1. Граф П.И. Панин

Граф Петр Панин, известный до тех пор особенно как «покоритель Бендер», вскоре после взятия этой крепости в 1770 году вышел в отставку. Такой неожиданный шаг приписывали тому, что он был недоволен полученными за свой подвиг наградами (Георгия 1-й степ. и 2500 душ крестьян). Живя в Москве, он громко порицал действия правительства, так что императрица считала его «персональным себе оскорбителем» и поручила московскому градоначальнику князю М.Н. Волконскому наблюдать за ним, называя его, в переписке с этим вельможею, «дерзким болтуном». Между тем брат его, Никита Иванович, как государственный канцлер и воспитатель наследника престола принадлежал к числу самых близких к государыне лиц, и доказательством милости, какою он пользовался, служили пожалованные ему в сентябре 1773 года, при праздновании совершеннолетия великого князя, щедрые награды.

Когда после падения Казани Екатерина II увидела необходимость более энергических мер против Пугачева и сама уже думала ехать в Москву, чтобы стать во главе своей армии, Никита Панин указал ей для этого дела на своего брата, который незадолго перед тем выражал намерение вооружить своих крестьян, идти с ними против Пугачева и подчиниться начальнику первого настигнутого им в пути отряда. Екатерина, на собранном ею совете, одобрила, хотя и неохотно, предложение канцлера и 29-го июля подписала в Петергофе бумаги о назначении Петра Панина главнокомандующим войск, действовавших против Пугачева. Рескриптом императрицы даны были Панину те же обширные полномочия, какими пользовался Бибиков, и управлению его вверены со всеми местными властями три губернии: Казанская, Оренбургская и Нижегородская, причем ему предоставлено «с полною и неограниченною доверенностью изыскание и употребление всяких средств и мер к прекращению продолжающихся беспокойств, по лучшему его усмотрению». О том, что происходило в душе императрицы при облечении Панина такою властью, ясно свидетельствует ее собственноручная записка к Потемкину, где она говорит, что Никита Панин «из братца своего изволит делать властителя с беспредельною властью в лучшей части империи» и т. д. Между тем бумаги о графе Петре Ивановиче Панине, в самый же день их подписания, были отправлены с нарочным в Москву. С каким восторгом честолюбивый вельможа, с этой минуты сделавшийся из недовольного самым усердным слугой императрицы, принял известие о своем назначении, видно из первых писем его к ней. Но, страдая подагрой и разными болезненными припадками, хотя ему было еще не более 53 лет от роду, Панин опасался, что новая деятельность его может быть внезапно прервана болезнью или даже смертью; чтобы в таком случае предупредить последствия, подобные тем, какие повлекла за собою кончина Бибикова, он просил императрицу избрать тогда же генерала, который мог бы заменить его, как скоро будет нужно. Екатерина и без того уже писала Румянцеву, чтоб он поскорее прислал из армии Суворова; тем легче она теперь изъявила согласие дать ему новое назначение при Панине. Со времени разорения Казани Москва с трепетом ждала Пугачева. Слух о мире с Турцией, вследствие которого большей части генералов повелено было из действующей армии отправиться в «зараженные бунтом места», значительно успокоил умы жителей древней столицы; однако нападение на нее все еще казалось вероятным. Екатерина еще до назначения гр. Панина отправила туда несколько полков под командою генерал-майора Чорбы и деятельно переписывалась с князем Волконским. После избрания Панина она просила их обоих действовать единодушно; между тем и сама собиралась ехать в Москву вместе с великим князем Павлом Петровичем.

Вступив в новую должность 2-го августа, граф Панин имел несколько совещаний с князем Волконским и не хотел оставлять Москвы, пока не выяснится вполне план движений Пугачева. Наконец, 17-го августа Панин выехал в Коломну. Удержав под своим собственным главным предводительством отряд генерал-майора Чорбы, он намеревался идти до самых передовых отрядов. Через Коломну и Переславль-Рязанский, он направил путь на Шацк, а оттуда на Керенск, Нижний Ломов и Пензу. Замечая, что в местах, где проходит Пугачев, подсылаемые им люди в тылу его возмущают крестьян, и таким образом составляются новые многочисленные шайки, граф Панин решился на самые строгие меры. В первое время после его назначения распространился было в народе слух, что брат дядьки наследника едет с хлебом и солью навстречу императору. Чтобы скорее опровергнуть этот слух, Панин захотел показать всем, какую «хлеб-соль» он везет, и немедленно приступил к жестоким казням. Тогда убедились, что если уж брат дядьки великого князя так действует, то признаваемый за Петра III есть подлинно самозванец. Обнародовав печатное, сенатом утвержденное увещание ко всем жителям трех вверенных ему губерний, он вслед за тем разослал циркуляр о наказаниях бунтовщикам: между прочим предписывалось во всех непокорных селениях поставить и впредь до указа не снимать «по одной виселице, по одному колесу и по одному глаголю для вешания за ребро». Изо всех мест, где он останавливался, Панин писал подробные донесения императрице, поражающие нас своим плодовитым велеречием и подобострастным тоном, особливо в сравнении с безыскусственными донесениями Бибикова, который и подписывался не иначе, как всеподданнейший, тогда как Панин к этому всегда прибавлял еще слово раб. Екатерина отвечала ему всякий раз очень подробно и милостиво, обыкновенно на несколько донесений разом; эти ответы писались начерно собственной ее рукою. Вначале Панина очень тревожило, что он долго не получал известий об успехах передовых отрядов. Эту заботу он не раз выражал в переписке своей с князем Петром Михайловичем Голицыным, который до его назначения был короткое время главнокомандующим и которого он теперь называл «надежнейшим своим содейственником».

24-го августа граф Панин находился в селе Ухолове, на полдороге между Переславлем-Рязанским и Шацком. Вдруг к нему прискакал в одном кафтане, на открытой телеге Суворов и, получив его приказания, тотчас же отправился для принятия начальства над самыми передовыми отрядами. Панин поспешил донести о том императрице; Екатерина рескриптом изъявила Суворову свое благоволение «за таковую хвалы достойную проворную езду» и приложила две тысячи червонцев на экипаж, «которого он за нужно не нашел взять»; но, несмотря на скорую езду, Суворов на этот раз опоздал: он явился к Панину только накануне последнего поражения Пугачева Михельсоном, при Черном Яре, и поспел в Царицын не ранее 3-го сентября.

Из подчиненных лиц, участвовавших в распоряжениях и действиях против Пугачева, особенною благосклонностью Панина пользовался капитан Измайловского полка Лунин. Он был, как сказано в своем месте, старшим из офицеров, взятых еще Бибиковым в члены секретной комиссии, учрежденной в Казани для следствия и суда над сообщниками Пугачева. При избрании Панина в главнокомандующие Лунин находился в Петербурге и повез ему в Москву указ и рескрипт о его назначении. Внимание императрицы к Лунину доставило ему видное положение и при Панине, который, приближаясь постепенно к театру главных военных действий, поручил ему истребление бунтовских шаек в тылу Пугачева и в донесениях своих всегда отзывался о нем с особенною похвалой.