Расследование «калужского дела»

Уже во время коронации молодого императора в г. Москве в сентябре 1801 г. до него стали доходить сначала слухи, а потом анонимные и прямые жалобы на злоупотребления, шантаж, незаконный отъём недвижимого имущества, творимые калужским губернатором Д.А. Лопухиным и его чиновниками. Так начинал разгораться самый громкий коррупционный скандал начала XIX в., известный как «калужское дело», или «дело Лопухина». Самым первым жалобу направил местный заводчик Пётр Демидов, не стерпевший наглые выходки губернатора, часто находившегося в рабочее время «во хмелю», а по ночам разъезжавшего со свитой по г. Калуге, швырявшего в окна жителей камни, устраивавшего на улицах шум и пьяный дебош. Демидов писал и Державину 18 ноября 1801 г. из г. Москвы о том, что «в Калуге происходит неистовство», расписав злоупотребления Лопухина. В конце письма он с безысходностью восклицал: «Если и сие исполнителю наглости сойдёт с рук, то где же тогда искать справедливость?». Ещё одно письмо-донос на губернатора и его чиновников Демидов написал Державину 9 декабря 1801 г.¹

Как считает А. Берестов, первые анонимные письма Александру о «шалостях» Лопухина составил писатель А.Н. Радищев, проживавший тогда в с. Немцово Калужской губернии и хорошо знавший «заслуги» губернатора. Он передал их императору через близкого в то время ко двору коллежского советника, в последующем главного идеолога создания Министерства народного просвещения В.Н. Каразина². В дальнейшем Каразин принял косвенное участие в расследовании этого дела. Но об этом позже.

Главный фигурант скандала — Дмитрий Ардалионович Лопухин, один из представителей древнего дворянского рода, — для своего времени был колоритной фигурой. Губернатором Калужской губернии он был назначен в 1799 г., до этого послужив московским вице-губернатором. Современники утверждали, что высокие должности он получал не за свои административные таланты, а благодаря родственным и дружественным связям с влиятельными сановниками Петербурга. Не иначе как помощью высокопоставленных особ можно объяснить стремительный карьерный рост Лопухина: менее чем через четыре года после его выхода в отставку из гвардии прапорщиком он стал губернатором.

Самоуправство, вымогательства, откровенные нарушения законов, происходившие не где-нибудь на окраине империи, а в её центре, вблизи г. Москвы, грозили общественными волнениями и дискредитацией самодержавной власти. С целью выяснения всех обстоятельств и при необходимости пресечения преступлений, Александр в ноябре 1801 г. поручил Державину изучить настроение и обстановку в губернии, отправившись туда под видом отпуска в опекаемое им имение графини Е.Я. Мусиной-Пушкиной-Брюс. Он выбрал именно Гавриила Романовича, зная его ответственность и фанатичное правдолюбие. 23 ноября 1801 г. он отдал ему личное о том поручение. Державин, имевший опыт в изобличении коррумпированных чиновников и знавший силу знатного происхождения и родства-дружбы над законом, пытался отклонить просьбу императора. Однако Александр был настойчив и выразил явное недовольство попыткой отказа, поэтому Державину ничего не оставалось, кроме как подчиниться монаршему приказу. 25 декабря 1801 г. Александр выдал письменное секретное поручение Державину, снабдил его 3 тыс. руб. на издержки и заверил в предоставлении ему широких полномочий по проведению ревизии губернии в случае выявления там фактов злоупотреблений властью³. В тот же день император написал письмо В.Н. Каразину, в котором высказал сомнения по поводу моральных качеств Лопухина, считая, что «звук имени много значит», уведомлял его о принятом решении отправить в г. Калугу надёжного человека — Державина — как «бескорыстного и беспристрастного человека и гражданина». В связи с этим Александр предлагал Каразину присоединиться к нему и оказать помощь сенатору, сообщив ему накопленные сведения. Каразин выполнил данное поручение: по пути Державина в г. Калугу он в начале января 1802 г. встретился с ним в г. Москве, снабдив его необходимыми материалами по «калужскому делу». Примечательно, что в тексте письма Александра Каразину стоит сноска, приписанная другой рукой, возможно, её оставил сам Каразин: «Государь, ты ошибся, он был поэт и в делах»⁴. Предполагаем, что взаимоотношения Каразина и Державина не были безоблачными: Державин в своих воспоминаниях называл его «человеком умным и расторопным, хотя впрочем не весьма завидной честности». Этот вывод он делал из якобы заинтересованности Каразина в женитьбе на богатой невесте, девице Надоржинской, чьё судебное дело с родственниками её умершего отца, не признававшими её законнорождённой, некогда разбирал Державин⁵.

Приехав в г. Калугу, где он пробыл с 12 января по 26 февраля 1802 г., Державин энергично приступил к расследованию ситуации. Вначале он, остановившись в доме местного купца, городского головы⁶ Борисова, собрал много ценных сведений от чиновников, посещавших его. Затем решил внезапно начать формальное следствие. Для этого он явился в губернское правление и неожиданно для всех объявил о настоящей цели своего визита в губернию. Застав чиновников врасплох, Державин снял с них письменные показания, в которых калужане друг друга и выдали⁷. Собранные им бумаги калужского следствия теперь хранятся в фондах ИРЛИ РАН⁸. Материалы следствия составляют почти 700 листов (!)⁹.

Державин повёл очень продуманную, решительную изобличительную тактику в отношении Лопухина и его подручных. Так, получив 12 января 1802 г. «чистосердечное признание»-донос от губернского прокурора Н. Крупенникова, Гавриил Романович в секретном письме к нему от 18 января 1802 г. задавал прямые, провокационные и «неудобные» вопросы: он спрашивал прокурора, какие именно законы Лопухин нарушал, совершал ли он их намеренно или по неведению, каким именно родством он был защищаем, какие Крупенников как губернский прокурор «совершал преграды непозволительному поведению губернатора» и т. д. В тот же день аналогичное секретное письмо Державин направил своему информатору Демидову. В нём он задавал уточняющие вопросы по существу дела, уверял Демидова в конфиденциальности его показаний и защите как свидетеля. Ответ Демидова с подробностями по делу поступил уже 20 января¹⁰.

В первом уведомительном письме императору Державин в январе 1802 г. сообщал о подозрительном местном епископе Феофилакте. Державин не имел права допрашивать его, поэтому руководствовался в суждениях лишь показаниями и рассказами церковных служащих и паствы. Однако Феофилакт первый обратился к нему, написав письмо с просьбой оказать содействие в некоем «щекотливом вопросе». На что Державин отказал ему в личной встрече, полагая, что архиерей стремился впутать его в интриги и использовать державинские донесения в свою пользу. Зная свою горячность, Державин не дал тем самым повода для новых неприятностей. В дополнение к тому он сообщал государю о том, что епископ вёл себя не подобающе своему духовному сану — соблазнял женщин, брал взятки со священнослужителей. Последнее было доказать сложно, так как потерпевшие в том не признавались. Державин предлагал на время передать епархию в управление тульского архиепископа Мефодия, известного своим благочестием, а также избавить его от поручения расследовать махинации епископа¹¹.

Первый предварительный обзорный отчёт императору Державин направил 1 февраля 1802 г. В нём он рассказывал обо всех фигурантах дела и совершённых ими злоупотреблениях¹². Оставшись довольным проделанной работой, Александр указом от 5 февраля 1802 г. повелел сенатору отправиться в отпуск на два месяца¹³. Отправляясь в Петербург, 25 февраля 1802 г. Державин написал калужскому губернскому правлению о том, что его расследование завершено, соответствовавшие бумаги о нём отправлены в столицу. В них он указал на обнаруженные недостатки и положительные стороны в работе губернского правления. Тем, кто пожелал бы писать жалобы и доносы, Державин предлагал подавать их в узаконенном порядке, не приезжая более в г. Калугу¹⁴.

Будучи уже в Петербурге, Державин 15 марта 1802 г. составил адресованный государю итоговый рапорт о проведённой ревизии в Калужской губернии (см. приложение 1, документ № 4)¹⁵. В рапорте Державин ссылался на показания главных свидетелей и пострадавших от злоупотреблений губернатора, «теснившего честных людей, уничтожая святость закона». Ранее поступившее сообщение губернского прокурора Крупенникова генерал-прокурору Сената о противозаконных деяниях Лопухина, жалобы Демидова инициировали следствие Сената, но оно привело к «дурному успеху», так как «истина занимала тут весьма малое место»¹⁶. Большинство дворян, купцов были его кредиторами. Во время осмотра губернии сенаторами они, чтобы ничего не рассказывали ревизорам, получали от него «кулашные удары и дёрганье волос». Красноречиво характеризовали Лопухина приведённые Державиным подлинные случаи его хамского поведения в губернии. Так, с самого начала, во время принесения губернаторской присяги, Лопухин напал в храме на действительного статского советника Тибенина и получил достойный отпор от него. Во время коронации императора в г. Москве бригадиром, флигель-адъютантом государя и бравым генерал-лейтенантом Кологривовым при высокопочтеннейших лицах он был назван «бездельником». Оскорбление было оставлено им без защиты своей чести.

Далее Державин сообщал, что Лопухин избавил от наказания действительных виновников кражи ризницы в Пафнутиевом монастыре в г. Боровске, а мещан города его следователи нещадно избили и невинно наказали. Губернатор за взятку ломбардными билетами на сумму в 37 тыс. руб. покрывал братоубийцу прапорщика Хитрово¹⁷. Лопухин «угнетал губернию наглостию и мздоимством»: под угрозой ссылки в Сибирь заставлял местных дворян и заводчиков уничтожать выданные им векселя, брал у них в долг деньги и не отдавал их, отбирал имения, занимался вымогательством. Помогал ему в злоупотреблениях полномочиями губернский секретарь Гужов. Он, подобно своему распутному патрону, удерживал жалование канцелярских служащих. Городничий Батурин тоже не отставал от коллег — он брал дополнительные поборы с жителей г. Калуги. Согласно слухам (никто доносов не подавал) епископ Феофилакт тоже был замечен во взяточничестве: он продавал должности в епархии священнослужителям. Например, за место дьячка он брал с претендента 100 руб., за место дьякона — 200 руб., за место священника — 300 руб. Злоупотребления и откровенные нарушения законов происходили и в местных судах.

Имея через высокопоставленных родственников связи с генерал-прокурором А.А. Беклешовым и статс-секретарём Д.П. Трощинским, Лопухин избегал осуждения государя. В рапорте приведены выдержки из многочисленных жалоб калужан на зарвавшегося губернатора и его помощников. Всего было приложено более трёх десятков жалоб, доносов и прочих бумаг по делу¹⁸.

В заключение Державин резюмировал об «общем расстройстве в Калужской губернии»: «Не соблюдаются законы, не соблюдается порядок в отправлении тяжебных и следственных дел, и не отправляется свято правосудие. Личная безопасность сомнительна. Собственность не надёжна». Вместе с тем сенатор отмечал, что положение казённых крестьян было удовлетворительным, никаких жалоб от них не поступало, земли им хватало. Губернской казны он не свидетельствовал по недостатку времени и необходимых на то полномочий, поэтому выводов о состоянии финансовых дел в губернии делать не мог. Высокую оценку Державин дал работе местного Приказа общественного призрения — училища, больницы, богадельни, сиротские, смирительные, инвалидные дома, даже тюрьмы содержались образцово: там было чисто и опрятно, учителя, воспитанники, больные и прочие отзывались с благодарностью за государственную заботу о них. Не было в губернии недостатка в соли и вине. Цены на продукты завышены не были.

Подводя итог своей работе, Державин подчёркивал, что он, следуя монаршим наставлениям, старался открыть «следы истины». Дальнейшее завершение следствия (проведение очных ставок, допросов и т. д.) он просил передать компетентной комиссии, так как ему одному это уже было не по силам. Он скромно напомнил государю, что такой огромный объём работы он провёл в одиночку и в кратчайшие сроки как мог¹⁹.

Всё же лучшего и ревностного ревизора, чем Державин, государь не нашёл бы, поэтому Гавриил Романович был повторно направлен в Калужскую губернию для завершения следственных действий на месте. Из наблюдений Державина, совершённых им во вторую поездку, за период с середины октября 1802 г. до середины 1803 г., копия которых представлена в докладе Сенату²⁰, следует полная и мрачная картина регулярных чиновничьих злоупотреблений, наглого воровства, гнусной лжи, открытых притеснений в Калужской губернии. Главными действующими лицами были сплошь чиновники губернского правления, суда, прокуратуры, полиции, дворянских собраний и церкви: губернатор Лопухин, губернский прокурор Чаплин, губернский секретарь Гужов, председатели гражданской палаты Сомов и уголовной палаты губернского суда Барноволоков, городничий Батурин, земский исправник Самарин, губернский предводитель дворянства Небольсин, епископ Феофилакт и прочие. Им под стать были и некоторые мелкие служащие — трусы-подхалимы²¹. В этом сонме порочных чиновников сохранились и порядочные люди: вице-губернатор Казачковский и ряд мелких чиновников. Державин подготовил донесение императору, отправив его нарочным курьером в Петербург. Всего Державиным было выявлено 35 составов преступлений.

Державиным были окончательно расследованы следующие преступления. Во-первых, помещик отставной гвардейский прапорщик Дмитрий Хитрово в начале августа 1801 г. при помощи наёмных лиц совершил убийство своего родного брата Петра Хитрово. Сосед-помещик Александр Барышников помог ему подкупить священников, доктора, земского исправника, городничего Батурина, губернского секретаря Гужова и самого губернатора Лопухина, чтобы то убийство они замолчали и потом его оправдали на суде. Лопухин получил взятку в 37 тыс. руб. ломбардными билетами за покровительство на суде. После этого Хитрово освободили из-под стражи, наказаны были исполнители преступления — дворовые люди Хитрово, по приказу которого они убили его брата, ехавшего в гости в соседнее имение. Причём наказаны они были жестоко — им были назначены 400 ударов кнутом и ссылка в г. Нерчинск, по дороге двое умерли, а двое были еле живы.

Затем Лопухин и Батурин стали требовать с Хитрово выдать им вместо ломбардных билетов векселя на сумму 80 тыс. руб., а губернатор также требовал ликвидировать его вексель к Хитрово на сумму в 5600 руб. В итоге после начала следствия Державиным Хитрово признался в содеянном, а на очной ставке Барышников, Батурин и Гужов показали, что через них Хитрово пытался откупиться от наказания²².

Во-вторых, Лопухин уничтожил свой вексель на сумму в 20 тыс. руб., выданный в январе 1800 г. на год помещику, фабриканту И.А. Гончарову. Через полгода губернатор посредством губернского секретаря Гужова и под угрозами ссылки в Сибирь якобы за участие в картёжных играх вынудил Гончарова уничтожить векселя и тем самым простить ему долг. Через два года Лопухин просил у Гончарова в долг ещё 3 тыс. руб. Гавриил Романович подтвердил это нарушение и выявил ещё ряд фактов, когда Лопухин брал взаймы деньги у местных помещиков Хвостовой, Булгакова, Засыпкина, Хитрово и долг не возвращал²³.

В-третьих, губернатор незаконно отнимал у местных помещиков их имения. Так, в 1800 г. он вынудил майоршу Хвостову продать ему за бесценок недавно купленное ею за пять с лишним тысяч рублей в Медынском уезде имение и крестьян. Для этого он препятствовал оформлению владельческих прав в уездном суде, при помощи городничего Батурина сфабриковал на неё жалобу её же крестьян за жестокое обращение с ними. Вызвав её в г. Калугу, губернатор с подручными удерживал Хвостову две недели взаперти, «делал ей непристойные предложения», угрожая, настаивал на отдаче ему имения и крестьян. Купленное у Хвостовой на имя Батурина за 1 тыс. имение было заложено за 10 тыс. руб.²⁴

В-четвёртых, губернатор покровительствовал незаконной передаче под опеку городничего Батурина в 1799 г. имения умершего его двоюродного брата Ивана Батурина. Городничий при помощи своего зятя Могилевича и под покровительством губернатора взял в опеку имение Ивана Батурина, обделив частью наследства двух других его братьев, майоров Петра и Дмитрия Батуриных. Дополнительно он установил опеку над малолетним Павлом Батуриным. Державин даже заподозрил Могилевича и городничего Батурина в убийстве Ивана Батурина с целью завладения его имением и из-за задолженности перед ними на крупную сумму. Однако прямых доказательств, кроме быстрого погребения умершего, он не нашёл²⁵.

В-пятых, заседателем калужского нижнего земского суда Матвеевым под покровительством Лопухина умышленно было начато уголовное следствие об утайке выплавляемого чугуна на заводе купца Засыпкина. Проведя ревизию на заводе, Матвеев вымогательством получил от купца взятку в 5 тыс. руб., при повторном освидетельствовании производства, одобренном губернатором, жил у Засыпкина в доме, притеснял и оскорблял его. На жалобу губернатору купец получил оскорбление и повторную ревизию, которая остановила производство и нанесла купцу ощутимые убытки²⁶.

В-шестых, губернатор и губернский секретарь Гужов совершали злоупотребления в отношении служащих губернского правления. Так, по жалобе регистратора губернского правления Сумского они удерживали его жалование, уничтожали формулярные списки чиновников, имевших выслугу лет, но по бедности своей не «жертвовавших» им часть от жалования, ходатайствовали о наградах и прибавке к жалованию родственникам и приближённым к себе лицам, не работавшим вовсе, а канцелярских служащих, достойных наград, оставляли без заслуженного поощрения. Губернатор при помощи губернского прокурора Чаплина мог лично начать и за взятку окончить сфабрикованное следствие в отношении любого лица. Он устраивал произвол в отношении монастырских служителей²⁷.

В-седьмых, губернатор со своими подручными облагал жителей губернии дополнительными незаконными сборами и пожертвованиями. Так, калужский градской голова Борисов за то, что отказывался отчислять деньги на «общественные нужды», лишился почётного звания именитого гражданина, полученного им от городового магистрата за беспорочную и непрерывную десятилетнюю службу в нём. После жалобы губернатору, прокурору и стряпчим был отдан под суд²⁸.

Согласно предложению Державина 8 февраля 1802 г. последовал указ Александра об отстранении Лопухина от должности и временной передаче его полномочий вице-губернатору Казачковскому. Дополнительно император просил разобраться по жалобе калужской помещицы Домагацкой на проворовавшегося губернатора²⁹.

Подследственный Лопухин сумел тайно отправить в Петербург письма высоким покровителям. Например, в письме от 30 января 1802 г. он жаловался канцлеру А.Р. Воронцову на «стеснительные его (Державина — Н.Ц.) действия по ревизии Калужской губернии»³⁰. На Державина тотчас посыпались обвинения в применении силы и пыток при проведении следствия. Дело усугубилось скоропостижной смертью от сердечного приступа Гончарова, ожидавшего в канцелярии очередной встречи с сенатором. Недоброжелатели обвинили Державина в жестоком обращении при проведении допросов. Однако Державин сумел отклонить от себя ложные обвинения, и клеветники отказались от своих доносов. В связи с этими кознями и препонами в следствии Державин спешно отправился в Петербург для объяснений с императором, но был им холодно встречен из-за полученного ранее ложного рапорта подследственного Лопухина. Он обвинял Державина в применении жестоких мер, возмущении народного спокойствия в губернии. Всё-таки оправдавшись по наветам, Державин отказался единолично готовить проект указа о наказании преступников и попросил императора назначить пересмотр следствия, дабы его ни в чём не подозревали.

Тогда указом императора в апреле 1802 г. была образована специальная комиссия для рассмотрения «калужского дела» в составе А.Р. Воронцова, В.А. Зубова, Н.П. Румянцева, С.К. Вязмитинова и Г.Р. Державина. Весной 1802 г. он вновь направился в г. Калугу, но уже вместе с коллегами, для продолжения следствия. По итогам четырёх месяцев её работы комиссионно были установлены 24 факта преступных действий губернатора и его подельников: нарушение должностных инструкций, превышение должностных полномочий, прекращение уголовных дел «по секрету», притеснение жителей Калужской губернии, лишение собственности местных помещиков, вымогательства, убийства и пр. Комиссия установила, что Державин не применял истязательных мер и действовал в пределах закона.

Комиссия признала незначительными ранее выявленные Державиным такие проступки Лопухина, как производство в чины не по заслугам претендентов, а по личной его рекомендации; езда в губернском правлении верхом на дьяконе; появление на торжественном заседании в дворянском собрании с «девкой зазорного поведения»; пьяный кутёж по городу в сопровождении музыки, барабанов; многочисленные долги; дергание за бороду купца Алтынникова, лживый донос на Державина и пр.³¹

Указом от 16 августа 1802 г., проект которого подготовил Державин, губернатор и его подручные были отрешены от должности и отданы под суд, пострадавшим возмещался нанесённый ущерб. По инициативе Державина чиновники — жертвы злоупотреблений и притеснений губернского начальства, а также его служащие из Сената, помогавшие ему в расследовании, были награждены очередными чинами. Гавриил Романович составил «Записку о награждении чинов, употреблённых сенатором Державиным, по высочайше препорученной ему комиссии в Калуге», в которой подробно привёл послужные списки и заслуги столичных и калужских чиновников, оказавших ему содействие в расследовании. В этом акте проявилось внимание и чуткость Державина к рядовым служащим, обычным канцеляристам, честно исполнявшим свой служебный долг. Поощрены были советник Комаров, губернский прокурор Крупенников, губернский землемер Добрышин, губернский секретарь Соломка (его сенатор выделил особенно, так как он ездил в г. Медынь, где собирал необходимые сведения об убийстве Хитрово, выполнял иные поручения Державина), коллежский секретарь Петухов, поручик калужской штатной роты Алексеев, унтер той же роты Бобков, отставной Кротов, коллежский регистратор Яковлев, губернский регистратор Дьяков, служащие Катков, Сумкин, Носов, канцелярист Клименков. Отдельным указом вице-губернатор Казачковский был назначен губернатором калужской губернии, а городской голова Борисов был награждён за усердную службу³².

Однако после завершения державинского следствия дело помещика Хитрово и вместе с ним всё «калужское дело» было передано на дополнительное следствие в Сенат. По причине разделения компетенции гражданского и уголовного департаментов на московский и петербургский «калужское дело» было передано из четвёртого в пятый департамент, в котором следствие шло три года. Составленный итоговый доклад Сената, по мнению Державина, изобиловал «недостатками и упущениями»: Сенат не провёл дополнительного следствия, как это было предписано указом 16 августа 1802 г., не учёл показаний ряда свидетелей, замолчав о 25 свидетельских показаниях, и в итоге вместо вынесения обвинительного решения оправдал преступников. Да и сам доклад Сената пестрел подчистками, исправлениями, вклейками страниц и прочими нарушениями в оформлении официальных, тем более судебных, документов³³.

Возмущённый таким поворотом Державин 22 августа 1806 г. направил императору подробное объяснение по «калужскому делу», приложив к нему копии взятых признательных и свидетельских показаний, прямо указывавших на преступность тех деяний³⁴. Державин писал о том, чтобы «виновные не сокрылись от заслуженного по законам наказания». Он указывал на то, что «действие прошлого переменить нельзя», но можно изменить их интерпретацию³⁵.

Однако должного наказания Лопухин не понёс. Будучи в родстве с влиятельным при дворе П.В. Лопухиным, женатым на М.А. Шереметевой, в дружбе с А.А. Беклешовым, Д.П. Трощинским и А.А. Торсуковым, сумел избежать его, в то время как его подручные-чиновники были осуждены уголовной палатой суда. В мае 1803 г. московский генерал-губернатор граф Ф.В. Ростопчин сообщал князю П.Д. Цицианову между прочим о том, что Лопухин жил к тому времени весьма весело в Петербурге. В конце 1804 г. он же писал ему о том, что московский департамент Сената оправдал его. Потом это дело рассматривалось в 1806 г. на трёх февральских заседаниях Негласного совета. Н.П. Румянцев и С.К. Вязмитинов не стали тогда высказываться, ссылаясь на уже озвученную ими в 1802 г. позицию по делу. Наконец, в середине мая 1806 г. фигуранты дела получили лёгкие наказания, а Д. Хитрово был сослан в г. Нерчинск на каторжные работы. Экс-губернатор Лопухин упоминался там вскользь. И вообще, Совет признал решение Сената законным³⁶. Окончательное решение Сената было вынесено 28 января 1819 г. В нём указывалось на отсутствие в действиях бывшего губернатора «умышленных злоупотреблений власти, ему вверенной», и закреплялось то, что «во всех изветах на него поданных... считать его оправданным». Единственным наказанием стало решение о запрещении занимать ему государственные должности³⁷.

По сообщению историка, председателя Калужской учёной архивной комиссии (КУАК) И.Д. Четыркина³⁸, ревизия Державина хоть и привела к тому, что в законодательстве Российской империи, наряду с указами от 16 августа 1802 г. «О непреступлении губернатором пределов власти, назначенных им законами»³⁹ и «О воспрещении гражданским палатам принимать и рассматривать частные жалобы и о исполнении указа 1765 г. при случаях разноречащих предписаний Сената»⁴⁰, «О разных злоупотреблениях, последовавших в Калужской губернии»⁴¹, появился указ от 18 ноября 1802 г. «Об искоренении лихоимства», однако он был малоизвестен и редко применялся на практике⁴². Он в большей мере содержал констатацию факта существования взяточничества и поручение Сенату разработать законодательную базу для его пресечения. Однако при жизни Державина лишь 10 марта 1812 г. Сенат принял указ «О воспрещении приносить подарки начальникам губерний и другим чиновникам»⁴³. Мздоимство чиновников, несмотря на неоднократно предпринимаемые государством меры борьбы, было и остаётся неизменной «язвой русской жизни». Впрочем, и не только русской.

Калужский краевед конца XIX в. И. Тихомиров в известиях КУАК на основе изучения архивных сведений Калужской духовной консистории оправдывал епископа Феофилакта от державинских обвинений в причастности его к «лопухинской истории». Он сообщал, что Феофилакт в силу необходимости организовать недавно открытую в 1799 г. епархию вынужден был часто общаться с губернатором. В результате расследования Державин в силу близости епископа к губернатору заподозрил и его в злоупотреблениях. Он даже получил анонимную жалобу на него о том, что архиерей «пристрастно определяет на места». А семинаристы калужской духовной семинарии жаловались на то, что их просьбы о предоставлении мест священников не удовлетворялись церковным руководством губернии, которое назначало на те места недостойных лиц. За дерзость их даже секли розгами «нещадно». Позже Державин по доносу допрашивал с пристрастием архиерейских слуг и вынес им наказание. В силу того, что он не имел права вмешиваться в церковные дела и, торопясь уехать из г. Калуги, ревизор, по мнению краеведа, не вник в эпизод с участием в «калужской истории» Феофилакта, поэтому заодно с губернатором и его шайкой и уличил его в преступлениях. Как считал И. Тихомиров, Державин слишком был строг и подозрителен к Феофилакту. В результате проведённого им следствия 16 августа 1802 г. Сенат издал ещё и указ Синоду с предписанием провести расследование выявленных сенатором Державиным фактов ущемления семинаристов, кражи ризницы Боровского монастыря и прочих нарушений. В соответствии с указом Синода от 28 августа 1802 г. была образована независимая комиссия во главе с архимандритом московского Донского монастыря Виктором для проверки всех указанных фактов. Уже в сентябре того же года он выехал в г. Калугу и приступил к следствию. Комиссия установила, что высеченные семинаристы относились к категории ленивых и нерадивых учеников, часто грубивших префекту семинарии, прогуливавших занятия, поэтому наказание получили заслуженно. Однако комиссия укорила префекта в применении телесных наказаний к семинаристам старших классов, с которыми следовало провести строгую беседу. Префект был переведён из калужской духовной семинарии в Тульскую епархию. Изучив кадровую политику архиерея, комиссия установила, что она была разумна и на места священнослужащих назначались способные и достойные выпускники, а семинаристам следовало доучиться и не просить мест, а ждать, когда их пригласят к служению. Комиссия также оправдала Феофилакта от обвинений в неправильно наложенной им епитимье на местного помещика⁴⁴. В итоге калужский архиепископ Феофилакт был оправдан. Позже он углубился в научные занятия и спокойно занимал свой духовный пост.

Итак, Державин в начале царствования нового императора продолжил свою активную деятельность в Сенате. Благодаря его стараниям государство установило порядок над ведениями соляных промыслов в Крыму и увеличило доходность казённых поступлений от них. Так, судя по росписи государственных расходов и доходов за 1802 г. (т. е. бюджету), в казну поступило более 6,5 млн руб. неокладных сборов от продажи соли, что составило порядка 7% совокупного дохода бюджета империи. Эти поступления стояли на четвёртом месте после питейных сборов (более 25 млн руб.), подушной подати (около 20 млн руб.) и таможенных сборов (более 11,5 млн руб.)⁴⁵.

Его неоднократные уличения генерал-прокурора А.А. Беклешова в нарушении полномочий и узурпации власти в Сенате инициировали начало беспрецедентного обсуждения основ сенатской реформы. Державинский проект сенатской реформы не был осуществлён: во-первых, слишком сильны были противники Державина, а их интриги против него — продуманны и изощрённы, во-вторых, его предложения явно диссонировали с келейно подготовленной в недрах Негласного комитета реформой центрального управления. При этом в бытность его министром юстиции было использовано на практике лишь предложение об оберегательной власти — учреждена консультация (т. е. совещание) обер-прокуроров в Сенате. Это осуществилось в силу слитности должностной компетенции министра юстиции и генерал-прокурора. Безусловно, для своего времени державинские идеи о подчинении монарха и государственных чиновников принципу законности, о выборности высших чиновников, открытого опубликования решений сенаторов были смелыми и передовыми.

Участие Державина в расследовании «калужского дела» обнажило неприглядные стороны бюрократического аппарата империи в одной из её центральных губерний. Шантаж, вымогательства, подлоги, лжесвидетельствование, оскорбления чести и достоинства, незаконные захваты собственности — это неполный перечень преступных деяний губернатора Лопухина и его управленческой команды, которые вскрыл и доказал Державин. Действительно, сама Фемида не желала такого строгого судью, как Гавриил Романович. Однако, несмотря на неопровержимость собранных доказательств, участники коррупционного скандала не понесли должного наказания, а главный фигурант оказался на свободе, полностью оправданный высшей судебной инстанцией. Как и в случае с генерал-губернаторами Т.И. Тутолминым и И.В. Гудовичем, с тамбовским купцом М. Бородиным, председателем Заёмного банка П.В. Завадовским, директором Санкт-Петербургской таможни Даевым и прочими, закон в борьбе со злоупотреблениями оказался слаб.

Впрочем, и сам Державин предвидел такой итог своей ревизии Калужской губернии: в беседе с императором перед принятием поручения в ноябре 1801 г. он просил не налагать на него обязательств по расследованию лопухинских деяний, так как «труды его будут напрасны», а он только наживёт себе новых врагов и «возбудит ненависть сильных людей»⁴⁶.

Примечания

1. ИРЛИ РАН. Ф. 96. Оп. 9. Д. 5. Л. 2—3, 6.

2. Берестов А. Калужское следствие (Г.Р. Державин в Калуге) // От наших корней: культура и искусство Калужского края. Калуга, 2003. С. 39—45.

3. Собственноручные письма и указы императора Александра Павловича к Державину // Русский архив. 1863, № 1. С. 462—465.

4. РГИА. Ф. 1101. Оп. 1. Д. 223. Л. 1—2.

5. Записки Г.Р. Державина... М., 1860. С. 451—452.

6. Городской голова — глава городского общественного управления, который избирался на три года. Должность учреждена императрицей Екатериной II в 1767 г.

7. Записки Г.Р. Державина... М., 1860. С. 446.

8. ИРЛИ РАН. Ф. 96. Оп. 9. Д. 1—29.

9. Там же. Д. 5, 14, 16, 17, 24.

10. ИРЛИ РАН. Ф. 96. Оп. 9. Д. 5. Л. 22—26 об.

11. ИРЛИ РАН. Ф. 96. Оп. 9. Д. 5. Л. 14—15.

12. Там же. Л. 28—31.

13. Там же. Л. 34.

14. Там же. Л. 40.

15. Там же. Л. 42—50.

16. Там же. Л. 42 об.

17. ИРЛИ РАН. Ф. 96. Оп. 9. Д. 5. Л. 43.

18. Там же. Л. 43 об. — 49 об.

19. ИРЛИ РАН. Ф. 96. Оп. 9. Д. 5. Л. 49 об. — 50.

20. Всеподданнейший доклад Г.Р. Державина по делу Лопухина // Сенатский архив. СПб., 1903. Т. Х. С. 305—381.

21. Там же. С. 365—366.

22. Всеподданнейший доклад Г.Р. Державина по делу Лопухина // Сенатский архив. СПб., 1903. Т. Х. С. 326—331.

23. Там же. С. 340—342.

24. Там же. С. 345—347.

25. Всеподданнейший доклад Г.Р. Державина по делу Лопухина // Сенатский архив. СПб., 1903. Т. Х. С. 350—352.

26. Там же. С. 352—353.

27. Там же. С. 353—358.

28. Всеподданнейший доклад Г.Р. Державина по делу Лопухина // Сенатский архив. СПб., 1903. Т. Х. С. 358—361.

29. Собственноручные письма и указы императора Александра Павловича к Державину // Русский архив. 1863, № 1. С. 465—466.

30. РГАДА. Ф. 1261. Оп. 1. Д. 1431. Л. 22—22 об.

31. Всеподданнейший доклад Г.Р. Державина по делу Лопухина // Сенатский архив. СПб., 1903. Т. Х. С. 325.

32. ИРЛИ РАН. Ф. 96. Оп. 9. Д. 5. Л. 72, 74, 76, 78, 115—118 об.

33. Всеподданнейший доклад Г.Р. Державина по делу Лопухина // Сенатский архив. СПб., 1903. Т. Х. С. 313—318.

34. Там же. С. 305—381.

35. ИРЛИ РАН. Ф. 96. Оп. 9. Д. 21. Л. 10 об, 11 об.

36. Грот Я.К. Жизнь Державина... СПб., 1880. С. 787—788.

37. Берестов А. Калужское следствие... Калуга, 2003. С. 43—44.

38. Четыркин И.Д. О последствиях ревизии в Калуге в 1802 г. Г.Р. Державина // Известия Калужской учёной архивной комиссии. Калуга, 1895, № 4. С. 17, 26.

39. ПСЗ-1. Т. XXVII. 1802—1803 гг. № 20 372.

40. Там же, № 20 373.

41. Там же, № 20 374.

42. Там же, № 20 516.

43. ПСЗ-1. Т. XXXII. 1812—1814 гг. № 25 028.

44. Тихомиров И. Строгая ревизия. Эпизод из калужской жизни начала XIX столетия // Известия Калужской учёной архивной комиссии. Калуга, 1898, № 3. С. 8—28.

45. Приложение к Журналу Комитета министров за 1802 г. // Журналы Комитета министров. Царствование императора Александра I: в 2 т. Т. 1. 1802—1810 гг. СПб., 1888. Отд. 2. С. 30.

46. Записки Г.Р. Державина... М., 1860. С. 444.