градской школе, однако и об этом имеете вы мне представить обстоятельную ведомость».

Одновременно Державин обратился в Петербург с просьбой помочь обеспечить новое училище необходимыми пособиями и даже послал в столицу специального нарочного. В середине июля Державин отправился в поездку по губернии, а когда 12 сентября вернулся в Петрозаводск, оказалось, что не только народное училище не было открыто, но даже градская школа прекратила свое существование. Об этом свидетельствует слушание в приказе общественного призрения уведомления городского сиротского суда, что «в учении в градской школе купеческих и мещанских детей не имелось в июле месяце, потому что бывый учитель Николай Попов помре и на место его другого учителя старостой не найдено». Приказ общественного призрения предложил городскому магистрату найти учителя «по крайней мере только для обучения российской грамоте» и одновременно отправить нарочного в Петербург «для получения нужных сведений, как содержать школы».

Дальнейшие заботы Державина об училище прервал его отъезд из Карелии в конце октября 1785 года. Но то, что было им сделано, не пропало даром. На следующий год народное училище в Петрозаводске все же было открыто.

Державин хотел создать в городе и школу «городовой музыки» и с этой целью отправил в Петербург музыканта-любителя Аверьянова для закупки инструментов и струн «для городовой здешней музыки». Предполагалось расширить и имевшийся в городе струнный оркестр, в котором было 11 человек. К сожалению, более подробные сведения о том, чем кончилась эта попытка, не сохранились.

Особое место при подведении итогов пребывания Г.Р. Державина в Карелии должен занять его вклад в изучение прошлого и настоящего края. С полным основанием мы можем считать, что он рассматривал эту сторону своей деятельности не просто как должностную обязанность, но с несомненной личной заинтересованностью, в русле своего понимания служения Отчизне.

Если собрать все державинские «краеведческие» материалы воедино, получится весьма обширный том. В него вошли бы собранные им описания городов Карелии (Петрозаводска, Олонца, Повенца), статистические описания селений, многочисленные «ведомости», «табели» и таблицы по самым разным вопросам, относящимся к промышленности, сельскому хозяйству, промыслам и т. д. Вошли бы сюда и ответы на анкету Академии наук, состоявшую из 35 пунктов, и составленное Н.Ф. Эмином по поручению Державина описание пограничных северо-западных районов края, и ряд документов, «относящихся к сведениям по Олонецкой губернии и дел в ней в прошлом произведенных», и, наконец, путевой дневник («Поденная записка»), составленный во время летней поездки по Карелии в 1785 году.

Для того чтобы по достоинству оценить роль Державина в истории изучения Карелии, следует иметь в виду, что край этот относился к числу мало исследованных, или, как тогда говорили, «незнаемых» районов европейской части России. Правда, еще в первой половине XVIII века было предпринято несколько экспедиций для изыскания здесь возможностей промышленного строительства. Результатом одной из них — ее возглавили горный мастер Блюэр и дозорщик Патрушев — было строительство завода в устье реки Лососинки. В конце 20-х годов геодезист Аким Клешнин составил первую карту Олонецкого уезда на основе проведенной им инструментальной съемки. Карта отличалась значительной для своего времени полнотой и точностью, о чем свидетельствует свыше 800 названий населенных пунктов, различных предприятий, озер, рек.

Исследования Карелии активизировались во второй половине XVIII века. В 1772 году в карельском Поморье побывала экспедиция академика И.И. Лепехина. Две поездки совершил в Карелию академик Э. Лаксман: первую, в 1769 году, — в Олонецкий уезд, вторую, в 1779 году — в центральную и северную Карелию. Лаксману удалось сделать немало — он подробно описал природные условия и состояние сельского хозяйства западной Карелии, опубликовав в «Трудах Вольного экономического общества» обширные «Экономические ответы, касающиеся хлебопашества в лежащих около Свири и южной части Олонца местах». По итогам второй поездки ученый в течение почти полугода изучал геологическое строение некоторых районов края, составил содержащий 419 названий «Каталог руд и минералов», собранных им во время поездки. Все это было очень важно, но все же не давало ответа на вопрос о состоянии природных богатств и возможных перспективах развития этого обширного района Российской империи. Одним из главных факторов, сдерживавших изучение края, было устрашающее бездорожье. В одном из рапортов в Академию наук Лаксман писал, что здесь «нет почти ни одной дороги... чрез которые без опасности не только верхом проехать, но и пройти никак не можно».

То, что Державин сразу после приезда в Петрозаводск активно включился в изучение края, было обусловлено не только его стремлением получить возможно более полные и разносторонние сведения о губернии, но и тем, что географический департамент Академии наук разослал по всей стране специализированные анкеты, имевшие целью сбор сведений для «географического описания Российского государства». Подготовку ответов на вопросы анкеты сенат вменил в обязанность губернской администрации.

Анкеты Академии наук затронули, естественно, и Карелию. В 1784 году, незадолго до приезда в Петрозаводск нового губернатора, сюда были присланы «Топографические запросы», состоявшие из 35 пунктов. Предусматривалось, что ответы должны охватить всю территорию губернии.

Вопросы были самые разнообразные. Они включали и историю города («что о нем по местным летописцам известно»), и подробное описание его расположения («на какой реке или озере построен, на каком берегу, на островах или на обоих берегах, на ровном или низменном месте»). Требовалось сообщить «о всех градских строениях», о «промыслах и ремеслах обывателей». Большая группа вопросов касалась географии края — рек, озер, лесов, гор. Ряд вопросов был связан с состоянием сельского хозяйства и торговли. Наконец, последняя группа вопросов касалась этнографических сведений: об обычаях, быте и нравах населения.

Вся анкета отличалась сугубо практической направленностью. Если речь шла о реках и озерах, то следовало указать, судоходны ли они, какие есть пристани и какие товары на них сгружаются, есть ли в водоемах рыба, когда и какими снастями ее ловят. Отвечая на вопросы о промышленности, надо было сообщить, каким сырьем, местным или привозным, пользуются заводы. Столь же конкретными были вопросы по сельскому хозяйству. Ответы на них должны были включать сведения, «где и что лучше растет», какими сельскохозяйственными орудиями пользуются жители. Вместе с тем анкета предусматривала и такие вопросы, как «нет ли отменных лекарственных вод», «нет ли в известное время приключающихся болезней, как в рассуждении людей, так и в рассуждении скота и какие средства в болезнях жители употребляют», «не бывает ли какого вреда жителям от гадов» и т. д.

Протокол собрания приказа общественного призрения за подписью Г.Р. Державина об открытии первой казенной больницы в Петрозаводске

Ознакомившись с «Топографическими вопросами», Державин сам занялся подготовкой материалов для ответов на них. На полях одного из экземпляров анкеты сохранились его собственноручные пометки с указанием, откуда взять те или иные сведения. Среди пометок часто встречаются и такие, как «дам знать» или «доставлено будет от меня».

На последнем листе анкеты рукою Державина сделана следующая приписка: «Объявить господину профессору, что ежели он скоро уедет в Петербург, так что оных всех сведений до отъезду его сообщить не можно будет, то по получению оных я лично от себя оные в беспродолжение времени ему в Петербург доставить не оставлю». Приезжим «господином профессором» был, очевидно, академик Н.Я. Озерецковский, побывавший летом 1785 года в Петрозаводске.

Сбор материалов шел разными путями. Так, в феврале 1785 года во все уездные города губернии Державин направил письменные запросы об озерах, речках и впадающих в них ручьях, о промерах судоходных рек, а также о сведениях, относящихся к истории и этнографии. Ответы на запросы должна была обеспечить местная администрация. Судя по присланным из уездов материалам, она не всегда оказывалась в состоянии выполнить губернаторское задание, особенно в части исторического прошлого — ссылки на «отсутствие сведений» встречаются довольно часто. Лучше справлялись местные исправники и секретари земских судов, на которых возлагалась ответственность за сбор сведений, с различными «ведомостями», «табелями» и прочими статистическими материалами, хотя и их достоверность иногда сомнительна. Более эффективными оказались служебные поездки петрозаводских чиновников, которым Державин и поручал помимо прямых дел в городах и селениях, куда они выезжали, «получить от общения с тамошними градскими жителями или поселянами... нужные для топографического описания сведения. А притом, ежели от кого что узнаете или сами заметите касательно до исторического известия о происхождении того края, народов, о древних приключениях, об обычаях и нравах, или любопытные какие и справедливые повести или редкости во всех царствах природы, то все не оставьте любопытством вашим собрать и доставить ко мне при возвращении вашем в губернский город Петрозаводск». Чиновники были снабжены специальным «ордером», который обязывал все местные учреждения оказывать им в сборе сведений «всяческое содействие». Пожалуй, самой плодотворной в этом отношении явилась поездка одного из наиболее близких к Державину людей экзекутора Николая Эмина.

Русское правительство уже давно было обеспокоено тем, что через северную границу страны из Швеции товары провозились «с утайкой пошлин». Объяснялось это просто: само понятие границы было достаточно условным, пограничных таможен не существовало и никаких доходов казна фактически не получала. Поэтому новому олонецкому губернатору в ряду прочих дел было вменено в обязанность принять срочные меры для пресечения подобных нарушений.

Уже в декабре 1784 года Державин подписал распоряжение о направлении к границе «с королевством шведским» секунд-майора Скорнякова и Повенецкого уездного землемера Башмакова на предмет составления точного плана границы «по инструменту» и определения мест, «где быть таможне и заставе». В состав этой экспедиции был включен и Эмин. В подробнейшей инструкции, врученной Скорнякову и подписанной самим губернатором, значился специальный пункт, который гласил:

«При отправлении вышеназванных нарочных для снятия и отписания границы придать им любопытного и к историческим познаниям способности имеющего человека, к чему признается достаточным экзекутор Николай Эмин».

Сохранилась и инструкция самому Эмину, в которой Державин четко определял его задачи. Эмину предписывалось «сделать не только историческое и топографическое описание того края и жительствующих в нем народов, но чтоб он вносил в свои записи все, что только жителями тех мест объявлено будет касательно истории и тамошних обитателей... Обстоятельно описать настоящее жителей той страны состояние, образ жизни, нравы, обычаи, исповедание веры, язык, промыслы, хозяйство, садоводство, земледельство и все народные избытки и недостатки равномерно же. Стараться всячески проникнуть и разведать древнее их народов происшествие, переселение и случай начального их поселения с объяснением всех в последующие времена случившихся приключений и знаменитых перемен».

На поездку была выделена немалая по тем временам сумма — 250 рублей.

9 января Скорняков и Эмин выехали из Петрозаводска, в Повенце к ним присоединился Башмаков, и через Сумский острог, Кемь, Реболы экспедиция двинулась к месту назначения. Там она пробыла более двух месяцев и в начале апреля вернулась в губернскую столицу.

Скорняков отчитался о поездке планом шведской границы и запиской по поводу возможного размещения застав и таможен, а Эмин представил Державину «Краткое описание образа жизни и свойств живущих в смежности с карелами шведских лапландцев». «Шведской Лапландией» называлась тогда северо-восточная Финляндия. Описание это до сих пор не опубликовано и находится в архиве Державина в рукописном отделе Публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде (том XXI «Топографическое описание Олонецкой губернии и прочие сведения»).

Эмин более или менее подробно описал флору и фауну края, состояние земледелия и скотоводства, современный быт и обычаи населения, отметив значительную общность способов ведения хозяйства и организации быта населения «Шведской Лапландии» с живущими в смежности карелами. Что же касается языка, то Эмин пришел к выводу, что, «кроме некоторых названий и отличий в произношении, он совершенно сходствует с карельским».

Хуже обстояло дело с историческими сведениями. Как сказано в рапорте Эмина, «...в рассуждении исторических истин по неимению древних рукописей и по невежеству народа описать оные было невозможно».

Наконец, ряд интересных и важных наблюдений был сделан самим Державиным во время его путешествия по Карелии, о котором подробно пойдет речь ниже.

С какой целью собирал Державин все эти материалы?

Можно предположить, что он собирался составить в конечном итоге описание Олонецкой губернии. Правда, такое описание уже существовало. Оно называлось «Исторические примечания о древности Олонецкого края и о народах, прежде там обитавших, и топографическое описание о городах и уездах Олонецкого наместничества» и было составлено в начале 1785 года под руководством генерал-губернатора Архангельской и Олонецкой губерний Т.И. Тутолмина. Документ этот широко известен, он был размножен в нескольких экземплярах, подлинники которых сохранились.

«Тутолминское описание», как его часто называют, обладает определенными достоинствами. Это было первое сравнительно подробное описание края, содержащее обстоятельные сведения о флоре, фауне и климате Карелии, ее реках и озерах, о состоянии сельского хозяйства, животноводства, промыслов; около одной трети всего текста составил раздел «Металлы и минералы». Все это делает его одним из важных источников по истории Карелии, и исследователи этой эпохи часто к нему прибегают.

Между тем Державин относился к тутолминскому труду чрезвычайно скептически, о чем свидетельствует его письмо к старому, еще петербургских времен другу Н.А. Львову. В нем сказано, что в описании генерал-губернатора «о многом и наврано и солгано».

Известные основания для такого вывода у Державина были. Тутолмин явно стремился приукрасить истинное положение дел в подведомственной ему губернии, стремясь предстать в выгодном свете перед императрицей и сенатом. «Мы показываем обыкновенно ревность свою на словах, — писал по этому поводу Державин, — но люди беспристрастные смотрят истинные наши действия... Я бы желал, чтобы проверены были все сведения в картах, камеральных описаниях и в прочих донесениях, учиненных им (Тутолминым. — Е.Э.) о благоустройстве Олонецкой губернии».

В уже упомянутом письме к Львову Державин, например, писал: «В камеральных его (Тутолмина. — Е.Э.) описаниях написано, что открыты больницы и нормальные школы под ведомством приказа общественного призрения; но это неправда для того что еще и деньги не все в процент отданы, на которые содержать заведения приказа должно. Больница строится, а школ и в помине нет...». Это написано еще до поездки, а когда Державин своими глазами увидел положение дел в уездах, он зафиксировал почти сто фактических ошибок и неправильных характеристик Тутолмина.

Все это, по-видимому, и натолкнуло Державина на мысль о создании собственного, отражающего действительность описания губернии. При этом нельзя не отметить — на это обратил внимание В.Г. Базанов, — что в своей программе историко-этнографического изучения края Державин «безусловно стоял на передовых позициях и как ученый-краевед, и как поэт, пробивавшийся через обветшалую эстетику классицизма к реализму и народности. Если бы Историко-этнографическое описание Карелии под руководством Державина было создано, то можно не сомневаться, что оно отличалось бы от обычных "камеральных описаний", где большей частью отсутствовал реальный облик изображаемой страны и в полном пренебрежении оставались быт и нравы народа».

Работу эту Державин выполнить не успел. Высказанная известным историком русского Севера проф. А.И. Андреевым точка зрения, что такое описание существовало, к сожалению, ничем не подтверждается.

Примечания

1. Список книг, привезенных Державиным, сохранился. Среди них были лучшие произведения русской литературы XVIII века — сочинения Ломоносова, Ф. Прокоповича, «Россиада» Хераскова, «Душенька» Богдановича, известный сатирический журнал Н.И. Новикова «Живописец» и его же «Опыт исторического словаря русских писателей». В библиотеке были «Русские сказки» Левшина, «Собрание пословиц русских» и другие книги, свидетельствующие об интересе Державина к произведениям русского народного творчества. Привез Державин и выдающиеся произведения мировой литературы — сочинения Вергилия, Апулея, Мильтона, Ариосто и др.

2. На фасаде дома № 24 по проспекту К. Маркса установлена мемориальная доска с текстом следующего содержания: «На этом месте стоял дом, в котором жил с 1784 по 1786 г. выдающийся русский поэт Державин Гаврила Романович 1743—1816». К сожалению, в тексте допущена ошибка: Державин жил в Петрозаводске в 1784—1785 годах.