1. Сближение к кн. Вяземским. Сослуживцы в сенате

Как доволен был поэт своим новым положением, конечно, при полученной награде, видно из его «Излияния благодарного сердца императрице Екатерине Второй», — восторженного послания, или дифирамба в прозе, который был отдельно напечатан вскоре после оказанных автору милостей. «Сокровища целого света, — говорится тут между прочим, — вы менее для меня тех награждений, которые получил я от моей императрицы: они делают мне честь, они славу жизни моей составляют, они следствие правосудия великой Екатерины».

Действительно, горевать было не о чем: у Державина уже были связи в великосветском кругу, и он мог надеяться получить скоро хорошее место при помощи приобретенных еще в гимназии смелости и развязности, с которыми тогда, как и теперь, легко было выходить в люди. Эти качества уже принесли ему свою пользу, когда он задумал искать службы при Бибикове. Мы увидим, что они и впоследствии не раз будут выручать его из беды. К числу старых его приятелей принадлежали Окуневы: при производстве его в первый офицерский чин один из них помог ему обзавестись всем нужным. Теперь Окунев выдал дочь свою за кн. Урусова, двоюродного брата княгини Вяземской, и мог оказать Державину новую услугу, — ввел его в дом своего знатного родственника. Державин был приглашен туда на свадебный бал.

Князь Александр Алексеевич Вяземский почти во все время царствования Екатерины II был одним из самых влиятельных сановников. Он родился в 1727 году, воспитывался, как тогда водилось, в Сухопутном кадетском корпусе и, выйдя в офицеры, участвовал в прусских походах. В 1763 году он, по поручению новой императрицы, в звании генерал-квартирмейстера усмирил бунт между крестьянами сибирских заводов, а в 1764 был назначен генерал-прокурором на место Глебова, который своею закоснелостью в старых формах делопроизводства не нравился Екатерине. Известно «секретнейшее наставление», данное ею князю Вяземскому. Она впоследствии гордилась его выбором и считала его одним из надежнейших своих учеников, хотя видела его недостатки и не раз предостерегала его против недостойных прислужников. В ее царствование генерал-прокурор, из всех представителей разных отраслей государственного управления, имел обширнейшую сферу деятельности, соединяя в своем лице обязанности трех нынешних министров: юстиции, внутренних дел и финансов (как «управляющий государственными доходами»), и сверх того должность начальника тайной полиции. Уже в 1773 году Вяземский получил андреевскую ленту, а вскоре после того, при праздновании турецкого мира, 2000 душ в Белоруссии «за попечение чтобы во время войны денежные платежи исправно текли». Как смотрели современники на силу князя Вяземского, видно, напр., из отзыва графа А.Р. Воронцова, что «с ним трудно бороться», что он «и в отсутствии правит своей канцелярией». В последние годы своего царствования Екатерина, говорит Державин, увидела, что слишком много власти дала одному человеку. В 1768 году он женился на княжне Елене Никитичне Трубецкой, дочери известного генерал-прокурора при Елизавете Петровне. В Петербурге Вяземские жили в своем доме, что ныне здание министерства юстиции, на Малой Садовой; на лето они переезжали в принадлежавшее им богатое село Александровское (где позднее возникла Александровская мануфактура), по Шлиссельбургской дороге, верстах в 12 от Петербурга. Это село, лежавшее на берегу Невы, состояло из каменных домов, имело красивую церковь и трехэтажный господский дом с прекрасным английским садом. Верстах в трех оттуда была у Вяземских еще другая дача Мурзинка, где они помещали своих родных и приближенных: там в нижнем этаже живал Васильев, а в верхнем Державин. Сами Вяземские иногда жили на даче и близ Екатерингофа, на взморье.

Супруги полюбили Державина; князь охотно играл в карты по маленькой, и Державин попал в число его постоянных партнеров, читал ему вслух романы, проводил у него целые дни. В сенате открылась вакансия: Окунев, отец княгини Урусовой, служивший до сих пор экзекутором в 1-м департаменте, получил более выгодную должность в другом ведомстве; кандидатом на его место явился Державин. Приехав однажды на екатерингофскую дачу и застав князя за туалетом, он высказал ему свою просьбу. На ту пору в прихожей генерал-прокурора дожидалась какая-то бедная женщина. Князь Вяземский велел Державину взять у нее челобитную и, прочитав, объяснить содержание. Поверив рассказ Державина по самой бумаге, он остался очень доволен его изложением и сказал: «Вы получите желаемое вами место». В тот же день, бывши в сенате, он дал о том предложение. Державин, пробыв полгода в отставке (от февраля до августа), сделался сенатским экзекутором. Хотя должность эта, по словам его, и не имела уже того значения, какое ей дал Петр Великий, однако все еще была «довольно видная» и при особой протекции князя могла на первый случай вполне удовлетворить честолюбие начинавшего свою карьеру чиновника. Бывая каждый день в доме Вяземского, Державин скоро познакомился со всеми сенаторами и другими важными лицами. Вигель справедливо замечает, что канцелярия генерал-прокурора была рассадником полезных для государства людей. Некоторые из тогдашних сослуживцев Державина достигли впоследствии высших должностей, другие заслуживают внимания как короткие его приятели, имена которых встречаются и в рассказах его о самом себе, и в переписке. Назовем и тех, и других.

Александр Васильевич Храповицкий, позднее состоявший при государыне у принятия прошений, был в это время обер-секретарем в сенате и любимцем князя Вяземского. С ним Державин был уже прежде знаком и когда возвратился из своей казанской командировки в Петербург, то Храповицкий помог ему получить деньги, которые ему следовали в возврат суммы, истраченной им по казенным делам.

Александр Семенович Хвостов, известный остряк и сатирик, двоюродный брат пресловутого бездарностью стихотворца того же имени, был также сенатским обер-секретарем; ему, как и Храповицкому, Державин показывал свои поэтические опыты и обоим обязан был полезными в этом деле советами. Через несколько лет Хвостов перешел в военную службу, потом оставил ее и под конец жизни (он умер в 1820 г.) был директором заемного банка.

Осип Петрович Козодавлев, будущий — при Александре I — министр внутренних дел, служил экзекутором во 2-м департаменте сената. В ранней молодости он был отправлен с другими молодыми людьми для своего образования за границу, учился в Лейпцигском университете, сделался сам литератором, писал, переводил с немецкого и сочинял очень легкие для того времени стихи. Он во многих случаях был полезен Державину, напр., позднее содействовал успеху при дворе оды «Фелица»; но после многих лет взаимной приязни отношения между ними изменились, и поэт в своих записках представляет Козодавлева человеком бесхарактерным и малодушным, готовым отвернуться от друга при первой перемене обстоятельств. Может быть, это было отчасти и справедливо, но мы знаем также, что когда Державин был тамбовским губернатором, то Козодавлев не одобрял его образа действий; знаем, что Державин, желая угодить княгине Дашковой, отверг рекомендованного ему Козодавлевым Грибовского, что, следовательно, могли быть и другие причины охлаждения между приятелями, и, таким образом, вина в их разладе не должна быть слагаема на одного Козодавлева.

Иван Гаврилович Резанов, обер-прокурор 1-го департамента и поэтому непосредственный начальник Державина, был также в большой милости у Вяземского. Он служил прежде в Саратове, занимая там, до Лодыжинского, место управляющего опекунской конторы, а оттуда переведен был в Петербург, в должность вице-президента канцелярии опекунства иностранных, где сосредоточивалось высшее управление всеми колониями. Когда Державин был в окрестностях Саратова, Резанов писал ему между прочим: «Я радуюсь сердечно, что ваше ныне пребывание в тех самых местах, которые есть прямым доказательством моих трудов и потерянного здоровья, а тем паче, что познав обстоятельства поселян, будете верные мне защитники в разглашениях для меня вредных, которые нередко и до ваших ушей доходили». С Резановыми Державин был в давнишней приязни: племянники Ивана Гавриловича, Николай Петрович Резанов, известный особенно своим посольством в Японию (1800 г.), в детстве считал Державина своим благодетелем и для упражнения переписывался с ним по-немецки; когда же поэт в 90-х годах занимал должность статс-секретаря, то Н.П. Резанов служил при нем.

Обер-секретарем в одном с Державиным департаменте был Аркадий Иванович Терский, в позднейшее время генерал-рекетмейстер.

Тогда же Державин сблизился с Алексеем Ивановичем Васильевым (будущим государственным казначеем и графом), который был женат на княжне Варваре Сергеевне Урусовой, другой двоюродной сестре Вяземской, и давно служил при князе. Вскоре Васильев сделался добрым приятелем Державина и во время управления последним Тамбовской губернией усердным его комиссионером по денежным делам. Несмотря на то, между ними произошли какие-то недоразумения, и Державин говорит, что по тамбовским делам он испытывал много неприятностей, зависевших от Васильева по его влиянию на генерал-прокурора. Между тем мы имеем о Васильеве самые благоприятные для него свидетельства современников; так Безбородко отзывается о нем как о человеке честном, твердом и знающем.

Таковы были люди, с которыми Державин встретился на службе и в доме князя Вяземского. Нельзя не сказать, что он, поступив в сенат, попал в самую счастливую обстановку, из которой мог извлечь много для себя пользы и в настоящем, и в будущем. У Вяземских он сделался домашним человеком, и вдобавок ко всем услугам угождал им стихами на их супружескую любовь, хотя, как сам он сознается, князь и княгиня уже знали модное искусство давать друг другу свободу. На годовщину дня свадьбы их, который праздновался в Александровском, он написал идиллию. В позднейшую пору, в 1791 году, совершенно в других обстоятельствах, он опять вспомнил этот день и сочинил «Родственное празднество», маленькое драматическое представление, сыгранное семейством Васильева, — доказательство, что отношения его и к этому старинному приятелю, и к Вяземским никогда не были так дурны, как можно бы заключить по его запискам.