Глава IV. Президент Коммерц-коллегии и сенатор межевого департамента Сената — почётная ссылка

Президентом Коммерц-коллегии Г.Р. Державин был назначен в январе 1794 г.¹ К тому времени Коммерц-коллегия утратила некогда важное государственное значение, т. к. её функции по торговым и таможенным делам были переданы губернским казённым палатам, а в её ведении оставались незначительные вопросы торговли с английскими купцами. В сентябре 1796 г. эта коллегия была упразднена. Это назначение было почётным отстранением от двора, к хитросплетениям и особым правилам жизни которого Державин так и не смог приспособиться. По замыслу Екатерины II, на таможенной службе Державин мог отдохнуть от изобличения чиновников-мошенников и сам подзаработать. Не таков оказался Гавриил Романович — вновь устоял от соблазнов и активно пресекал корыстолюбивые поползновения подчинённых.

На новом месте Державин нашёл себе занятие по своим принципам: он провёл ревизию складов портовых таможен, обнаружив недостатки и упущения в хранении товаров, осуществил проверку процедуры таможенных досмотров, производившихся не тщательно и с нарушениями. Он раскрыл махинации иностранных купцов и таможенных чиновников, занижавших стоимость ввозимых товаров для снижения уплачиваемых с них пошлин. Правда, на подготовленный рапорт о вскрытых злоупотреблениях монаршей реакции не последовало.

Хорошо зная проблему кадрового обеспечения государственных ведомств, Державин предлагал расширять штат таможенных служащих за счёт честных, расторопных и знающих своё дело людей. Он был против привлечения к службе, в особенности на западных окраинах империи, учеников, обучавшихся таможенному делу при петербургском порту, т. к. они многого не знали и вполне были удобны для опытных акул таможенной службы. В цолнеры² советовал назначать опытных чиновников³.

На посту руководителя Коммерц-коллегии Державин вновь отличился инициативностью: уже в марте 1794 г., т. е. спустя три месяца после назначения на новую должность, он составил записку императрице, в которой сразу же обозначил своё отношение к службе и вскрытым им недостаткам в работе ведомства. Во-первых, Гавриил Романович подчёркивал, что своё предназначение в качестве президента Коммерц-коллегии он видел в неукоснительном соблюдении законов, надзоре за петербургской таможней и соблюдением её Регламента⁴. Во-вторых, он заметил отсутствие единообразия и порядка в государственном управлении коммерцией, что, по его наблюдениям, вело к различного рода «казусам». Это, по мнению Державина, выражалось в том, что сбор таможенных пошлин осуществляли казённые палаты, а деятельность торговых бирж находилась в ведении магистратов. Его предшественник на этой должности князь А.Р. Воронцов решал эти противоречия лично, что называется в «ручном режиме». Сам Державин так вести дела не рисковал, поэтому просил императрицу утвердить дополнительные к Регламенту инструкции для президента Коммерц-коллегии с тем, чтобы его полномочия были чётко определены⁵.

В одной из записок Державин особое внимание обращал на проблему тайного и незаконного ввоза на территорию страны запрещённых товаров. Он считал, что государство должно было поставить ввоз товаров под жёсткий контроль. Методами регламентации, по мнению Гавриила Романовича, могли стать учёт поступавших из-за границы товаров, маркировка их специальными клеймами, введение дополнительных таможенных пошлин. После прохождения процедуры легализации товары могли поступать в свободную продажу. Зная о широко укоренившейся практике обхода закона, учитывая огромную территорию империи, Державин предлагал расширить штат негласных таможенных смотрителей, которые отслеживали бы торговый оборот. «Умеренность в роскоши и ободрение отечественных фабрик» должны были принести пользу экономике⁶.

О масштабах нелегально ввозимых и сбываемых в стране, а также вывозимых из неё товаров Державин знал от своих осведомителей. Так, заседатель могилёвского губернского магистрата Медведев и чиновник черниговского наместничества Добрянский сообщили ему о том, что купец из Черниговской губернии Головлев с сыновьями тайно вывезли из страны 122 бочки постного масла и старых серебряных монет на 30 тыс. руб. Из Москвы его агенты сообщали о тайно ввезённой большой партии товара из Польши шкловскими и польскими евреями. Их беспрепятственный ввоз стал возможен благодаря фальсификации таможенных штемпелей.

Державин высоко оценивал содействие Коммерц-коллегии московского купца Ивана Минина, потомка того самого Козьмы Минина — героя ополчения периода Смуты. Он раскрыл махинации с незаконным ввозом товаров в Москву рижским купцом Евстафием Артемьевым, комиссионером шкловских евреев, сбывавшим ситец по низкой цене на большие суммы. Он же сообщал об активной нелегальной деятельности ещё двух представителей еврейского купечества в Москве — Василия Шмита и Евстафия Вельцена, которые продавали товар с фальшивыми клеймами в год на 0,5 млн руб.⁷ (!). Деятельность таких осведомителей из купеческой среды была обоюдно выгодна и власти, и торговцам. Дело в том, что в результате успешно проведённой «операции» половина контрабанды доставалась государству, а другая половина — информатору.

Обуздать нелегальную торговлю Державин предлагал посредством возврата старых кадров таможенных служащих, которые были распущены в связи с открытием новых таможней в Западном крае в результате присоединения части территории Речи Посполитой, а также с помощью ужесточения контроля со стороны московского главнокомандующего и губернатора. Он настаивал на немедленном возбуждении уголовных дел в суде по доносам И. Минина⁸.

Иногда к Державину обращались купцы с прошениями. Так, в мае 1794 г. Гавриилу Романовичу жаловались петербургские купцы Григорий Нежинский, Павел Пономарёв и Фёдор Катанаев. Проблема состояла в том, что они не могли свободно приобрести торговые места в Гостином дворе, где торговали только богатые купцы, т. к. переоброчка торговых мест проходила в последний раз в 1764 г. и бывший глава Коммерц-коллегии А.Р. Воронцов часто проводить переоброчку не разрешал. Державин повелел чаще проводить переторжку торговых мест и давать возможность выходить на рынок предприимчивым купцам, тем более, что они предлагали более высокую годовую плату за торговое место, что для государства было выгоднее⁹.

Державин сетовал на то, что государственным торговым ведомствам неизвестна была общая сумма взимаемых с иностранных купцов пошлин. Он обращал внимание на устаревший Таможенный устав 1755 г., который надо было заменить на новый¹⁰. Для единообразия Гавриил Романович предлагал взимать единые торговые пошлины как с российских купцов, так и с купцов из Ревеля, Риги и других присоединённых к империи территорий¹¹. Тем более, что торговое дело в западных областях развивалось бурно и вполне успешно, его стимулирование сулило казне внушительные доходы.

Особенно остро для страны, по мнению государственного деятеля, стояла проблема нелегального вывоза из России золотых и серебряных монет. Для России тогда актуально было пополнять запасы монет для чеканки российских денег. По его наблюдениям, российские купцы, торговавшие через белорусские губернии, вывозили товар на меньшую сумму, а в Лейпциге, Данциге и других европейских городах закупали самые дорогие товары, тем самым вывозя из страны капиталы. Иностранные купцы вместо ефимок¹² часто расплачивались российскими рублями, что было прикрытием злоупотреблений в тарифной политике. Державин, проанализировав доходность казны от иностранной торговли за 1750—1762 гг. и за 1784—1795 гг., пришёл к выводу о том, что торговые обороты увеличились, а количество взимаемых пошлин уменьшилось, т. к. иностранцы платили рублями, а не ефимками¹³.

Изучив торговый баланс на 1793 г., Державин констатировал, что хотя по 12 портовым и 6 пограничным таможням было вывезено российских товаров на сумму более, чем в 17 млн руб., однако этот положительный перевес был мнимым. Дело было в том, что иностранцы продавали свои товары по более низкой цене. К тому же высоки были обороты с нелегально ввезёнными товарами, да и вексельный курс был не в пользу отечественных коммерсантов. Иными словами, объёмы и успехи теневой экономики превосходили формальные показатели. Казна недополучала огромные деньги. Для поддержания российской экономики Державин предлагал разработать новый таможенный тариф¹⁴.

Уже в первые месяцы президентства в Коммерц-коллегии Державин столкнулся с активным сопротивлением таможенного чиновничества. В записке царице он сообщал, что таможенный советник А.А. Беер и директор петербургской таможни Даев проявляли к нему неуважение: на запросы не отвечали, ведомости не подписывали, сведений о количестве учеников и слушателей при столичных портах и биржах не предоставляли и пр. Со стороны это выглядит как стремление Державина к установлению своей власти над подчинёнными, проявление его властолюбия и нетерпения к возражениям.

Однако всё обстояло иначе. Гавриил Романович искренно радел за государственные интересы. В частности, его запрос к директору санкт-петербургской таможни выслать ему одного из таможенных учеников Милова, формально послуживший началу вражды, преследовал цель расширить штат негласных осведомителей Коммерц-коллегии в новых западных губерниях. Милова Державин намеревался отправить в Белоруссию и Москву, где процветала торговля беспошлинными товарами. Демонстративный отказ выполнить просьбу начальника, чинимые препятствия подчинённых задели и самолюбие Державина, и он, не собиравшийся поначалу устраивать взыскания с нерадивых чиновников, решился отстаивать свою позицию¹⁵. Даже на заявление генерал-прокурора Сената А.Н. Самойлова о том, чтобы Державин не вмешивался в дела столичной таможни, он парировал тем, что он ещё в эти дела даже не входил, но лишь учтиво запрашивал справки¹⁶. Видимо, зная деловую хватку «певца Фелицы» чиновники перестраховались и нанесли упреждающий удар.

Вследствие своей прямолинейности и стремления к пресечению любых проявлений беззакония, Державин и в этом ведомстве вступил в противоречие с чиновниками. Дважды, в мае и июле 1794 г., он обращался к П.А. Зубову, новому фавориту императрицы, с просьбой оказать содействие в личном объяснении с Екатериной II. Он рассказывал, как санкт-петербургский вице-губернатор И.А. Алексеев, советник таможенных дел Санкт-Петербургской казённой палаты А.А. Беер и главнокомандующий в Москве А.А. Прозоровский, зная его вспыльчивый нрав, в отместку за то, что Гавриил Романович вмешивался в их махинации на Архангельской таможне, устроили инцидент из-за таможенного ученика Милова, которого Державин затребовал для Коммерц-коллегии якобы не по закону. Своё вмешательство в таможенные дела Державин искренне объяснял тем, что «ежели начальствующие в губернии и управители таможен сами будут поводом к злоупотреблениям, а я буду смотреть на сие сквозь пальцов, то худой я буду оберегатель торговли». Понимая, что для большинства чиновников таможенные дела являлись, по его выражению, «лакомы», он всё равно оставался честным человеком, не «запустив руки ни в частный, ни в казённый карман»¹⁷. Державин в сердцах восклицал: «Не зальют мне глотки ни вином, не закормят фруктами, не задарят драгоценностями и никакими алтынами не купят моей верности к моей Монархине, и никто меня не в состоянии удалить от пользы Государя и своротить с пути законов...». Прекрасно осознавая свою неудобность, раздражавшие многих неподкупность и честность, Гавриил Романович восклицал: «Что делать? Ежели я выдался урод такой, дурак, который ни на что не смотря, жертвовал жизнию, временем, здоровьем, имуществом службе и личной приверженности обожаемой мною Государыне, животворился ея славою и полагал всю мою на неё надежду...»¹⁸. Державин просил наказать его по закону или отстранить от должности, но только по распоряжению императрицы. Естественно, этого сделано не было — Екатерина надеялась на «благоразумие» слишком порядочного для государственной службы поэта.

В качестве главы Коммерц-коллегии Державин активно участвовал в Сенате при разбирательстве злоупотреблений на Астраханской и Ревельской таможнях. Он подчёркивал, что махинациям на тех таможнях покровительствовали местные губернаторы. Торговля находилась в руках ненадёжных чиновников, которые незаконно вывозили капиталы за границу¹⁹. Из записки Екатерине мы узнаём, что астраханский губернатор способствовал тайному провозу запрещённых товаров, а когда злоупотребления были вскрыты, потратил 10 тыс. казённых денег на взятки, чтобы уголовная палата закрыла это дело. Эту ценную информацию Державину сообщили советник астраханской таможни Деланчеев и пакгаузный надзиратель²⁰ Тарарин²¹. На Ревельской таможне чиновники незаконно продавали за рубеж российские серебряные и золотые монеты, брали взятки, сами занимались подкупами²².

В связи с таможенными махинациями Державин настаивал на своём личном присутствии в Сенате при рассмотрении тех дел. Тем более, что такое право у него имелось — ведь он был сенатором. Однако генерал-прокурор не допускал его к участию в заседаниях. Профессиональная боязнь законника Державина выразилась и в том, что его просьба о внеочередном решении тех уголовных дел была отклонена. Да и главные фигуранты дел легко отделались: были наказаны лишь рядовые чиновники, а руководители и представители губернской администрации остались на своих должностях²³.

Державин считал полезным для государства упорядочить работу торговых маклеров при биржах, которые содействовали заключению сделок между купцами. По его мнению, Коммерц-коллегия должна была вести учёт лиц, занимавшихся торговым посредничеством, совместно с купечеством ежегодно определять их оптимальное количество. При этом казённые палаты и вице-губернаторы должны быть отстранены от ведения таких дел, т. к. были прецеденты мошеннических сговоров на рынке при прямом покровительстве и участии чиновников²⁴.

Обладая государственным мышлением и руководствуясь интересами государства, в 1794 г. Гавриил Романович составил записку о мерах к повышению государственных доходов. По его мнению, необходимо было строго учитывать все направления расходования государственных денег, сохранять все квитанции после проведения денежных операций²⁵. Считал важным согласовать приходную, расходную, недоимочную и счётную отделы экспедиции доходов. При этом все экстраординарные расходы тоже записывать в расходные книги.

Далее Державин предлагал внести ясность в ведение оброчных статей, чтобы государство точно знало, сколько у него казённых земель и угодий, по каким ценам и на каких условиях сдавались в аренду частным лицам и пр. Хорошо зная схемы обогащения откупщиков, которые брали откупа по дешёвке, а товар в розницу продавали втридорога, Гавриил Романович настаивал на сдаче оброчных статей в откупа не более чем на 4 года. После истечения срока следовало проводить проверку и новую переторжку откупа²⁶.

Державин предлагал также вести строгий учёт неокладных сборов (пошлины за гербовую бумагу, исковые прошения, таможенные пошлины, штрафы и пр.). Вообще он считал, что за счёт неокладных сборов казна могла бы значительно пополниться. Для того, чтобы увеличить их поступление, по мнению Гавриила Романовича, необходимо было ввести правило, по которому все исковые требования по уголовным делам (а их в судах было больше) подавались не на простой, а на гербовой бумаге²⁷.

Пополнить бюджет, по его плану, можно было и за счёт сокращения ничего не делающих ведомств, тем самым сэкономив на жаловании чиновникам. Например, после проведения межевания ликвидировать межевые канторы²⁸.

Разумным, с точки зрения Державина, было бы разрешить частным лицам свободно, без договоров с казёнными палатами, разрабатывать месторождения руды и приисков драгоценных металлов с последующей обязательной поставкой части ресурсов в казну на возмездных основаниях. Замысел состоял в том, чтобы частный капитал взял на себя расходы по строительству металлургических заводов и производств.

Для того, чтобы не зависеть от импорта соли, по убеждению Державина, необходимо было развивать свои месторождения соли. Главным в увеличении доходности бюджета, по его мнению, должен быть чёткий и постоянный контроль над казной, последовательное взимание недоимок, умеренность и целесообразность расходов, «твёрдость и неустрашимость против разнаго рода хищников казны»²⁹.

В 1796 г. Державин по просьбе московского смотрителя над запрещённой торговлей Клушенцова вновь обращался к П.А. Зубову. Дело было в том, что смотритель выявил незаконную продажу золотых и серебряных монет за границу, которой покровительствовал рижский губернатор. По распоряжению Клушенцова купцы и комиссионеры, уличённые в той незаконной торговле, были арестованы, но губернатор через связи в Сенате способствовал увольнению этого смотрителя из московской думы. Клушенцов обращался к Державину за помощью, зная его репутацию честного чиновника³⁰.

Следующим направлением в деятельности Державина в те годы была сенатская служба. Он готовил свои мнения по тем или иным вопросам, составлявшим предмет подаваемых в Сенат жалоб и прошений. Работая в межевом департаменте, он в основном сталкивался с делами по земельным, наследственным, вексельным и иным гражданско-правовым спорам.

Так, в 1795 г., разбирая дело полковника С.А. Жукова, он установил, что обвинение его родственников в полном сумасшествии было ложным. Державин принял решение установить над 40-летним временно безумным полковником не опеку, которая давала полную свободу его сыну, отцу и племяннице Безобразовой распоряжаться его имениями, а попечительство, обязывавшее испрашивать у попечителей только согласие на совершение сделок с недвижимым имуществом³¹. В схожем случае с бригадиром Щербининым Державин рассудил, что распоряжение о продаже своей доли имения, данное им жене, являлось недействительным, т. к. он состоял под опекой матери и бригадира Чихачева и был полностью недееспособным. Державин обязал надворный суд запись о разрешении продажи доли Щербинина аннулировать³².

Приходилось Державину по долгу службы и по особой своей ответственности разбираться в довольно запутанных семейных тяжбах, выступая медиатором. Ярким подтверждением этого служит дело между капитан-поручиком Семеновского полка Иваном Дмитриевым (другом Державина, поэтом, позже ставшим министром юстиции) и ротмистром Всеволодом Всеволоцким. Суть спора между родственниками заключалось в том, чтобы установить действительность распоряжения умершего Н.А. Бекетова, бывшего астраханского губернатора, передать после своей смерти И. Дмитриеву 40 тыс. руб., кроме того, что он получил по завещанию.

Дмитриев, приходившийся умершему племянником, доказывал своё право на получение указанной суммы письмами завещателя к его отцу, показаниями зятей Всеволоцкого, Смирнова, Бекетова, Кетова и Ахматова. Всеволоцкий эти требования опровергал, замечая, что Дмитриев не жил с умершим и не мог знать его распоряжений, которые не давались никакими приказами в домовую контору. К тому же он сообщал о разрешении покойного Бекетова совершить отмену его частных распоряжений после его смерти. Такая большая сумма завещательного распоряжения, по его мнению, обязательно должна была быть указана в тексте самого завещания. Ссылался Всеволоцкий и на нехарактерное составление того распоряжения умершим с помарками. Сообщал он о неприязненном отношении его зятей к нему, и то, что в их показаниях имелись противоречия: Смирнов говорил, что было одно распоряжение, а Ахматов — два.

Вникнув в это дело, Державин справедливо укорял Всеволоцкого в слабости его доводов. Во-первых, он сам не проживал с умершим, поэтому судить о его распоряжениях не мог. Во-вторых, по закону отмена частных распоряжений умерших их наследниками не допускалась. В-третьих, Смирнову и Ахматову явно было не выгодно сообщить о наличии приказа Н.А. Бекетова о выдаче денег Дмитриеву, без учёта которого их доли бы увеличились. В-четвёртых, помарки в завещательном распоряжении простительны пожилому и больному человеку. В-пятых, к моменту разбора этого дела Смирнов и Ахматов в тяжбе с Всеволоцким не находились. В-шестых, хотя их письма и противоречили о количестве приказов покойного, но едины были в указании на сумму, что гораздо важнее в доказательстве истинности распоряжения. В-седьмых, письмо Н.А. Бекетова к брату явно выражало его намерение наградить племянника деньгами.

Державин пришёл к выводу о том, что требования Дмитриева, чьи доказательства были более убедительны, законны и Всеволоцкий должен ему предоставить спорную сумму. Однако он усмотрел в записи о деньгах наличие подчисток и несоответствие дате. Этот факт он отдавал на рассмотрение уголовной палате суда. В своём решении Державин ссылался на нормы Соборного уложения 1649 г. и последующих узаконений³³. Всеволоцкий не простил Державину такого решения не в свою пользу и подговорил подпоручика И. Кулакова оклеветать Гавриила Романовича, обвинив его в том, что он будто бы назвал совестный суд бессовестным, а его предыдущее решение по тому делу «написанное где-то за углом». Державин как всегда оправдывался, приводил показания свидетелей, бывших при его разговоре с Кулаковым³⁴.

Много дел Державин решал по вопросам межевания земель. В частности, в деле между государственными крестьянами с. Волчихина Арзамасского уезда и советником Салтыковым Державин очень подробно ссылался на писцовые книги, межевые планы. Суть спора сводилась к неразберихе во владениях землями и иными угодьями после Генерального размежевания. Крестьяне и Салтыков взаимно обвиняли друг друга в захвате принадлежавших им земель. Державин обратил внимание на то, что писец Киреев незаконно отмежевал крестьянам бортные и иные угодья, которые в первоначальном плане писца Измайлова не значились. Державин пришёл к выводу, что претензии крестьян незаконны. Жалобы их на нехватку земель считал неуместными, захват чужого владения называл непростительным нарушением собственности, но и совершить отрезку земель у крестьян не мог «по совести»³⁵.

По делу между государственными крестьянами и капитаном Шемякиным по поводу земель бывших хопёрских казаков в Саратовской губернии, Державин установил, что те земли в 1779 г. были пожалованы Г.А. Потёмкину, которому межевая канцелярия отмежевала вместо положенных 150 тыс. дес. земли ещё 8287 дес. из Тамбовской губернии, а также земли казаков-малороссиян. В 1783 г. князь эти земли продал Шемякину. Крестьянам, в 1780 г. объявленным государственными, было отмежевано по 15 дес. на душу. В справке межевой экспедиции к княжескому плану не было сказано о желании крестьян остаться на тех землях. Однако по бумагам 1783 г. они значились как владельческие. Гавриил Романович нашёл подтверждение, что казаки были записаны в помещичьи крестьяне насильно, т. к. не повиновались местному начальству, о чём не раз жаловались в Сенат.

В итоге Державин констатировал, что крестьянские земли были у них отобраны незаконно, Потёмкину под видом неудобной земли прирезали больше, чем было отведено по бумагам. Малороссияне, указывал Державин, являлись государственными крестьянами, и Шемякин не имел на них владельческих прав. Справки на владельческое подданство тамбовским генерал-губернатором М.Ф. Каменским были взяты с них принудительно. Державин постановил: в связи с тем, что с момента последнего межевания прошло 10 лет, земли оставить у Шемякина; крестьян считать государственными; взыскания на чиновников по давности дела не налагать. Саратовской и Тамбовской казённым палатам Гавриил Романович предписал распределить между собой взимание сборов с крестьян, а последним отмежевать в установленной пропорции новые участки на свободных государственных землях³⁶.

Устав от безрезультатной борьбы с таможенниками-казнокрадами, Державин просился в отставку, но Екатерина II посчитала, что идти на покой ему было рано. К тому же в январе 1796 г. разразился громкий скандал с хищениями государственных денег на сумму 600 тыс. руб. в Заёмном банке, который был открыт несколько лет назад для выдачи кредитов дворянству под залог их земельных владений. Неподкупный и хорошо знавший законы, Державин по распоряжению царицы был назначен членом комиссии по расследованию этого дела. Помимо него, членами следственной комиссии были петербургский генерал-губернатор Н.П. Архаров и директор Ассигнационного банка Мятлев. Председателем комиссии был назначен директор Заёмного банка, главный махинатор, П.В. Завадовский. Следствие установило причастность к хищению денег и бывшего директора Заёмного банка, а в то время петербургского вице-губернатора И.А. Алексеева.

В докладе императрице сообщалось, что при помощи допросов, очных ставок было установлено, что деньги похищал кассир Андрей Кёльберг. Схема банковской аферы была проста: вместо денег в пачки запечатывалась обычная бумага, а настоящие денежные средства выносились из банка. Кассир Кёльберг устраивал так, чтобы подлог не заметили, скрепляя пакеты с псевдоденьгами гербовой печатью. Деньги он отдавал жене Анне Кёльберг, которая покупала бриллианты для императорского двора. Полученные от продажи деньги она закладывала маклерам, но на финансовых операциях прогорела. Махинации длились в течение 5 лет. Согласно объяснениям Кёльберга, он первоначально взял из казны 40 тыс. руб. на свои нужды, но вернуть их не смог, поэтому решился на преступление. Всего им было похищено 580 тыс. руб.

Чете Кёльберг помогал широкий круг сообщников и соучастников дела. Его фигурантами стали 82 человека, среди которых были купцы, маклеры, нотариусы, актёры, один профессор, иностранцы и пр. В частности, в афере был замешан их племянник Ермолай Кёльберг, который подыскивал продавцов бриллиантов. Директору банка Зайцеву за молчание подарили карету. Биржевой маклер Христиан Генрих Спальдинг признался, что помогал Кёльбергам закладывать бриллианты за сахар и кофе купцам Шумахеру, Маасу и др. Он же снабжал их бланками поддельных векселей и изготовил подложные ассигнационные пачки денег. Петербургский купец Роман Буше и нарвский купец Карл Риттер тоже помогали покупать бриллианты.

При помощи архитектора Людвига Кавалария жена Кёльберга продала при дворе бриллианты на сумму 140 тыс. руб. Нотариус Андрей Кремпин сознался, что свидетельствовал подложные доверенности от имени Кавалария Спальдингу, а также фальшивые векселя. Бывший директор банка Туманский признался, что в 1787—1788 гг.

брал из банка на собственные нужды до 15 тыс. руб. В свою очередь, советники и директора банка от обвинений отказывались и всю вину перекладывали на кассира и его подручных³⁷.

В Примечании к этому докладу Державин лично от себя добавлял, что как положено по закону следствие провести не удалось, т. к. руководитель банка являлся одновременно и судьёй и подсудимым. Гавриил Романович подчёркивал, что у самого П.В. Завадовского были обнаружены деньги, и он давал указания Кёльбергу об их хищении. Он же брал столовые деньги серебром и золотом, а в ведомостях расписывался за ассигнации. П.В. Завадовский, по данным Державина, не препятствовал хищениям иных служащих, не удерживал деньги вкладчиков, разрешая забирать их досрочно. Досрочная выдача вкладов понижала внутренний курс рубля и нанесла казне убыток в 1,5 млн руб. Державин смело делал вывод, что главным преступником в банковской афере был именно Завадовский, т. к. все остальные ничего не смели бы сделать без его разрешения и покровительства. Сенатор обращал внимание на то, что гражданская палата суда, принимавшая мнимые залоги, полиция, не препятствовавшая махинациям, тоже были соучастниками Завадовского. Державин предлагал всю похищенную сумму взыскать с Завадовского и вернуть в казну³⁸. Гавриил Романович даже составил проект указа Сенату от имени Екатерины II, в котором предписывал всех чиновников, замешанных в банковской афере, предать суду, а тех, которые не были причастны к преступлению, представить к награде; банковские счета и балансы привести в порядок, а сам Заёмный банк — ликвидировать³⁹.

Однако следствие долго тянулось, все попытки Державина вывести мошенников на чистую воду и судить по закону оказались тщетны — у главных фигурантов того дела были влиятельные покровители в Сенате. И даже распоряжение императрицы поступить со всеми преступниками «по силе закона» и вернуть похищенное государству, данное комиссии в мае 1796 г., было средством создать видимость борьбы с коррупцией⁴⁰. В итоге были наказаны лишь мелкие банковские служащие, а крупные руководители и покровительствовавшие им чиновники были оправданы. И даже, как выразился секретарь императрицы Д.П. Трощинский в письме к А.Р. Воронцову в январе 1796 г., «неистовство»⁴¹ Державина при производстве следствия не помогло вынести справедливое решение. В ноябре 1796 г. Екатерина внезапно умерла, и дело было окончательно замято⁴².

Таким образом, Гавриил Романович даже в удалении от двора не переставал заботиться о государственных интересах и пользе. Кратковременное пребывание на должности президента Коммерц-коллегии не препятствовало разработке им государственных предложений. Державинские инициативы в таможенной, финансовой, налоговой сферах до сих пор звучат актуально. Гавриил Романович не изменял своим принципам, его по-прежнему отличали быстрое освоение должностных обязанностей, энергичность и напористость, цепкость и проницательность административного ума, высокая работоспособность и самоотдача. И это при том, что в те годы он переживал сильную личную утрату: ушла из жизни его любимая жена — Екатерина Яковлевна, которую он ласково называл Пленирой.

Безрезультатно окончились блестяще проведённые им следствия по делам о хищениях казённых денег. Однако жизненная стойкость и непримиримость со злоупотреблениями не давали ему сникнуть. Державин ждал, что принесёт для него новое царствование сына Фелицы...

Примечания

1. РГИА. Ф. 796. Оп. 75. Д. 20. Л. 38.

2. Цолнер — таможенный надзиратель.

3. ИРЛИ РАН. Ф. 96. Оп. 6. Д. 2. Л. 13—14.

4. Там же. Л. 3.

5. Там же. Л. 3 об. — 4 об.

6. Там же. Л. 42—55.

7. Там же. Л. 91 об. — 94.

8. Там же. Л. 94 об. — 95.

9. ИРЛИ РАН. Ф. 96. Оп. 6. Д. 2. Л. 97—99.

10. Там же. Л. 116.

11. Там же. Л. 117.

12. Ефимок — это русское название западноевропейского серебряного талера, используемого как сырьё для чеканки российских монет.

13. ИРЛИ РАН. Ф. 96. Оп. 6. Д. 2. Л. 117 об. — 124.

14. Там же. Л. 148—149 об.

15. Там же. Л. 5—9.

16. Там же. Л. 7 об.

17. Сочинения Державина... Т. 6. С. 10.

18. Там же. С. 11.

19. Сочинения Державина... Т. 7. С. 680—682.

20. Пакгаузный надзиратель — чиновник, следивший за сохранностью товаров на портовом или таможенном складе.

21. ИРЛИ РАН. Ф. 96. Оп. 6. Д. 2. Л. 22 об. — 23.

22. Там же. Л. 23 об.

23. Там же. Л. 21, 25.

24. Сочинения Державина... Т. 7. С. 683—684.

25. Там же. С. 192.

26. Сочинения Державина... Т. 7. С. 193—194.

27. Там же. С. 195—196.

28. Там же. С. 196.

29. Там же. С. 197—199.

30. Там же. С. 44—45.

31. РГИА. Ф. 1400. Оп. 1. Д. 724. Л. 1—29.

32. РГИА. Ф. 1400. Оп. 1. Д. 721. Л. 14—15.

33. РГИА. Ф. 1400. Оп. 1. Д. 721. Л. 17—23.

34. РГИА. Ф. 1400. Оп. 1. Д. 739. Л. 158—160.

35. Там же. Л. 25—29 об.

36. РГИА. Ф. 1400. Оп. 1. Д. 725.

37. ИРЛИ РАН. Ф. 96. Оп. 5. Д. 87. Л. 2—13 об., 62—72.

38. Там же. Л. 25—32.

39. Там же. Л. 91—92 об.

40. Там же. Л. 61.

41. Архив князя Воронцова. М., 1877. Кн. 12. С. 387.

42. Грот Я.К. Указ. соч. С. 664—674.