Отставка. Итоги деятельности в Министерстве юстиции и Сенате

В феврале 1803 г. согласно статье 12 манифеста «Об учреждении министерств» Державин как глава Министерства юстиции наряду с прочими министрами представил Сенату отчёт о его деятельности за сентябрь-декабрь 1802 г. К счастью, он сохранился в РГИА, в фонде Собственной Его Императорского Величества канцелярии.

Державин, во-первых, указал, что в отчёте дан обзор только указов и законоположений, не являвшихся секретными. К числу таких относились сохранившиеся в фонде канцелярии генерал-прокурора Сената за 1802 г. дела о жалобах крестьян на своих помещиков за жестокое обращение с ними, о раскольниках, цензуре и пр.¹ Во-вторых, он сообщил о том, что за первые четыре месяца в министерстве было зафиксировано 5645 входящих дел, из которых было решено 4950. Державиным было подготовлено 120 докладов и рапортов Сенату, из них рассмотрено и утверждено монархом 114. Нерешённые дела и нерассмотренные доклады были перенесены на 1803 г.

Во введении к отчёту Гавриил Романович объявил, что основную цель своей деятельности он видел в том, чтобы «дела в присутственных местах производились без промедления и решены были на основании закона». Несмотря на «краткость времени», он старался «изыскивать к тому средства» и поставленную цель «приводить в действие». Далее Державин со свойственной ему обстоятельностью и чёткостью изложения проинформировал сенаторов о том, какие мероприятия были им инициированы и реализованы после одобрения императором.

Итак, в заслугу себе он ставил (авторский порядок перечня сохранён):

1) оптимизацию канцелярского делопроизводства в Сенате (указ от 9 сентября 1802 г. «Об учреждении комитета из сенатских членов для рассмотрения сенатского канцелярского порядка»)²;

2) убыстрение рассмотрения судебных дел в Сенате (указ от 21 октября 1802 г. «О порядке слушания дел в Сенате; о составлении записок из дел и о сокращении канцелярского обряда»). По новому порядку только за 1 месяц успели рассмотреть 42 дела³;

3) создание обер-прокурорской консультации при министре юстиции для решения особо важных и сложных дел (указ от 21 октября 1802 г. «О правилах судопроизводства в Правительствующем Сенате, о подавании сенаторами голосов, и о соглашении их»)⁴;

4) создание государственной системы соляных промыслов в Крыму (указ от 23 сентября 1802 г. «Об оставлении всех крымских соляных озёр в казённом управлении»)⁵;

5) учреждение специальной комиссии для разработки «Положения для евреев» (высочайшее повеление от 9 ноября 1802 г.);

6) составление правил для Герольдии (указ от 10 сентября 1802 г. «Об избрании особого дня в неделе для общего в 1-м департаменте Сената присутствия по делам Герольдии и о составлении правил для оной»)⁶;

7) перевод в обычный режим рассмотрения дел бывшей Тайной экспедиции (указ от 28 сентября 1802 г. «О рассмотрении дел, принадлежащих до Тайной экспедиции в 3-м и 4-м Сената департаментах»)⁷;

8) разработка антикоррупционного закона (указ от 18 ноября 1802 г. «Об искоренении лихоимства»)⁸;

9) введение указания Камер-коллегии о скорейшем решении старых дел (указ от 23 ноября 1802 г. «Об оставлении департаменту Камер-коллегии для разбора и решения старых дел»)⁹;

10) введение правил третейского разбирательства споров между питейными откупщиками и их служащими (указ от 30 ноября 1802 г. «О производстве дел в судах третейских для разбора споров питейных откупщиков с их служителями»)¹⁰;

11) введение нового порядка рассмотрения спорных дел в московских департаментах Сената (указ от 7 декабря 1802 г. «О решении дел в московских Сената департаментах при случае разногласия, по большинству голосов, без переноса оных в общее собрание санкт-петербургских департаментов»¹¹);

12) введение выдачи денежной компенсации помещикам-мусульманам за крепостных крестьян, перешедших в православную веру и получивших свободу (указ от 9 декабря 1802 г. «О выдаче денег магометанским владельцам за отходящих от них, по принятии христианского закона, крепостных людей по Уложению 20 гл. 71 п.»)¹²;

13) введение практики открытого объявления приговоров подсудимым по уголовным делам (указ от 23 декабря 1802 г. «О разделении уголовных и следственных дел между 4-м и 5-м департаментами Сената и о объявлении подсудимым приговоров уголовных палат при открытых дверях»)¹³.

Им были внесены следующие предложения в виде проектов указов, которые не были утверждены: о предписывании губернским прокурорам наблюдать за успешным производством дел на местах и уведомлять начальство о замеченных беспорядках (26 сентября 1802 г.); наведении порядка в Астраханской губернии (30 ноября 1802 г.); пресечении беспорядков в Рязанской губернии (2 декабря 1802 г.); порядке приёма на государственную службу чиновников, ранее состоявших под следствием и судом (17 декабря 1802 г.); предписании обер-прокурорам сообщать свои мнения о тех делах, которые необходимо было рассматривать в особом порядке (18 декабря 1802 г.). Проект об условиях возвращения на государственную службу чиновников, бывших под следствием и судом и попавших под амнистию в начале апреля 1801 г., стал законом лишь 17 июня 1803 г. Согласно ему обо всех дворянах из данной категории (кроме осуждённых за убийство, разбой и взяточничество), пожелавших поступить на службу, губернские власти и дворянское собрание должны были подготовить сведения, провести выборы среди претендентов на вакантные должности и выслать в Герольдию их формулярные списки. Герольдия должна была подготовить окончательные списки кандидатов на государственную службу и передать для утверждения в Сенат¹⁴.

Кроме того, от себя Державин выдал ряд распоряжений своим подчинённым: предписание обер-прокурорам окончить споры по выслушанным делам (22 сентября); запрещение прокурорам коллегий приостанавливать исполнение по приговорам (30 сентября); предписание губернским прокурорам содействовать скорейшему освобождению колодников (11 октября). Державин особо подчёркивал необходимость поддержания единого правового пространства на территории империи и соблюдения законов во всех её частях. Для этого, как он считал, законы должны были быть максимально ясными и непротиворечивыми.

Таким образом, согласно представленному Державным отчёту по его инициативе императором было подписано 13 указов, внесено 5 проектов предложений и дано 3 предписания по вверенному ведомству суда и юстиции. Державин указал, что не стал упоминать «всякие канцелярские мелочи», так называемую текучку¹⁵. Сравнивая эту информацию с протоколами Комитета министров, можно обнаружить, что Державин не указал как минимум ещё четыре разработанных им указа, подписанных императором. Если изучить содержание тома № 27 «Полного собрания законов Российской империи» за сентябрь-декабрь 1802 г., то окажется, что по инициативе министра юстиции был принят как минимум ещё один указ — от 28 сентября 1802 г. «О несложении недоимок по обязательствам частных людей с казною, в силу милостивейших манифестов», — не отражённый ни в опубликованных журналах заседаний Комитета министров, ни в его собственном отчёте¹⁶. Итого получается, что из 172 указов, подписанных с 8 сентября по 31 декабря 1802 г., 18 (10,5% от их общего количества) были разработаны лично Державиным.

На приведённый отчёт Державина сенаторы в составе 27 человек, согласно предписанию закона, составили отзыв и дали оценку его деятельности. Они сделали замечание о том, что вывод об успехе оптимизации канцелярского делопроизводства в Сенате и Министерстве юстиции Державиным был сделан преждевременно, так как правила введены были недавно и не успели показать свою эффективность. Сенаторы скептически отнеслись к введённому порядку заблаговременной подготовки к слушанию на общем собрании Сената справок из судебных дел, ведь составлять экстракты и выписки из дел в 1762 г. повелела Екатерина II. Однако это нововведение не противоречило законам, в целом Сенат считал его полезным для быстрого решения дел. Сенаторы лишь указали на то, чтобы Державин следил за своевременностью сочинения резолюций по делам и их исполнением.

Сенаторы высоко оценили полезность для ведомства создания обер-прокурорского совета, или консультации при министре юстиции, — он помогал решать сложные дела. Эти совещания не противоречили должностным инструкциям генерал-прокурора и его помощников. Все указы, принятые по инициативе Державина, а также разработанные им для подчинённых предписания приветствовались сенаторами и служили, по их мнению, «правилами на будущие времена».

Предложение о соблюдении сроков исполнения приговоров решено было перенести на следующий год. Вообще результативность указов, ожидавших одобрения императора, следовало рассматривать в следующем отчётном периоде. Сенаторы предложили в следующем отчёте указывать количество решённых и исполненных дел, отпущенных на свободу колодников. В качестве недостатка было указано на отсутствие в докладе информации о потраченных Министерством юстиции и Сенатом выделенных казённых денежных суммах¹⁷.

Несмотря на довольно высокую, но сдержанно-холодную оценку министерской службы Державина за первый год её несения, отношения с императором и коллегами становились всё более натянутыми. Со временем раздражение императора на дотошность и принципиальность своего министра юстиции росло. На систематические возражения Державина по вопросам государственного управления Александр стал изводить его придирками. Вероятно, после очередного замечания Александра о медленном рассмотрении дел в Сенате Державин составил специальную записку «О делах по канцелярии министерства юстиции», направленную Александру I. Она не подписана и не датирована, написана писарским почерком, на полях имеются пометы Державина. В ней он довольно уверенно, с чувством собственного достоинства, как всегда безукоризненно логично и чётко пояснял императору, какие дела составляли круг его министерской деятельности. Он подчёркивал, что в его обязанности не входила подготовка обзоров направляемых на имя государя всевозможных частных просьб, касавшихся служебных перипетий и проблем социального обеспечения дворян. Этим занимались статс-секретари (и это он знал совершенно точно — ведь некогда и он был статс-секретарём его бабушки). Своё мнение Державин подкреплял ссылкой на инструкцию 1763 г.

Кроме того, он напомнил монарху о том, что ему от его предшественника генерал-прокурора Сената А.А. Беклешова досталось «большое наследство» в виде 1340 нерешённых дел, из которых лишь 164, согласно утверждённому разграничению полномочий министров, было передано на дальнейшее рассмотрение другим министрам. Среди оставшихся 1176 дел были жалобы на решения императора и Сената, волокиту в присутственных местах, прошения о награждении чинами, пенсией, назначении на должности, «о пожаловании единовременной монаршей милости». Для решения вопроса с жалобами на решения Сената Державин с согласия императора создал две комиссии из сенаторов, которые отсортировали жалобы на те, что заслуживали внимания на общем собрании Сената, и на необоснованные, подлежавшие отказу в дальнейшем рассмотрении. Далее, ссылаясь на указы Петра Великого, Державин напоминал о запрете подавать жалобы государю на его указы, а также о позже введённом правиле подавать прошения о награждении чином, должностью, выдаче пенсии не лично дворянами, а через своё начальство.

В соответствии с этими рассуждениями министр предлагал монарху узаконить следующий порядок рассмотрения поступавших в Сенат прошений и жалоб: все прошения на имя императора должны были поступать к статс-секретарям, которые и докладывали бы о них государю; жалобы на волокиту в присутственных местах сразу же передавать губернаторам для рассмотрения по существу; прошения о чинах, должностях и пенсиях принимать к рассмотрению только после оформления их от имени вышестоящего начальства просителя; просьбы о единовременном награждении с приложением необходимых сведений и послужного списка просителя передавать императору на личное рассмотрение.

В силу решения Александра направлять подобного рода бумаги генерал-прокурору Державин представил своё мнение о том, как он собирался поступать с таким огромным объёмом прошений и жалоб. Так, жалобы на волокиту в учреждениях он будет направлять губернским прокурорам для решения на месте, обязав их одновременно представить объяснение причин проволочек; ежемесячно составлять доклады о содержании людей в казённых ведомствах и положении сирот, о поступивших жалобах по этой части; ежемесячно составлять доклады по просьбам о чинах, пенсиях и должностях с указанием служебных и личных заслуг просителей; ежемесячно составлять и представлять на личное монаршее утверждение списки просителей единовременной денежной помощи; все прошения, поданные в Сенат, но по содержанию относившиеся к конкретным министерствам, направлять соответствующим министрам. Подобным образом Державин стремился соблюдать утверждённый порядок и структуру деятельности исполнительной власти, не допускать накопления нерешённых дел, освободить императора от личного рассмотрения мелких текущих дел, сосредоточив его внимание на безотлагательных и срочных (см. приложение № 1, документ № 9)¹⁸.

Характерна и запись в реестре докладов Державина императору, датированная накануне его отставки — 6 октября 1803 г. В этот день он представил царю один доклад и одну записку. Последняя касалась просьбы цесаревича Константина о разрешении выдавать отставным рейтарам вместо земли деньги. Она осталась неудовлетворённой. Обращает на себя внимание и тон записки — отстранённо-безразличный, почти предчувствовавший неизбежное скорое оставление государственной службы (см. приложение 1, документ № 10)¹⁹.

По мере углубления противоречий министерское кресло под Державиным всё больше шаталось. Он и не держался за него. Развязка наступила в начале октября 1803 г.: ему был вручён монарший указ об увольнении с должности министра юстиции и генерал-прокурора и предложение остаться в Сенате и Государственном совете с сохранением за ним министерского жалования в 16 тыс. руб. в год и Андреевская лента в придачу. На что Гавриил Романович, почувствовав себя оскорблённым, заявил отказ и просьбу о полной своей отставке с государственной службы. Его желание было удовлетворено: 7 октября 1803 г. последовал указ о его отставке и уходе с государственной службы вообще «с оставлением ему полного жалования и 6 тыс. руб. столовых денег ежегодно» (см. приложение 1, документ № 11)²⁰. Так завершилась его более чем сорокалетняя «ревностная» деятельность на благо Российской империи, содержание которой может служить сюжетом приключенческого романа.

Причинами «остуды» императора были и происки недоброжелателей, и то, что он «сильно держался справедливости, не отступая от нея ни на черту, даже в угодность самого императора». Период службы при Александре, при котором государство управлялось интриганами и подлецами, Державин называл «несчастным»²¹. Под ними он подразумевал как вельмож старой генерации, так и недавно попавших в фавор членов Негласного комитета. О них Державин писал, что они были «людьми ни государства, ни дел гражданских основательно не знающими». Гавриил Романович с гордостью говорил о том, что он «следовал законам и справедливости несмотря ни на какие сильные лица и противныя его партии»²².

Спустя почти три месяца после отставки, в начале января 1804 г., Державин в письме к В.В. Капнисту писал уже в другом, спокойном тоне: «...я очень доволен, что сложил с себя иго должности, которое меня так угнетало, что я был три раза очень болен; а теперь, слава Богу, очень здоров, делаю что хочу, при дворе мне кажут довольно уважения, зовут на обеды, на балы, и вчерась был у вдовствующей императрицы, а сегодня к императору зван на ужин, да и каждую неделю удостаиваюсь сей чести от государыни. Словом, пью, ем, да гуляю, а также приволачиваюсь иногда за кем-нибудь»²³.

Отставке Державина его недруги открыто радовались. Министр народного просвещения П.В. Завадовский 16 ноября 1803 г. в письме к графу С.Р. Воронцову писал по поводу отставки Державина: «Плуг худо пашет в запряжке старого быка с юным. Общее возрадование, что князь Лопухин переменил Державина. Не дай Бог, чтобы когда нибудь в министерстве очутился подобный поэт»²⁴. Примеры злорадных пасквилей на экс-министра юстиции приводил Я.К. Грот. Их острота и количество свидетельствует о том, насколько сильно и насколько многим чиновникам успел насолить Державин²⁵.

Но были и те, кто искренне опечалился его отстранению с этой должности. Так, один из сотрудников Коллегии иностранных дел В.Ф. Малиновский записал в те дни в своём дневнике: «Великая беда России, случайность и покровительство. Лишить места ничего не стоит, только захотелось вельможе. Буде нет случая и покровительства, с одною исправностью и честностью долго не усидишь»²⁶. Вероятно, среди них был автор анонимного хвалебно-благодарственного письма, адресованного Державину 23 февраля 1803 г. Приведём его текст полностью. Некто писал: «Благодарю тебя благородный человек, и благословляю день твоего рождения! Ты утешил мою старость, и прибавил несколько лет моей жизни. — Теперь я вижу, что ты велик в уме, — велик в душе, и, велик в добродетели коль скоро рекомендованные мною получили от всех повеление, а чрез три дни ето узнал, потому что в здешнем маленьком градке и по хитрости ума сибиряков, ничего сокрыться не может, везде и многия говорили "на нынешней почте Шалимов, Зиновьев, Степанов, Кругликов и Донской получили от министра повеление". При этом благовесте добрыя люди радовались, а подлецы задумывались. Я же слава Богу моего и с восторгом того же <...> (неразборчиво. — Н.Ц.) грядёт в полунощи и блажен раб... Теперь ещё идёт одна моя просьба: при удобном случае, Бога ради, верность сих людей апробуйте: ничем другим человека с пути доброго, совратить неможно, как и интересом. Эту то самую погибель пустить им можно посредством какого-нибудь построронняго доверенного человека, и ежели они, против больший суммы устоять, тогда в лучшем восхищении души моей я буду петь славу "слава в вышних богу и на земле мир в человецах благоволение".

Здесь слухи идут: что вельможи стараются тебя отдалить, и что действий твоих добрых намерений уже мало уважаются... Немудренно, что подлецы могут плести для тебя сети, но я только уверен, что от одного взгляду твоего, Есеи тех сетей полопаются, и делатели оных обрывками сами опутаются, и исчезнут яко дым в воздухе. Иди почтенный человек своею дорогою, и знай что невинность никакою силою, и никакою наглостию осквернимы быть не может. Чтоб в жизни твоей и по смерти был сооружён вечный девиз! Бог, дружба и честь.

Почтенный человек! О себе я долгом почитаю сказать: что давно уже я занимаюсь описанием коммерческой торговли и металлических заводов здешнего края, и проектом о приведении той и другой в лучшее состояние.

Ежели старые мои силы позволят, я постараюсь в половине нынешняго года, те труды мои посвятить бесподобному из смертных!.. Тогда вы узнаете старца, сидящего при Иртыше, в уединённой хижине от зноя и ненастья времён. А теперь с благоволением воззрите на мою и ваших успехах радость; на удивление моё к деяниям великого человека; на желание вам больших успехов; наиглубочайшее почтение и на нерушимую преданность»²⁷.

Это письмо хранится в ОРН РНБ в бумагах Державина, собранных Я.К. Гротом. Из его контекста ясно, что Державин наказал каких-то местных махинаторов и местный житель, судя по стилистике письма, скорее всего из дворян, благодарит его за это. К сожалению, он не захотел раскрывать своё имя (опасаясь, видимо, практики перлюстрации писем), поэтому достоверно установить, кто это был, сейчас трудно. Однако случайная находка в фондах РГИА письма сибирского купца Михаила Сибирякова от 5 мая 1802 г., адресованного генерал-прокурору Сената А.А. Беклешову, позволила нам узнать, в результате какого события написал ранее указанное сообщение министру юстиции Державину анонимный автор из далёкой Сибири. В письме к влиятельному государственному чиновнику Сибиряков, ссылаясь на знакомство с ним в молодые годы и зная его расположение к купечеству, сообщал, что некий старец, «в севере живущий, шестидесяти лет и сединами покрытый», просил передать ему письмо на имя императора. Сибиряков просил оказать по ходатайству старика покровительство притесняемым местными властями служащим Тобольской губернии: статскому советнику Шалимову, коллежскому советнику Зиновьеву, титулярному советнику Донскому. Они, как замечал посредник, «достойны и стоят лучшей доли»²⁸.

Как следует из анонимного письма, его автор, отставной подполковник, 45 лет служивший Отечеству, «был в походах, следовал всегда добродетели, презирал зло, чужд был порокам, ненавидел льстецов». Он уже 17 лет жил в г. Тобольске. Наблюдая изменения в стране, он решился обратиться через генерал-прокурора Сената к императору. Причинами стали злоупотребления «беспечных» чиновников Тобольской, Вятской, Иркутской губерний, которые «заботились о собственных удовольствиях, грабили население, нарушали законы». Аноним предлагал конкретные меры «очистки нравов и удержания зла»: заменить проворовавшихся чиновников «хорошими, умелыми, грамотными управленцами». Так, на должность губернатора Вятской губернии он советовал назначить пермского губернатора К.Ф. Модераха — «деятельного, расторопного, знавшего своё дело и должность, сохранявшего присягу». Управление Иркутской губернией он предлагал поручить начальнику Тобольской провиантской комиссии генерал-майору Ф.Т. Куткину, «рождённому и воспитанному там, хорошо знавшему те края». Для Тобольской губернии идеальным губернатором, по его мнению, стал бы комендант Иркутского наместничества А.И. Маркловский. Оба они были «хорошего ума, благоприятны и попечительны в своём деле».

Особо внимание государя он обращал на судьбу служащих Тобольского губернского правления — Шалимова, Зиновьева и Донского. Они, «прилепленные к добродетели, чуждые пороков, ведут самую лучшую и благороднейшую жизнь, гонители всякого зла, и за то самое страждут, без всякой притчины, оставлены бес призрения, и остаются в неизвестности». Они, как сообщал автор письма, «находятся в руках шайки беззаконников, беззащитны, наивны, а те, имея власть, используют её во зло». В связи с этим он, ручаясь за них, и просил монарха оказать им покровительство и «употребить их на пользу государству»²⁹.

Призыв о помощи угнетаемым чиновникам был услышан, как видно из ранее приведённого письма-благодарности министру Державину. Не случайно, что именно Гавриил Романович откликнулся на него — уж слишком хорошо была знакома ему подобная несправедливость. Был реализован и один из советов мудрого старца: в 1804 г. учреждённое Пермское и Вятское генерал-губернаторство возглавил пермский губернатор К.Ф. Модерах, сделавший много для благоустройства и развития этих территорий³⁰.

Не менее интересна история дружбы Державина и купца Сибирякова. Михаил Васильевич Сибиряков был иркутским купцом первой гильдии, представителем знаменитого сибирского купеческого рода Сибиряковых. Он родился в 1744 г., вначале занимался пушным промыслом, потом был крупным винным откупщиком, вместе с сыновьями занимался доставкой свинца и меди с нерчинских заводов в г. Барнаул и г. Екатеринбург, имел флот из шести судов на о. Байкале. Сибиряков пользовался общественным авторитетом: почти сорок лет участвовал в городском самоуправлении, будучи заседателем в городском магистрате, суде и городским головой, был удостоен почётного звания именитого гражданина г. Иркутска. В 1792 г. Сибиряков обращался за помощью к Державину, тогда статс-секретарю Екатерины II, о выделении ему государственного кредита для восстановления разорённого местными властями Воздвиженского завода по выплавке серебра. Его прошение было решено положительно — он получил искомый льготный кредит³¹.

Известно, что в благодарность за помощь Сибиряков выслал Державину соболиные шубу и шапку. В ответ Державин подарил ему свой портрет в натуральную величину в подаренных шубе и шапке, изображавший его на снегу у подножия скалы на фоне г. Иркутска и вод р. Ангары. Эта информация сообщалась государственным деятелем и учёным-пенитенциаристом начала XX в. М.Н. Галкиным-Враским, увидевшим портрет в гостиной дома генерал-губернатора Анучина³², уточнённая позже неким В.П., который писал о том, что данный портрет, висевший в доме Сибиряковых, позже вместе с проданным домом поступил в казну³³. Действительно, этот портрет, созданный в 1801 г. художником С. Тончи, хорошо известен современникам и висел в доме Державина в г. Петербурге. В 1805 г. с него была снята копия, и в 1870-е гг. художником С. Вронским добавлен фон с видом г. Иркутска.

Участие Державина в судьбе сибирского купца в последующем продолжилось. Позже вместе с купцом Н. Мыльниковым Сибиряков активно противостоял губернским властям в делах развития предпринимательства и городского самоуправления. Так, в 1802 г. Сибиряков вместе с иркутскими мещанами и цеховиками подавали в Сенат жалобы на иркутского военного губернатора Б.Б. Леццано на «чинимые им разные злоупотребления и притеснения». По распоряжению Державина они были переданы для рассмотрения по существу в четвёртый департамент Сената. Однако чем закончилось это дело из архивного материала, нам неизвестно³⁴. Апогея борьба достигла при генерал-губернаторе И.Б. Пестеле. В 1809 г. М. Сибиряков был лишён купеческого звания и сослан в г. Нерчинск в «работные люди», где и скончался в 1814 г.³⁵ Вместе с ним разделил такую же участь его друг, купец Николай Мыльников, отправившийся в ссылку в г. Баргузин.

В начале 1811 г. Державин по просьбе сыновей сосланных обращался к генерал-губернатору Сибири И.Б. Пестелю о снисхождении к осуждённым. По повелению императора всесильный тогда государственный секретарь М.М. Сперанский запросил у генерал-губернатора И.Б. Пестеля объяснение о положении Сибирякова и Мыльникова, о чём сообщал Державину в письме от 17 марта 1811 г.³⁶ В ответ на присланные по этому делу бумаги Державин 18 марта того же года направил царедворцу свои замечания на объяснение Пестеля, в котором тот писал о злобе, мстительности, ябедничестве и дерзости купцов, сеявших раздор в иркутском городском обществе. Державин возражал против позиции Пестеля, обвинявшего купцов в клевете на бывших губернатора Якоби и военного губернатора Леццано, неповиновении губернским властям. Державин, хорошо знавший обстоятельства дела Якоби, отрицал участие купцов в махинациях и доносительстве. Сенатор упрекал иркутские власти в главном — в том, что купцы были наказаны без суда, поэтому он просил Сперанского провести следствие и суд по всем правилам закона, а лучше освободить невиновно ссыльных, учитывая их преклонный возраст и неопасность для общества³⁷. Державин даже поручался за них, с надеждой восклицая: «...страсти человеческие, защищаемые людьми сильными, и при всём строгом исследовании и в суде с трудом прямое лицо своё показывают. Время только одно иногда обнаруживает и освещает их»³⁸. Несмотря на активное заступничество Державина, судьба ссыльных осталась неизменной.

Примечания

1. РГИА. Ф. 1374. Оп. 5. Д. 65, 66, 194, 212, 213а, 214, 215, 216, 218, 222, 226.

2. ПСЗ-1. Т. XXVII. 1802—1803 гг. № 20 412.

3. Там же, № 20 478.

4. Там же, № 20 477.

5. Там же, № 20 428.

6. Там же, № 20 414.

7. Там же, № 20 434.

8. Там же, № 20 516.

9. Там же, № 20 523.

10. Там же, № 20 533.

11. ПСЗ-1. Т. XXVII. 1802—1803 гг. № 20 546.

12. Там же, № 20 548.

13. Там же, № 20 561.

14. Там же, № 20 800.

15. РГИА. Ф. 1409. Оп. 1. Д. 172. Л. 34—40 об.

16. ПСЗ-1. Т. XXVII. 1802—1803 гг. № 20 435.

17. РГИА. Ф. 1409. Оп. 1. Д. 172. Л. 11—25 об.

18. РГИА. Ф. 1374. Оп. 5. Д. 196. Л. 10—13.

19. Там же. Д. 211. Л. 55—55 об.

20. РГИА. Ф. 796. Оп. 84. Д. 675. Л. 1—1 об.

21. Записки Г.Р. Державина... М., 1860. С. 483, 493—494.

22. Записки Г.Р. Державина... М., 1860. С. 455.

23. Сочинения Державина. СПб., 1871. Т. 6. С. 144.

24. Архив князя Воронцова: в 40 кн. / под ред. П.И. Бартенева. М., 1877. Кн. 12. С. 277.

25. Грот Я.К. Жизнь Державина... СПб., 1880. С. 836—844.

26. Цит. по: Михайлова Л.Б. Г.Р. Державин и Ф.В. Малиновский (к публикации статьи Ф.В. Малиновского «О величестве духа») // Державин и его время: сб. науч. ст. / под ред. Н.П. Морозовой. СПб., 2015. Вып. 10. С. 29—30.

27. ОР РНБ. Ф. 247. Оп. 1. Т. 28. Л. 127—127 об.

28. РГИА. Ф. 1374. Оп. 5. Д. 89. Л. 1—1 об., 4.

29. РГИА. Ф. 1374. Оп. 5. Д. 89. Л. 2—3 об.

30. Кирьянов И.К. Карл Фёдорович Модерах // Пермские губернаторы: традиции и современность / под ред. И.К. Кирьянова, В.В. Мухина. Пермь, 1997. С. 42—49.

31. Цинцадзе Н.С. Г.Р. Державин: на службе у трёх императоров: монография: в 3 ч. Ч. I. Государственная деятельность в царствование Екатерины II / науч. ред. Ю.А. Мизис. 2-е изд., испр. и доп. Тамбов, 2018. С. 94—95.

32. Галкин-Враский М.Н. Поездка в Сибирь и на остров Сахалин в 1881—1882 гг. // Русская старина. 1901, № 1. С. 155—156.

33. Портрет Державина в Иркутске // Русская старина. 1901, № 5. С. 234.

34. РГИА. Ф. 1374. Оп. 5. Д. 3. Л. 15—16 об., 25—26 об., 33.

35. Шахеров В.П. Иркутск купеческий: история города в лицах и судьбах. Хабаровск, 2006.

Гаврилова Н.И. Сибиряков Михаил Васильевич // Краткая энциклопедия по истории купечества и коммерции Сибири: в 4 т. / под ред. Л.М. Дамешека, Д.Я. Резуна. Новосибирск, 1997. Т. 4. Кн. 1. С. 47—48; Сибиряковы // Историческая энциклопедия Сибири: в 3 т. Новосибирск, 2009. Т. 3. С. 103.

36. Сочинения Державина... СПб., 1871. Т. 6. С. 207—208.

37. Ф. 1409. Оп. 1. Д. 607. Л. 3—4 об., 38—44 об., 48—61 об.

38. Там же. Л. 4 об.