4. Товарищи. Первые литературные знакомства

По возвращении в Петербург, Державин получил в казарме помещение уже с дворянами. В материальном отношении быт его несколько улучшился, но беспрестанное сообщество с молодыми людьми, которые страстно предавались карточной игре и всякого рода разгулу, привели его на край пропасти. Между тем, однако, в нем жило как будто предчувствие, что талант выведет его в люди. Продолжая писать стихи, он начал изредка показывать их своим сослуживцам. Стансы солдатской дочери Наташе доставили ему похвалу всех товарищей и приязнь братьев Неклюдовых, из которых один был унтер-офицером, а другой сержантом. Напротив, сатирическими и непристойными стихами насчет одного капрала, жену которого любил полковой секретарь, он наделал себе хлопот. Когда-то Державин нарисовал этому секретарю пером гербовую печать его и за то попал к нему в милость, что было очень важно, потому что тот был в великой силе у подполковника, гр. Бутурлина; теперь же он из покровителя сделался врагом Державина. Стихи, где он был осмеян, разгласились неожиданным образом. Один из офицеров, нося их в кармане, подал их вместо приказа гренадерскому капитану, а тот рассказал этот анекдот своим товарищам. Обиженный полковой секретарь стал гнать молодого стихотворца и всегда вычеркивал его имя из ротного списка, подававшегося к производству в чины. Таким образом, Державин пробыл четыре года в капралах.

К числу знакомых, которых он посещал в эту эпоху, принадлежал (как мы знаем из записок Дмитриева) уроженец Казани Осокин, отец которого имел там суконную фабрику. Молодой Осокин, впоследствии сам издавший книгу по части сельского хозяйства, любил литературу, писал стихи и был знаком с некоторыми из тогдашних писателей: он задавал им иногда пирушки, на которые приглашал и Державина как земляка своего. Тут дочь Кондратовича играла на гуслях и была душою беседы; тут же поэт увидел и Тредьяковского. Встречи с современными литераторами должны были всячески поддерживать в нем охоту к авторству.

В конце 1766 года полковым секретарем назначен был Петр Васильевич Неклюдов, один из названных выше братьев, хорошо расположенных к Державину. С этих пор служба его стала принимать более благоприятный оборот. Императрица вознамерилась ехать в Москву для открытия комиссии о составлении проекта нового уложения. Державин назначен в фурьеры и командирован, при подпоручике Лутовинове, на ямскую подставу для надзора за исправным приготовлением лошадей к проезду двора. Этот Лутовинов послан был в Яжелбицы, а старший брат его в Зимогорье. Оба, картежники и кутилы, проводили почти все свое время, с ноября 1766 до конца марта следующего года, в близлежащем Валдае, — этом, по словам Державина, «известном по распутству селе». Там они иногда целые ночи напролет просиживали в кабаке; там и ему зачастую приходилось быть с ними, но, говорит он, никакими принуждениями они не могли ни разу заставить его напиться пьяным, так как он и вообще вовсе не пил не только вина, но даже ни пива, ни меду. В обществе этих двух офицеров он научился только играть в карты. В то же время, однако, он не оставлял и стихотворства и написал в первый раз правильные шестистопные ямбы на проезд императрицы. Кабинет-министр Ад.Вас. Олсуфьев, проезжая здесь вслед за двором, велел всем гвардейским командам отправляться также в Москву. Лутовиновы, а за ними, разумеется, и Державин опрометью поскакали туда; в селе Подсолнечном, где не случилось лошадей, братья подняли страшный шум, начали буянить и чуть было не вступили в кровавую драку со стоявшею здесь другою командой; Державин приписывает себе отклонение этого «вздорного междоусобия». Но старшему Лутовинову, который кроме того не платил ямщикам прогонов, все это не прошло даром: по жалобе, принесенной Олсуфьеву при его проезде, этот офицер был разжалован за свои бесчинства. Меньшой брат, по словам Державина, избег подобной участи только тем, что поручил ему и деньги свои, и плату прогонов.