«Се глыба грязи позлащенной...»

Первый удар Державин нанес по первейшему своему заместителю, последнему из помощников и главнейшему неприятелю — вице-губернатору. Председатель казенной палаты явился, как всегда, выхоленный и вычищенный, будто не жил, а роль играл непрестанно на подмостках. Одетое на Ушакове платье выдавало некоторые черты его личности. Коренной уроженец здешних мест, слыл он ревнителем и патриотом славы тамбовской везде и всюду, где бы ни приходилось ему бывать. Даже переборщил, выполняя Указ недавний императрицы, где предписывалось носить платье в соответствии с цветами губернского герба. Парадный кафтан на нем более напоминал фрак с подрезанными передними и скошенными задними полами и стоячим, переходящим плавно в отложной, воротником, отливал лазоревой голубизной. Камзол тоже на французский манер ужатый почти до жилета, пошит был из красного бархата с золотым шитьем. На груди, переливаясь драгоценными камнями, висел Владимир четвертой степени. Все в нем, вплоть до дорогого, из индийского шелкового волоса парика, вдруг раздражило наместника, одетого просто и удобно, в куртку «бострог», вывезенную еще Петром Первым из Голландии, черные штаны и мягкие опойковые сапоги.

— Не про тебя ли Кантемир остроречиво в «Сатирах» заметил — «щеголь деревню взденет на себя целу!» А? Вырядился попугаем разноцветным, а Указ «О мундирах для дворян и губернских чиновников» нарушаешь. Где шпага со шляпой? Ежели пришла блажь в понедельник мундир парадный напяливать, будь любезен полный артикул форменный блюсти.

Пригласил я вашу персону вот по какой срочности. Когда, господин статский советник, вы у себя в казенной палате ревизию внутреннюю проводили в остатний раз?

Все придирки и обиды указанные ранее вопроса ревизорского виц проглотил молча, сделав вид незамечаемо-равнодушный, но в память на отдельную полочку, где счет Державину открыт был, положил, как в Банке Ассигнационном, без срока давности. Придет время, ему по каждому векселю расплачиваться. Самоуважением и достоинством Ушаков поступиться был готов, но за приличные деньги, дабы в губернском обществе, не дай Бог, не подумали, что он дешево себя ценит. Он твердо верил: каждый стоит ровно столько, во сколько он себя оценивает. От Державина же, кроме вреда, проку финансового или иного не ожидалось. Сам не награждал, а у других брать запрещал. Нет, он даже не собака на сене, а бык тупорылый. Сам не сыт и все стадо в черном теле держит.

— Проверки ревизорские палатою в городах и уездах творятся. Бюджеты подвергаем анализу ежеквартально по их доброупотреблению и во избежанию злоупотребления.

— То-то, я погляжу, они после ваших проверок сплошь в банкроты записываются!

— Нерадивость и нестроение служебное, не более того-с! И должность-то придумали город — ничий, город — ничей. А раз ни его, то значит ничей. Вот и тащут пока есть чего красть да класть. Нас же в полугодие генерал-губернаторство, а ежегодно генерал-прокурор проверке сплошной подвергают. Чиновник внезапный нагрянивает.

Недаром Ушаков боялся потайной резной двери, крашенной, как гроб, в черно-белый цвет. Страшила она его неизвестностью предназначения. Сколь раз бывал у наместника и ни разу не видел отпертой. А тут по велению колокольца из нее бочком, неслышно выкрались два господина в потертых вицмундирах наместнического правления.

Их морщинистые, словно печеные тыквы, лица, несли на себе печать величия от сознания собственного ничтожества. Давно известно, чем больше человек осознает себя малой песчинкой, тем меньше его путь до истины.

— Прошу, если не любить, то хотя бы жаловать. Позвольте представить вам, господин советник, губернских секретарей Деева и Авдеева. Не одну собаку с пудом соли съели сии аудиторские экзекуторы на ниве финансов экономических. Объявляю вам о приступании ими по моему ордеру к повальной и сплошной в вверенной вам палате поверке и сверке денег казенных, вошедших и вышедших в текущем, считай уж протекшем году. Да как быстро, не успели и глазом моргнуть!

Ушаков от такого поворота потерял дар речи, почувствовал слабость в ногах. Все окружающее закачалось и поплыло куда-то влево...

Но злость, превратившаяся в злорадную радость, пересилила немочь:

— Никакой власти и полномочий начальник правления не имеет имперскую казну ревизовать! Ни при каких условиях и ни под каким видом. Хоть потоп всемирный или землетрясение со светопредставлением прилунится! Только при войне и то лишь генерал-губернатору дозволено! А этих двух дынь маринованных в казначейство допущу только при наличии ордера личного его высокопревосходительства, князя Вяземского, прокурора генерального Всероссийского!

Как впрочем и вам, ваше превосходительство, вход в чертоги священные императорской казны заказан без согласия Сената или моего. Репорт о сем вашем самовольстве нынче же с нарочным отправлен будет генерал-губернатору Гудовичу.

— Этого ничего не требуется, Михал Иваныч. Успокойтесь, что вы раскипятились-то?

Милейшие аудиторы Деев с Авдеевым и присланы к вам Иваном Василичем из Рязани. Да и ревизией сия мера затруднительно называться может, так, встречная проверка, не более. Сумма вошедшая сличается с суммой вышедшей. Контролеры поклонились и без тени угрозливости успокоили:

— Не извольте беспокоиться, мы люди привыкшие, все, до семитки сочтем, ни на копейку не обмишулимся.

Этого-то Ушаков и опасался больше всего!

Через две недели две сморщенные бумажные крысы доложили Державину о выявленных 37 тысячах, обнаруженных в излишке по ведомству казенной палаты... Прощаясь, Державин задал чернильным душам всего один вопрос:

— А ежели бы, милейший Порфирий Семеныч и дражайший Савва Нилыч, не выловили бы вы в море разливанном бумажном эти денежки, какова бы случилась их судьба дальнейшая?

— Скорее всего, осели бы они в карманах ненасытных управителей здешних. А уж у кого по имени, вам виднее. Излишки сии, создаваемые из откупных, акцизных и паспортных сумм, имеют место быть давно и постоянно. В них усматривается постоянный доход чинов казённой палаты. Тут и воровать-то не надо, само в руки течет, только подставляй. Пресекаемо сие финансовое безобразие могет быть исключительно и едино такими же проверками, каковая нами производилась по вашему велению. Нынче же, если мы вам без надобности дальнейшей, то просим отпустить восвояси. Желательно кормовые и прогонные получить, а то поиздержались в вашем граде великом Тамбове. Корочка хананыжная в горло не лезла, потому как вокруг подсмотрщики вражьи рыскали... ждали, мы и на ровном месте поскользнуться боялись.

Правитель выдал им за недюжинную работу по полсотни из подкожных сумм, чем удовольствовал хитромудрых счетчиков под самую репицу. Предовольные, мягко скользя в легких санках по бескрайним белым равнинам, пили они всю дорогу здравицу честному правителю, редкому радетею государства, закусывая нежно-розовым окороком, пахнущим хвоей, костром лесным и чесноком. Только до сих пор неразгаданным остается — по какой такой причине привезли их в Рязань падалищами бездыханными. То ли замерзли Деев с Авдеевым, то ли съели чего плохого или опились чем-то, опоенные кем-то...