Реакция современников и потомков на «мнение» Державина
Это «Мнение» сенатора Державина крайне негативно и враждебно было принято в среде еврейского населения Белоруссии, особенно кагальной знати. Последующие исследователи истории русского еврейства, начиная с Ю.И. Гессена, прикрепили к Гавриилу Романовичу устойчивый ярлык юдофоба. В «Еврейской энциклопедии» Ю.И. Гессен написал про Державина, что он в своём «Мнении» вылил «мрачную вражду против евреев». Предвзятое мнение автора энциклопедии выразилось в резкой характеристике Гавриила Романовича, в котором, по его словам, «честность и безнравственные поступки сочетались в нём в такой же степени, как откровенная простота с лестью и хитростью царедворца». Обвинения Державиным евреев в экономическом порабощении крестьян, по убеждению Ю.И. Гессена, не раз служили основой для репрессивных мер против евреев1.
Американский историк С. Барон утверждал, что основной задачей проекта Державина была ассимиляция евреев, предопределившая второсортность еврейского населения Российской империи и Советского Союза2. Немецкий историк Х.-Д. Лёве считал, что Державин предлагал сегрегационные меры для еврейского населения бывших польских земель. Его план он отождествляет с планом И. Фризеля, направленным также на максимальное государственное реформирование традиционных религиозных учений и практик евреев. Во взглядах обоих он видел близость идеям Гаскалы, нацеленным на правовую, административную и социальную адаптацию евреев Российской империи. Итогом этих предложений стало «Положение о евреях» 1804 г., которое, по мнению Х.-Д. Лёве, оказалось более мягким, чем все тогда ожидали. Однако правительство, допустив религиозный либерализм, ослабило еврейскую общину изнутри. Европеизация евреев, по мысли разработчиков этого закона, должна была ослабить их религиозный фанатизм. В итоге евреи были ассимилированы, из зажиточной части еврейского общества государство сформировало лояльный класс купцов и предпринимателей. Аккультурация прошла быстрее после повсеместного внедрения государственных светских школ, которые окончательно разрушали этническую идентичность этого народа3.
Дж. Клиер, зарубежный историк русского еврейства, посвятил Державину немало места в своём исследовании. Он впервые опубликовал свою работу в 1986 г., чему предшествовала защита докторской диссертации в 1976 г. в Иллинойском университете. Издание 2000 г. было им значительно дополнено архивными документами. Как полагает историк, стремление разрешить «еврейский вопрос» у Державина возникло ещё в первую его поездку в Белоруссию в 1799 г. «В его понимании это значило защитить христианское население от эксплуататорских происков евреев и одновременно сделать евреев полезными для государства», — констатировал Дж. Клиер.
Он полагал, что Державин с позиций дворянина-великоросса в экономических неурядицах одинаково судил и польских магнатов, и белорусских крестьян, и евреев. Причём, по убеждению Дж. Клиера, реформаторские идеи Гавриила Романовича никогда не выходили за рамки приверженности крепостному праву4. Мысль Ноткина — превратить евреев в фабричных рабочих — придала российской политике в отношении евреев новое направление и сдвинула её с мёртвой точки. Однако, по мнению исследователя, Державин использовал идею Ноткина, исказив замысел её автора: предложенные им меры строились на принуждении и означали насильственное массовое переселение5. Дж. Клиер выразил сомнение по поводу осуществимости плана Державина, который, по его словам, повторял идеи И. Франка: «Едва ли план Державина, по которому тысячи евреев должны были осесть по берегам Чёрного моря и превратиться в фермеров или фабричных рабочих, мог бы когда-нибудь осуществиться. Об этом говорят неудачи более поздних экспериментов с переселениями, тем более что власти обычно не хотели или не могли выделить обещанные средства на выполнение этих замыслов. Но всё же грандиозное "Мнение" Державина сыграло важную роль как источник информации, пусть и неточной, для реформаторов последующих правлений. Державин первым выразил мысль о том, что евреев можно переделать в сельских хозяев или в фабричных рабочих. Тем самым его "Мнение" послужило катализатором важной попытки преобразований при Александре I»6.
По мнению историка, в отличие от Фризеля или последователей Мендельсона, Державин видел цель реформы в сегрегации, а не в интеграции евреев в русское общество. Этому должна была способствовать не только разная вера, но и физическое отделение евреев от христиан посредством массовых переселений. С точки зрения Державина, в интерпретации Дж. Клиера, окончательное нравственное усовершенствование евреев было недостижимо. Если школа Мендельсона утверждала, что еврею, как и любому человеку, присуще внутреннее стремление к совершенству, то Державин обладал достаточно сильным «религиозным пессимизмом», чтобы держаться противоположного взгляда. Согласно ему, в лучшем случае можно было рассчитывать на то, что евреи, очистившись от фанатизма и ненависти к христианам, смогут сделаться «полезными» для государства7. До того периода государство, обращаясь к проблеме евреев, старалось установить, к какому из сословий лучше всего их отнести и как извлечь максимум выгоды из их экономического потенциала. Это была та же самая позиция, с которой подходили и к другим группам русского общества. Труды же Фризеля и Державина, напротив, продемонстрировали правящим кругам, что евреи представляют собой особую категорию, что их жизнь в России не укладывается ни в какие нормы и что для управления ими требуется специальная политика. Они поставили впервые «еврейский вопрос». Как полагает Дж. Клиер, Фризель и Державин, вдохновлённые результатами «просвещённого абсолютизма» Австрии и Пруссии и тяготевшие к полицейской государственности, выступили как проводники самых разнообразных реформаторских течений. По мнению зарубежного исследователя, «Мнение» Державина стало своеобразным каноном для последующих юдофобов8.
Более взвешенную и объективную оценку взглядам Державина на положение евреев в России дал в середине 1970-х гг. американский историк из Калифорнийского университета А. Шпрингер. По его мнению, Державин хотел в условиях сохранения крепостничества и абсолютизма решить проблему белорусских неурожаев и реформировать социальную жизнь и культуру евреев9. Историк справедливо подчёркивал, что подготовленное «Мнение» превратило Державина в неистового антисемита и реакционера. Исследователи его биографии игнорировали его служебную деятельность, делая упор на творчестве или националистических взглядах. Приклеенные ярлыки вводили всех в заблуждение относительно его истинной государственной деятельности, которой он сильно дорожил. А. Шпрингер заявлял, что проект Державина был изучен до того без учёта исторического контекста. Между тем Гавриил Романович был выразителем государственных идей и интересов, стремлений еврейских реформаторов. В связи с такой постановкой вопроса историк призывал пересмотреть устоявшееся предвзятое представление о Державине10.
Тщательную и детальную подготовку «Мнения» А. Шпрингер объяснял тем, что Державин мыслил его как часть будущего законодательного акта. Исследователь подробно проанализировал записку сенатора. Предложения по реформированию жизни в Белоруссии он сгруппировал по трём направлениям: еврейские общественные институты и самоуправление; правовой статус и экономическая деятельность; еврейское образование, традиции и обычаи.
Как считает А. Шпрингер, Державин был против сохранения кагалов по социально-политическим причинам. Во-первых, община узурпировала часть административной власти, которая должна была принадлежать только центральному правительству, во-вторых, старейшины злоупотребляли своей властью по отношению к рядовым общинникам, обирая их. Осуждал Державин способы ведения коммерческой деятельности евреев, которые специализировались на винокурении, не приносящем населению Западного края процветания. Относительно системы еврейского образования, Державин подчёркивал, что оно способствовало изоляции евреев от соседей-христиан, больше вредило самим евреям11.
А. Шпрингер соглашается с тем, что Державин хотел сделать из евреев полезных для государства граждан, ментально, социокультурно, политически сблизить их с христианами. Он стремился секуляризировать жизнь евреев12. Не обошёл вниманием историк и источники информации о евреях, которыми Державин пользовался при составлении «Мнения». Державин ничего не знал о еврейской жизни и обычаях, поэтому с большим вниманием изучил записки И. Франка и Н. Ноткина. Исследователь подробно разобрал содержание каждой из них, показывая созвучность взглядов Гавриила Романовича с мнениями двух неравнодушных к участи своего народа евреев. Например, идеи переселения в Новороссию и назначения протектора были ему близки, так как отвечали его представлениям об устройстве быта евреев13.
Далее А. Шпрингер останавливается на характеристике предшествовавшего законодательства о евреях и в целом на политике Екатерины II в отношении еврейского населения. Он подчёркивал, что хотя политика была непоследовательна, но содержала главную цель: ассимилировать евреев. Державин подготовил свой проект как раз в русле той государственной политики, которая, как замечает историк, не называлась антисемитской. Царское правительство уже в 1770—1780-е гг. ограничивало еврейскую винную торговлю, автономию кагалов, предпринимало попытки переселить евреев из белорусских деревень в города и пр. Наиболее непопулярные и драконовские меры, подытоживает А. Шпрингер, не были оригинальны и имели корни в екатерининском законодательстве14.
Помимо законодательства, источником информации, повлиявшим напрямую на позицию Державина, являлись предложения его современников: доклад Сенату 1797 г. минского губернатора З. Карнеева, записка литовского губернатора И.Г. Фризеля, предполагавшие меры по запрещению еврейского винокурения и переселению евреев из Западного края. По мнению А. Шпрингера, Фризель имел при этом репутацию либерального деятеля, в то время как Державину «повезло» стать антисемитом15.
Негативное отношение Державина к евреям историк объяснял тем, что Гавриил Романович никогда не бывал в западных губерниях империи и не сталкивался с евреями, согласно его восприятиям они вели себя высокомерно по отношению к его соотечественникам. Ещё одним фактором шовинизма А. Шпрингер назвал провинциальное происхождение и карьерные неудачи Державина (и это притом, что он был сенатором, министром и генерал-прокурором!). По мнению зарубежного исследователя, Державин не мог покуситься на устои самодержавия и предложил второстепенные меры. При этом его меры нельзя рассматривать как расистские, они не предусматривали уничтожение народа. Историк их назвал реакционными, имея в виду то, что они шли в русле самодержавной политики и не противоречили духу «просвещённого абсолютизма»16.
Таким образом, А. Шпрингер перенёс акцент из националистического поля в классовое. Он снял с Державина обвинения в антисемитизме и адресовал их Российской империи. Конечно, эта позиция не лишена идеологических шор, но она содержит зерно истины в том, что призывает рассматривать проблему в общеисторическом контексте государственной политики России конца XVIII — начала XIX в.
Вновь спор между сторонниками и противниками взглядов Державина на «еврейский вопрос» возник в 1993 г. на американском симпозиуме в Норвичском университете, посвящённом 250-летию со дня рождения поэта. Публицист И.Н. Богуславский отметил, что Державин «был болен антисемитизмом не в детской форме, а тяжело и хронически». Он упрекал Гавриила Романовича, ошибочно названного им «опытным царедворцем», в непонимании государственных приоритетов в отношении еврейского населения при Павле I. Именно в царствование этого императора монарший гнев сменился на милость: был официально признан хасидизм, освобождён из тюремного заключения глава белорусских хасидов З. Шнеерсон17. На это заявление возразил Е.Г. Эткинд, литературовед и историк литературы. По его мнению, Державин относился к евреям с интересом и уважением, в своём вступлении ко второй части «Мнения» он был «бесконечно далёк от антисемитизма». Гавриил Державин совершенно точно определил драму еврейского народа: одновременное бесправие и властвование. Описывая отношение «других», обвинявших евреев во всех мерзостях и пороках, Державин был явно не на их стороне. Внимательное прочтение текста дало основание Е.Г. Эткинду обнаружить у Державина симпатию к евреям18. Его проект изменения еврейской жизни и учёт его предложений в «Положении о евреях» 1804 г. вовсе не позволяет считать сенатора врагом евреев. В записке Державин призывал оказать всяческое покровительство этому народу, уравнять его в правах с иными гражданами империи. «Державин ратовал за общегосударственную справедливость, а не за дискриминацию еврейского народа», — резюмировал учёный.
Замечательным, по мнению Е.Г. Эткинда, был державинский проект образовательной реформы, сочетавший баланс между культурной ассимиляцией и сохранением национальных традиций. Он приветствовал уважительное отношение Гавриила Романовича к идеологии М. Мендельсона19.
Аргументы И.Н. Богуславского в пользу державинского антисемитизма (критика еврейской церкви и употребление слова «жид»), по мнению Е.Г. Эткинда, не выдерживали критики. Свою статью исследователь заканчивает ёмкой фразой, передающей всю суть спора: «Если Державин — антисемит, то Мозес Мендельсон заслуживает того же клейма»20.
Примечания
1. Еврейская энциклопедия: свод знаний о еврействе и его культуре в прошлом и настоящем: в 16 т. / под общ. ред. Л. Каценельсона и Д.Г. Гинцбурга. СПб., [1906—1913]. Т. 7. С. 112—113.
2. Baron S.W. The Russian Jew under Tsars and Soviets / ed. by M.T. Florinsky. N.Y., 1964.
3. Löwe H.-D. Poles, Jews, and Tartars: Religion, Ethnicity, and Social Structure in Tsarist Nationality Policies // Jewish Social Studies, New Series. 2000. Vol. 6, № 3. P. 60—63.
4. Клиер Дж. Указ. соч. С. 242, 246.
5. Там же. С. 262.
6. Там же. С. 267—268.
7. Клиер Дж. Указ. соч. С. 270.
8. Там же. С. 272—274.
9. Springer A. Gavriil Derzhavin's Jewish Reform of 1800 // Canadian-American Slavic studies. 1976, № 1. P. 1.
10. Springer A. Gavriil Derzhavin's Jewish Reform of 1800 // Canadian-American Slavic studies. 1976, № 1. P. 2.
11. Там же. P. 4—5.
12. Там же. P. 8—9.
13. Там же. P. 10—14.
14. Springer A. Gavriil Derzhavin's Jewish Reform of 1800 // Canadian-American Slavic studies. 1976, № 1. P. 14—19.
15. Там же. P. 19—20.
16. Там же. P. 20—23.
17. Богуславский И. Совсем не юбилейное... // Гаврила Державин 1743—1816: мат-лы симпоз. по рус. лит-ре и культуре / под ред. Е. Эткинда и С. Ельницкой. Нортфилд, Вермонт, 1995. С. 153—157.
18. Эткинд Е. Державин не был антисемитом (возражение И. Богуславскому) // Гаврила Державин 1743—1816: мат-лы симпоз. по рус. лит-ре и культуре / под ред. Е. Эткинда и С. Ельницкой. Нортфилд, Вермонт, 1995. С. 159.
19. Там же. С. 160—161.
20. Там же. С. 162.