Проект реформирования третейского суда

Поистине, если хочешь узнать особенности народа, то зайди в суд: как он живёт, так и судится. А суды Российской империи начала XIX в. представляли собой, по отзывам современников, неповоротливую запутанную систему, полную хитроумных законодательных лабиринтов. Да и по части злоупотреблений судьи не отличались честностью. Собранные дореволюционным военным юристом, фольклористом И.И. Иллюстровым юридические пословицы и поговорки русского народа как нельзя точно характеризуют особенности национального судопроизводства. Меткие и прозорливые народные изречения о неправосудии гласили так: «Законы — святы, да судьи — супостаты», «В земле — черви, в воде — черти, в лесу — сучки, в суде — крючки: куда уйти?», «Где суд — там и неправда». Продажность судей отразилась в таких пословицах, как: «Судьям то и полезно, что им в карман полезло», «Мздою, что уздою, обратишь судью в твою волю», «С какого судья взял, тот и прав стал». Медленность рассмотрения дел отразилась в следующих народных высказываниях: «Суд докуку любит», «Для того дело тянется, что виноватый правится» и др¹. Многие из приведённых пословиц и поговорок относятся и к XVIII — началу XIX в.

О проблемах в этой части государственного управления рассуждал и иностранец Ф.-С. Лагарп. В письме к своему царственному воспитаннику наставник писал в 1801 г.: «Первая потребность вашего народа — мир, вторая — просвещение, третья — судопроизводство, которое доставило бы жителям империи существенные блага гражданской свободы. Ваше судопроизводство — сущий Дедал, и только кляузы, плутни и взятки помогают выбраться из этого лабиринта»².

Державин не одно десятилетие наблюдал за судебным хаосом, мечтал изменить судебную систему, сделав её относительно прозрачной, доступной, чёткой, понятной, а главное — эффективной. Пожалуй, самым любимым детищем Державина-юриста являлся разработанный им в 1801 г. проект реформы третейского судопроизводства в Российской империи. Он тщательно продумал его содержание. Экземпляры проекта за год до представления императору Державин разослал ведущим правоведам того времени, чиновникам-коллегам, друзьям в г. Москву, Малороссию, Лифляндию с тем, чтобы получить от них замечания и отзывы. Так, впервые упоминание Гавриилом Романовичем о высланном для ознакомления друга-поэта и свояка В.В. Капниста экземпляре проекта мы встречаем в письме к нему от 28 августа 1802 г. В нём он торопил приятеля с ответом на высланное письмо, отзывами на проект «своей фабрики»³. Капнист направил свои замечания другу-министру, о наличии которых можно судить, исходя из содержания письма Державина ему от 21 марта 1804 г.⁴ Некоторые из друзей Державина, разделяя его идеи о третействе, даже хотели ссылаться на пункты его проекта как на закон. Так, своего друга П.А. Гасвицкого, судившегося тогда в третейском суде, он удерживал от этого, так как проект не имел силы закона без утверждения государем⁵. Не без гордости министр юстиции отмечал, что его проект о третейском суде был представлен им государю весной 1803 г. и оставлен Александром I у себя для детального ознакомления⁶.

Державинский проект «Устава третейского совестного суда» был опубликован отдельной брошюрой типографией Собственной Его Императорского Величества канцелярии в 1862 г.⁷ и позже в седьмом томе академического издания Я.К. Грота⁸. Тогда при подготовке реформы третейского суда предложения Державина были приложены к проекту второй половины XIX в. Свой анализ державинского проекта мы проведём на основе издания 1862 г. Проект состоит из 8 глав и 103 статей. Он был подготовлен в виде законопроекта.

В преамбуле Державин отмечал, что базовые ценности в виде уверенности в личной безопасности и защите собственности нарушались по причине «повреждения нравов». Далее он указывал на огромные объёмы делопроизводства и волокиту в судах. Он напоминал монарху, что на момент вступления Державина в должность министра юстиции и генерал-прокурора Сената в Сенате скопилось 10 709 дел, а в канцелярии генерал-прокурора — 1176 нерешённых дел. За время его руководства с начала сентября 1802 г. и по 1 апреля 1803 г. в Сенат ещё поступило 11 469 дел, а в департамент Министерства юстиции — 8453 дела. Притом, что сенатских дел было окончено 12 508, а министерских — 6271, на 1 апреля 1803 г. неразобранными оставались 9670 и 2907 дел соответственно. Министр считал, что даже самое ясное и чёткое изложение законов не гарантировало решение проблем. Необходимо было пресекать споры в самом их начале, не доводя до формального судебного разбирательства. Таким средством, проверенным временем, по убеждению Державина, должен был стать объединённый третейский совестный суд, соединявший достоинства справедливого и окончательного решения.

Из доклада следует, что монаршее поручение о подготовке данного проекта Державин получил ещё до своего отъезда в г. Калугу для проведения там ревизии. Державин сообщал, что источниками при подготовке его проекта третейского суда служили «Соборное уложение» 1649 г. с нормами о третействе, «Учреждение о губерниях» 1775 г. с нормами о совестном суде, религиозные нормы и правовые обычаи народов империи. Обосновывая целесообразность введения проектируемого им института, он перечислял его преимущества: снижение нагрузки на государственные суды всех инстанций, убыстрение судопроизводства, повышение юридического опыта у судей, уровня правовой культуры общества, доверия к суду и власти, «уменьшение гнусного лихоимства», органичное включение в уже существовавшую судебную систему без необходимости что-либо менять в ней⁹.

В первой главе содержатся нормы, посвящённые учреждению третейского суда. В частности, закреплялось, что третейский суд создавался по согласию истца и ответчика временно на период рассмотрения их спора по месту нахождения его участников и судей. Он был всеобщим вне зависимости от сословия, пола, чина, национальности и пр. Третейский суд создавался по заявлению сторон при государственном суде, в том числе и Сенате. О его создании уведомлялись губернатор (если дело рассматривалось при уездном или губернском суде) и министр юстиции (если дело рассматривалось при Сенате)¹⁰.

Во второй главе закреплялся порядок назначения, избрания, определения третейских посредников, главного судьи и письмоводителей. Посредниками и третейскими судьями могли избираться граждане всех сословий, чинов, вероисповедания и национальности, в том числе из других уездов и губерний. Опекуны и попечители сирот и малолетних с согласия их родственников, а при отсутствии их — предводителя дворянства или городского головы имели право избирать посредников и судью. Не допускался отказ быть посредником или третейским судьёй, за исключением случаев болезни, старости, нужды, занятия государственной должности, чрезвычайной дальности проезда к месту разбирательства, обременения иными третейскими делами и пр. За необоснованное уклонение следовало общественное порицание.

При множественности на стороне истца и ответчика допускалась множественность посредников (но не более трёх человек с каждой стороны), но главный третейский судья должен был быть один. При согласии сторон допускалось, чтобы дело производил и рассматривал один и тот же человек. По обоюдному решению стороны выбирали главного судью. При недостижении ими согласия выбор осуществлялся посредниками, а в случае отсутствия единогласия среди них выборы производились по жребию под надзором государственного суда из числа представленных посредников. Причём преимущества при выборе предоставлялось «беднейшей и угнетённой стороне». Посредников и главного судью мог предложить и суд, при котором производилось данное третейское разбирательство. Срок выборов и определения посредников и судьи составлял три месяца. В течение третейского разбирательства можно было менять судей не более трёх раз в течение девяти месяцев. В случае нарушения сроков представления посредников и кандидатов в главные судьи с виновной в проволочке стороны взыскивалась пеня в размере 1% от суммы иска или суммы получаемого жалования в пользу Приказа общественного призрения. Кроме того, о лицах, виновных в затягивании третейского разбирательства, сообщалось публично в газетах. Если главный третейский судья не приступал к разбирательству дела в течение месяца, то выбирался новый судья, а о недобросовестном судье делалась подобная же публикация. Главный судья определял необходимое число писцов и письмоводителей, оплата услуг которых производилась за счёт средств тяжущихся. О создании третейского суда по конкретному спору печаталось специальное уведомление в газетах¹¹.

Третья глава была посвящена порядку составления третейских судебных актов. Сведения о третейском суде или запись должны были вноситься в книги у крепостных дел, которые велись при палатах гражданского суда (аналог ещё не существовавшего тогда нотариального свидетельствования). Судебный спор мог быть обеспечен залогом, поручительством, неустойкой или иным способом. За препятствия, чинимые внесению записей в данные книги, сторона, виновная в том, подвергалась штрафу. Выписки из данных книг должны были производиться для каждой из сторон.

Определялись четыре вида судебных актов: исковый акт (жалоба), ответ, возражение на ответ, оправдание на опровержение. На составление каждого из них отводилось не более месяца. Помимо исковых заявлений и письменных объяснений, стороны должны были представить суду доказательства тех фактов, на которые они ссылались: справки, поколенные росписи, договоры, метрики, векселя и пр. Свидетельские показания следовало давать под присягой. Третейский суд вёл судебный протокол. Окончательное решение третейского суда должно было оглашаться по краткой записке, приговор должен был быть кратким, ясным, недвусмысленным¹².

Самая обширная четвёртая глава содержала нормы о порядке судопроизводства и вынесения решения третейским совестным судом. В этой части проекта подробно характеризовались стадии третейского судопроизводства. Предусматривалось, что третейский суд имел право истребовать необходимые решения и иные документы из государственных судов. При необходимости по поручению судьи могли производиться выездные осмотры на месте границ земельных владений, лесов, материальных объектов и пр. Итоговая докладная записка-заключение по делу должна была предоставляться главным судьёй на рассмотрение посредникам и сторонам третейского судебного процесса, которые могли заявить свои суждения-отзывы по её содержанию, учитываемые судьёй. После того как заключение по делу было согласовано со всеми участниками процесса, судья готовил общий приговор с указанием его оснований: по большинству голосов, по перевесу мнения либо по своему единоличному решению.

Однако до того как приговор будет написан и оглашён, судья должен был осуществить попытку к примирению сторон. На мирные переговоры отводилось не более месяца. Решение о мировом соглашении должны были принять лично истец и ответчик, не перепоручая это своим поверенным и стряпчим. В случае согласия на мировое соглашение судья фиксировал это в журнале заседания с приложением собственноручно подписанного сторонами мирового соглашения. Принудительное склонение к нему не допускалось — оно должно было быть результатом свободного волеизъявления. После чего в течение двух недель готовился приговор, который подписывался всеми участниками с обязательством сторон исполнить взятые обещания.

Экземпляры судебного приговора отсылались в суд, при котором происходило третейское разбирательство, и сторонам процесса. Суд направлял копию судебного решения в Сенат и губернское правление. На решение каждого судебного спора отводился полугодовой срок. Судебный приговор записывался на гербовой бумаге, а запись для книги у крепостных дел велась на листах согласно цене иска. Перед отправкой экземпляра приговора в государственный суд сторонам отводился недельный срок для подачи жалоб на процедуру рассмотрения их спора в третейском суде. Сторона, подавшая необоснованную жалобу с целью затягивания процесса, подвергалась штрафу. В случае соблюдения законных процедур третейского судопроизводства, но по желанию посредников и тяжущихся, усмотревших несправедливость решения, материалы по делу (докладная записка, мнения, приговор и пр.) до направления их в формальный суд в течение полугода могли быть опубликованы в печати. Если поступали сторонние юридические замечания по существу дела, то оно отправлялось в Министерство юстиции и там рассматривалось, в случае отсутствия отзывов дело всё равно направлялось в Министерство юстиции. В случае необоснованного оспаривания приговора третейского суда при наличии положительных юридических отзывов и утверждения его министром юстиции апеллятор штрафовался. По окончании третейского дела оно передавалось в архив суда, при котором рассматривалось. Прокуроры и стряпчие должны были следить, чтобы не производились фиктивные третейские суды и мировые соглашения. Губернский прокурор должен был на основе получаемых от уездных прокуроров и стряпчих данных о состоявшихся третейских разбирательствах готовить ежегодные доклады министру юстиции.

Специально оговаривалось право присутствовать на судебном заседании посторонних лиц в качестве зрителей, за исключением случаев рассмотрения дела по заявлению сторон в закрытом режиме. Зрители должны были соблюдать порядок и тишину на заседании, не вмешиваясь в ход происходившего своими репликами и суждениями¹³.

Пятой главой закреплялась подсудность дел третейского суда. Он был правомочен рассматривать все гражданские и семейные (имущественные и личные споры, кроме разводов), в некоторых случаях и административные судебные споры. Последние могли касаться дел о поставках и подрядах между частными лицами и казной (при наличии разрешения императора по предварительному заявлению граждан). Интересы государства представлялись в таких спорах прокурорами и стряпчими. По указанию монарха в случаях «притеснения и жестокости», несправедливого отношения в присутственных местах (например, отказа в рассмотрении жалоб) интересы таких людей защищались в третейском суде. Приговоры по такой категории дел без рассмотрения министра юстиции и утверждения государя не вступали в законную силу.

Третейский суд не имел прав пересматривать дела, решённые ранее Сенатом и государем. Решения же судов и присутственных мест могли разбираться в третейском суде при условии истечения срока давности и сроков апелляции по ним. В исключительных случаях (например, бедность заявителя) допускалось апелляционное рассмотрение на решения судов первой инстанции с ценой иска менее 500 руб., т. е. по делам, на которые, согласно формальному порядку, не допускалась апелляция в Сенат. Разрешалось третейское судопроизводство по правилам обычного и религиозного права народов Российской империи. Третейский суд имел также право разбирать юридические казусы, не имевшие ясного регулирования в законодательстве.

В проекте предусматривалась правопреемственность при исполнении подписанного приговора наследниками умершего истца или ответчика. В пятой главе содержались также элементы исполнительного производства: закреплялось, что третейские суды имели право требовать от губернских правлений исполнения своих приговоров в двухнедельный срок. В случае их уклонения от исполнения третейские суды могли приносить жалобу министру юстиции и Сенату. Третейский суд не должен был доносить об уголовных делах, ставших ему известными, кроме случаев готовившихся покушений на жизнь государя и членов его семьи, заговоров, бунтов и измены государству¹⁴.

Шестая глава гласила о преимуществах третейского суда: он был «сопряжён с милосердием», добровольным, не предусматривал апелляций на свои решения, отмену кем-либо, предполагал гласность приговоров. Третейский суд состоял под покровительством министра юстиции и государя.

Отмечалось, что на дела, завершённые мировым соглашением, юридические отзывы и замечания не принимались. Они должны были отправляться для примера искусной работы в уездные суды, дворянские собрания и городские думы. Предлагалось печатать в газетах публичные благодарности от указанных корпоративных сословных учреждений, персонально адресованные лучшим третейским судьям, сумевшим окончить дела мировым соглашением, решившим дела раньше отведённого срока. Губернское начальство и Сенат могли на основе таких положительных отзывов награждать судей чинами, орденами, иными знаками отличия. Напротив, судьи, плохо зарекомендовавшие себя, теряли право быть избранными на государственные должности.

Оговаривался довольно щекотливый вопрос о материальном возмещении услуг посредников и главного третейского судьи. Считалось, что сумма их денежного поощрения варьировалась от 2,5 до 5% от суммы иска, или обеспечиваемого залога, или жалования тяжущихся сторон. В случае невыплаты материального возмещения оно могло взиматься в принудительном порядке через губернское правление. В случае банкротства такие долги взыскивались с должников в первую очередь. Причём стороны освобождались от уплаты государственных пошлин и штрафов. Однако если одна из сторон была приглашена к третейскому разбирательству и от него отказалась, а в государственном суде против неё был вынесен обвинительный приговор, то она подвергалась двойному взысканию¹⁵.

Заключительные главы содержали комплекс морально-нравственных норм. Седьмая глава включала правила третейского суда, основанные на нормах Священного Писания. Державин считал, что решение третейского суда должно было быть основано на букве закона, требованиях совести и человеколюбии. В любых «тёмных и сомнительных делах» необходимо было отдавать предпочтение интересам вдов и сирот. Гавриил Романович призывал не обременять непосильной ответственностью потомков за деяния их предков. Наиглавнейший постулат сводился к тому, что целью третейства было не обвинение тяжущихся, а их примирение. Восьмая глава содержала более подробные наставления третейским судьям и тяжущимся сторонам. Судей Державин предостерегал от пристрастности, небрежности и ошибок, так как «всякий суд есть дело Божие», наставлял их быть честными и бескорыстными, чистосердечными и твёрдыми в своих действиях. В случае если стороны готовы были примириться, судьи не должны были откладывать окончание дела до завтра. Они должны были быть примером уважительного отношения, учтиво обращаясь к каждой из сторон. В свою очередь, истец и ответчик, избегая строптивости, грубости и нарекании (особенно после завершения дела), должны были почитать третейских судей, прислушиваться к их советам, с точностью исполнять их решения¹⁶.

Несмотря на то, что проект так и не был одобрен царём из-за происков «подленьких охотников до наживы», Державин не оставлял надежды на апробацию применения предложенных мер для начала хотя бы в двух столицах. О помощи в этом он просил своего земляка, члена Государственного совета В.С. Попова в письме к нему в ноябре 1807 г.¹⁷ Однако разочаровавшись в отклонении государем так старательно и искренне составленного проекта организации третейского суда («уши выше лба не растут»), Державин надеялся, что потомки смогут оценить тяжесть его борьбы с «ябедой» и горечь поражений от неё¹⁸. Однако и они не сумели проникнуть в глубину державинских предложений и воспринять что-то полезное для себя. Например, деятели судебной реформы второй половины XIX в. полагали, что данный проект, если и был бы реализован, то не принёс бы ожидаемой её автором пользы в силу формальной сложности судопроизводства, стремления сделать его обязательным, государственных судей превратить в третейских. Юристы той поры смотрели на этот проект как на сокращённый порядок государственного судопроизводства с вкраплением смелых новаций: допущения гласности (возможность присутствия зрителей на суде, опубликования приговоров суда, отзывов на его решения), участие губернаторов и министра юстиции в утверждении состава каждого третейского совестного суда, распространение третейского суда на дела об опеках и попечительствах. Крайне негативно они оценивали введение в проект выдержек из Библии, а наставление третейским судьям и тяжущимся называли «лекцией нравоучения»¹⁹.

Дореволюционные исследователи, сотрудники Министерства юстиции и сенатского архива начала XX в. отмечали составленный Державиным проект организации третейского суда как попытку пресечения взяточничества и волокиты в судах. Ввиду сложности проект не был претворён в жизнь²⁰. Того же мнения придерживается и современный юрист Н.Н. Ефремова, которая считает, что проект не был реализован из-за его сложности²¹.

Среди множества отрицательных отзывов на державинский проект третейского суда мы обнаружили лишь один положительный. Он принадлежит Е.И. Станевичу, писателю, философу, просветителю первой половины XIX в. Это «Мнение Евстафия Станевича о третейском совестном суде, сочинённом его В.П. Г.Р.Д.» хранится в сенатских бумагах Державина в РГИА. Записка датирована 29 ноября 1806 г.²² Коллега по поэтическому «цеху» сравнивал проект Державина с сочинением итальянского юриста XVIII в. Ч. Беккариа о преступлении и наказании, «дышащего человеколюбием и желанием облегчить участь страждующего человечества». Однако он уточнял, что в сравнении с этим трактатом заграничного правоведа проект Державина «не столь блестящ и менее объёмен, но не менее полезен и гораздо прост в достижении цели». Державина Станевич называл «защитником человечества», полагая, что это сочинение заслуживало больше внимания, чем его стихи. Писатель был уверен, если бы проект был осуществлён, то он ещё больше прославил бы своего создателя как гражданина, «содействующего лучшей участи своих сограждан, водворяющаго между ними доверие, прекращающего несогласие, насаждающего нравы и благополучие их жизни утверждающего». Станевич подчёркивал, что, изучая этот проект, имел в виду, что его автор прежде всего являлся государственным деятелем, а не поэтом²³.

Писатель разделял многие мысли Державина в части переустройства третейского суда. В частности, он солидаризировался с ним в том, что государство заинтересовано в ускорении судебных разбирательств, сокращении нагрузки на суды. При этом решение проблемы сводилось к сокращению «разногласий в обществе» как основному «корню зла» многочисленных и длительных судебных тяжб. Формальный суд Станевич оценивал скептично: он, согласно его представлениям, был «судом-чудовищем, льющим у людей кровь и слёзы», рассмотрение дел в судах сопряжено было с «волокитами, притеснениями, беспокойствами и страхами». «Взяточники и кровопийцы, а не блюстители правосудия и хранители святости закона находятся в судах», — заявлял философ.

Хоть правительство и запрещало взяточничество и превышение своих должностных полномочий, но этого было недостаточно, считал Станевич, необходимо было не допускать эти злоупотребления, не создавать для них условий. Именно проектируемый Державиным третейский совестный суд мог предотвратить их, сократить количество «дрязг» между гражданами²⁴. В дополнение к предложениям бывшего министра юстиции писатель советовал печатать в газетах статьи о нечестных чиновниках, совершенствовать законы, не наделять новыми землями тех дворян, которые постоянно находились в судебных тяжбах, поощрять купечество. Станевич рассчитывал на скорое претворение в жизнь плана преобразований судебной системы на началах, предложенных Державиным²⁵.

Советские и постсоветские правоведы и историки крайне мало обращали внимание на этот державинский проект, ограничиваясь лишь упоминанием такового. Тем более, в исследовательской литературе до сих пор нет развёрнутого анализа державинских предложений о реформе третейского суда. Лишь современный исследователь О.Ю. Скворцов отметил, что проект Г.Р. Державина о третейских судах оказал влияние как на реализацию конкретных законопроектов, при помощи которых расширялась сфера третейского судопроизводства в дореволюционной России, так и на иные проекты, которыми обосновывалась необходимость укрепления системы третейских судов как альтернативы государственной системе разрешения правовых споров²⁶.

Сожалея о том, что проект первого министра юстиции России о третействе остаётся в тени государственного и общественного внимания, предпримем скромную попытку дать ему оценку с учётом заложенного в нём потенциала и современных модернизационных тенденций. В первую очередь считаем, что державинский проект устава третейского совестного суда был сложен не в процедурно-организационном отношении, а в нормативно-правовом содержании: слишком завышенные были требования к условиям его применения в части подготовки судей, уровня правовой культуры граждан — участников процесса, готовности власти и общества измениться. Державиным был совершён крен в морально-нравственную сторону третейского судопроизводства. Данный институт мыслился им как средство перевоспитания людей, переустройства системы формального суда.

Для начала XIX в. этот проект устройства третейского суда был довольно смелым в смысле допущения его гласности, бессословности, открытости (отечественный суд впервые приобрёл эти свойства лишь после судебной реформы 1864 г.!), добровольности, продуманных инструментов повышения уровня правовой культуры населения через возможность очного участия в разбирательствах, направления отзывов на материалы судебных дел, систему поощрительных и штрафных санкций для участников процесса за соблюдение или пренебрежение правилами судопроизводства, включения данных о количестве третейских судов в общую судебную статистическую отчётность. При этом третейский суд проектировался как платный и «пристёгнутый» к государственному судебному институту посредством порядка учреждения третейских судов при формальных судах, взыскания штрафов и пени в пользу Приказа общественного призрения (хоть и социальная сфера, но всё же государственная), введения надзора и защиты со стороны губернских властей, Министерства юстиции, верховной власти. Третейский суд, сочетая публично-правовые и частно-правовые начала, был своего рода внедрённым элементом в уже созданную систему, эдаким филиалом государственного суда, творящим правосудие не только по закону, но и по совести. Последнее для Державина было очень важным и маркирующим его атрибутом. Оно было включено в его устройство неспроста: Державин сам много натерпелся несправедливости, когда в детские годы вместе с матерью-вдовой искал защиты в присутственных и судебных учреждениях, в зрелые годы он получил огромный опыт при разбирательстве третейских споров, продолжительное время исполнял обязанности опекуна и попечителя.

При определённой сбивчивости в структуре изложения, эклектичности норм позитивного и обычного права, норм права и норм морали, этот проект закона отличают продуманность, последовательность, непротиворечивость, для своего времени высокий уровень законодательной техники. Более того, большинство его в общем-то здравых и полезных идей актуальны и теперь. В силу всё ещё остающегося низкого уровня правовой культуры, доходов, инертности гражданского общества, отсутствия стабильных экономических условий общество современной России пока не готово к такому типу разрешения судебных споров. И эта неготовность, невосприимчивость в принципе обусловлены национальными комплексами-фобиями, заложенными в истории нашего государства. Особенно сильно по архетипу российского социума «ударил» XX век с его войнами, революциями, репрессиями и прочими экстремально-разрушительными событиями. Привычка к злоупотреблению правами, лояльность к бытовой коррупции, довольно терпимое отношение к коррупции чиновников высшего ранга как органичному элементу государственной службы, её почти безнаказанность мешают укорениться широкой и повсеместной практике медиаторства и третейства.

По мнению социологов А. Левинсона и Л. Борусяк, в общественном сознании концепт «взятка» (коррупция) обладает непростым статусом. Опираясь на данные социологических опросов, они отметили, что россияне в большинстве случаев крайне негативно относятся к коррупции «в верхах», считая её недопустимой (44%), при этом оправдывают своё собственное вынужденное взяткодательство. «Дать взятку — грех, но гораздо меньший... чем принять, тем более вымогать её. А то и вовсе не грех. В решении проблем первостепенной важности — здоровье близких, угроза жизни, свободе и т. п. — взятку считают оправданным средством во всех слоях общества. Даже те, кто в принципе осуждает эту меру, многие категории подношений называют "знаком уважения", "подарком" и не видят в этом дурного. К тому же, если подношение делается "от души”, народное правосознание освобождает его от всякого осуждения... Массовое сознание строже судит берущего, чем дающего. Берущий может быть прощён (как в рассмотренных случаях с высшими чинами), но не оправдан... Слова "взятка" и "коррупция" содержат разную меру осуждения. О взятке как о деянии вынужденном и, в общем, простительном говорят, имея в виду себя дающих. Коррупция — это уже преступление, она непростительна, это говорится о берущих. Особо резко это звучит, когда касается не обычных чиновников, а тех, кто далеко и высоко, а потому должен быть образцом честности и справедливости. Вообще взятки, которые дают люди, возмущают, когда говорят о тех, кто их открыто вымогает или создаёт ситуацию, когда без денег проблему решить невозможно. Но если люди сами решают, давать или не давать, если сами добиваются желательных результатов, то бытовая коррупция воспринимается как вполне достойное, разумное и правильное поведение», — отмечают исследователи²⁷.

Новейшие данные социологических опросов Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ) (июнь 2016 г.) показали, что около половины россиян (48%) считают, что уклонение некоторых граждан от ответственности за нарушение закона — это массовое явление в нашей стране. По мнению 45%, такое случается, но редко. И только 1% опрошенных убеждён, что ничего подобного в России не происходит. По словам россиян, чаще других избегают правосудия богатые (38%), чиновники и депутаты, их дети и родственники (38%), а также «золотая молодёжь» (6%) и бизнесмены и олигархи (6%). 22% затруднились определить, для кого закон не писан. 3% отнесли в эту категорию представителей силовых ведомств и судебной системы. По 1% — коррупционеров, мошенников, криминальных авторитетов, убийц, аморальных людей и знаменитостей. Среди мер, которые могли бы предотвратить подобные случаи в будущем, чаще всего граждане называют борьбу с коррупцией в органах судебной власти и МВД (13%), ужесточение наказания для должностных лиц, которые принимают решения по подобным делам (11%), а также ужесточение законов в целом (9%), соблюдение принципа равенства людей перед законом (7%)²⁸.

По данным опросов, проведённых Фондом общественного мнения (ФОМ) в июле 2013 г., 27% опрошенных деятельность российских судов и судей оценивали положительно, 35% — отрицательно, а 38% затруднились ответить. Более половины респондентов (57%) считали, что при нарушении прав, ущемлении законных интересов следует обращаться в суд только в крайнем случае. 37% опрошенных уверены в том, что в России чаще выносятся несправедливые приговоры²⁹. Среди наиболее ценных прав наши граждане называли право на справедливый суд (55% опрошенных), которое чаще всего и нарушается³⁰. При этом опрос июня 2012 г. показал, что отрицательные оценки работы судов в массовом сознании ощутимо преобладают, особенно среди тех, кто имел опыт судебных разбирательств. Около половины участников опроса считали, что при принятии решений суд их района руководствуется законом. Довольно многие усматривали постороннее влияние на правосудие³¹.

Очевидно, что при низком уровне уверенности общества в гарантированном соблюдении принципа равенства перед законом, доверия общества к государственному суду о популярности альтернативных мер урегулирования споров не может быть и речи. Реформа третейства совершенно верно мыслится современной властью как составная часть судебной реформы. И в этом направлении предстоит ещё очень много сделать, прежде чем альтернативные процедуры судейства будут конкурировать с судами. Прежде чем насаждать третейство и медиаторство, необходимо повысить уважение к закону, уровень гражданской активности и ответственности, предпринимательской инициативы, повысить статус частной собственности как экономической основы для автономизации третейского разбирательства. Альтернативные способы разрешения споров предполагают высокий уровень диспозитивности, самоорганизации и внутренней дисциплины участников процесса, с одной стороны, гарантии обеспечения прав и интересов граждан, соблюдения режима законности и правопорядка — с другой. Для этого и государство, и общество должны достичь зрелости естественным путём. Это требует много времени, эволюционного типа развития, преемственности, безопасности в широком смысле.

Позитивный тренд в этом направлении уже наметился. Опять же сошлёмся на беспристрастные данные социологических опросов. Так, согласно опросам ВЦИОМ, проведённым в октябре 2015 г., эффективность работы властей по борьбе с коррупцией в 2015 г. россияне в целом оценивали существенно выше, чем в предыдущие годы. Определённые результаты деятельности власти отмечали около половины наших сограждан — 48%, а в 2005 г. их заметили лишь 30% общества³². Положительно к предпринимательству и предпринимателям, по данным ФОМ на июнь 2015 г., относилось 42% россиян³³.

По данным опроса ФОМ в марте 2014 г., 46% наших сограждан считали российские законы хорошими, 27% — плохими, при том, что в 2001 г. распределение было обратным: 28 и 49%. Выросла и доля полагавших, что закон надо соблюдать вне зависимости от того, хорош он или плох. Нарушителей закона стали реже оправдывать тем, что они вынуждены так поступить, и чаще объясняют их поведение неуважением к букве закона. Однако уверенность, что для России важнее хорошие руководители, чем хорошие законы, распространена так же широко, как в 2001 г.³⁴

О значимости и востребованности третейства для современной России свидетельствует Послание Президента России Федеральному Собранию РФ в 2013 г. Президент обратил внимание на задачу «серьёзного повышения авторитета третейских судов» в части разрешения хозяйственных споров. Данное им поручение правительству совместно с Торгово-промышленной палатой и Российским союзом промышленников и предпринимателей «о кардинальном совершенствовании третейского судопроизводства»³⁵ было выполнено: был разработан и принят Федеральный закон от 29 декабря 2015 г. № 382-ФЗ «Об арбитраже (третейском разбирательстве) в Российской Федерации», сменивший Федеральный закон «О третейских судах в Российской Федерации» от 24 июля 2002 г. № 102-ФЗ. Новый закон вступил в силу с 1 сентября 2016 г. Изменения направлены на пресечение злоупотреблений с использованием третейских судов, которые ранее дискредитировали данный институт гражданского общества, ставили под сомнение объективность и независимость судей, расширение деятельности международного коммерческого арбитража.

Главная цель расширения практики действия третейства наряду с медиацией сводится к усовершенствованию инструмента по урегулированию экономико-правовых споров в условиях инновационного хозяйствования, деофшоризации российской экономики, превращению России в более комфортную юрисдикцию для международного коммерческого арбитража. Насколько верно выставлены приоритеты и подобраны средства их обеспечения покажут практика и время.

Примечания

1. Иллюстров И.И. Юридические пословицы и поговорки русского народа. Репринт. изд. М., 2011. С. 23—27.

2. Шильдер Н.К. Александр Первый, его жизнь и царствование: в 4 т. СПб., 1897. Т. 2. С. 48.

3. Сочинения Державина... СПб., 1871. Т. 6. С. 138.

4. Там же. С. 149.

5. Там же. С. 150—151.

6. РГИА. Ф. 1374. Оп. 5. Д. 211. Л. 1 об.

7. Устав третейского совестного суда, составленный в 1801-м году Державиным. СПб., 1862. С. 1—54.

8. Сочинения Державина... СПб., 1872. Т. 7. С. 349—376.

9. Устав третейского совестного суда, составленный в 1801-м году Державиным. СПб., 1862. С. I—VII.

10. Там же. С. 5—7.

11. Устав третейского совестного суда, составленный в 1801-м году Державиным. СПб., 1862. С. 8—15.

12. Устав третейского совестного суда, составленный в 1801-м году Державиным. СПб., 1862. С. 16—22.

13. Устав третейского совестного суда, составленный в 1801-м году Державиным. СПб., 1862. С. 23—36.

14. Устав третейского совестного суда, составленный в 1801-м году Державиным. СПб., 1862. С. 23—43.

15. Устав третейского совестного суда, составленный в 1801-м году Державиным. СПб., 1862. С. 44—49.

16. Устав третейского совестного суда, составленный в 1801-м году Державиным. СПб., 1862. С. 50—54.

17. Сочинения Державина... СПб., 1871. Т. 6. С. 844.

18. Там же. С. 162.

19. Сочинения Державина... СПб., 1872. Т. 7. С. 349—350.

20. Министерство юстиции за сто лет. 1802—1902: исторический очерк. СПб., 1902. С. 23.

21. Ефремова Н.Н. Министерство юстиции Российской империи. 1802—1917 гг.: историко-правовое исследование. М., 1983. С. 42.

22. РГИА. Ф. 1400. Оп. 1. Д. 721. Л. 1—7.

23. Там же. Л. 1—1 об.

24. РГИА. Ф. 1400. Оп. 1. Д. 721. Л. 2—4.

25. Там же. Л. 6—7.

26. Скворцов О.Ю. Третейское разбирательство предпринимательских споров в России: проблемы, тенденции, перспективы. М., 2005. С. 17—18.

27. Левенсон А., Борусяк Л. «Знак уважения»: как россияне относятся к коррупции // Портал РБК. URL: http://www.rbc.ru/opinions/society/24/03/2016/56f271cd9a7947f9c25d740b (дата обращения: 16.12.2017 г.).

28. Неравенство перед судом и как с ним бороться? // Пресс-выпуск ВЦИОМ № 3149. URL: http://wciom.ru/index.php?id=236&uid=115769 (дата обращения: 16.12.2017 г.).

29. Работа судов и судей // ФОМ. URL: http://fom.ru/Bezopasnost-i-pravo/11033 (дата обращения: 16.12.2017 г.).

30. Самые ценные права человека // ФОМ. URL: http://fom.ru/Bezopasnost-i-pravo/11034 (дата обращения: 16.12.2017 г.).

31. О судах и судьях // ФОМ. URL: http://fom.ru/Bezopasnost-i-pravo/10551 (дата обращения: 16.12.2017 г.).

32. Коррупция в России: после «дела Гайзера» // Пресс-выпуск ВЦИОМ № 2960. URL: http://wdom.ru/index.php?id=236&uid=115440 (дата обращения: 16.12.2017 г.).

33. Отношение к предпринимательству и предпринимателям // ФОМ. URL: http://fom.ru/Ekonomika/12735 (дата обращения: 16.12.2017 г.).

34. О соблюдении законов // ФОМ. URL: http://fom.ru/Bezopasnost-i-pravo/11495 (дата обращения: 16.12.2017 г.).

35. Послание Президента РФ Владимира Путина Федеральному Собранию // Российская газета. № 282. 13.12.2013 г.