Поручик Лунин

Через несколько верст забелел мазаными стенами постоялый двор. Рядом полосатилась будка почтовых драгун. Епископу требовался покой, отдых и самого жажда замучила. Разминая от долгого сидения ноги, подошел к возку:

— Может, полежите? Тут у пристанодержателя горница чистая и уютная.

— Нет, ваше превосходительство, я уж до отца Леонтия дотяну, тут рядом.

Феодосий показал рукой на плывшую в синем небе за полем зеленую с золоченым крестом луковицу церкви.

— Вечером жду вас в обители. Вновь избранную настоятельницу посвящать будем. Откинулся устало на войлочное сидение и прикрыл глаза. Державин, подставляя лицо растеплившемуся солнцу, направился в корчму. Пригнулся, чтобы не задеть притолку, и очутился в прохладной полутьме.

За столом, уставленным пузатыми зелеными бутылками, четыре офицера играли в карты. Азарт, подогретый вином, поглотил их без остатка. По золоту позументов и щегольским английским сапогам на высоком точеном каблуке, в одном из них опознавался гвардеец. Остальные из зауряд — напольных войск. В мглистом углу, в мятущемся от мечущихся рук свете свечи, они не заметили появления статского генерала. Сквозь табачный дым летели отрывистые, короткие, как команды, картежные слова. Опытным взглядом Державину, не знавшему расклада, стало ясно — трое против одного. У троих движения, блеск глаз выдавали охотников, травивших зверя. Звонкие пощечины карт по столу нарушали тягостное ожидание развязки. Она, известная Державину, близилась. Наконец колода иссякла и кто-то из загонщиков крикнул:

— Пиль!

Троица облегченно и победно откинулась, а гвардеец упал на стол и замер.

— Ваша карта бита, поручик, расплачивайтесь!

Произнес, судя по голосу и виду, главарь маклеров. Проигравший поднялся, налил полный стакан, не отрываясь выпил и, вытащив из пазушного кармана толстую пачку денег, бросил на стол. Выигравшие загалдели, зазвенели стаканцами, празднуя победу.

Поручик, вспомнив или озарившись чем-то, попросил:

— Господа, попрошу карты, коими мы только что играли. Главарь начал было возмущаться, но, завидев посторонних, собрал со стола карты и начал тасовать, подсовывая незаметно другие, лежащие наготове. Державин понял, что поручик при любом исходе останется в дураках и вмешался:

— А не соизволите ли, господа, сыграть с местным губернатором? При виде красного генеральского мундира в глазах обайщиков мелькнул испуг. По бывалости своей они поняли, что попали впросак, но отступать было некуда, за окнами ходили, перетягивая упряжь лошадей, драгуны.

— Сочтем за честь, ваше превосходительство.

Державин улыбнулся:

— Эй, корчмарь, подай-ка нам карты, новые, в опечатке.

Это привело мозеров дорожных в еще большее смущение.

— Во что играем, ваше превосходительство?

— В банк Фаро, на проигрыш сего гвардейского поручика и без отыгрыша.

Игроки поежились, будто холодом обдались. Карта в банке ложится быстро и опасно. На обмишуливание времени нет, а уверенность губернатора выбивала из седла, лишала привычной нахрапистости. Пока метался банк, Державин метнулся мыслью в далекие годы забубенной жизни в Москве, где гвардейским сержантом черпал из игры источник существования. День и ночь мотался с братом двоюродным майором Блудовым и его другом-приятелем Максимовым по трактирам в поисках игры.

Перенял у прикрытых благопристойными манерами и франтоватою одеждою ловкачей-разбойников виртуозное искусство заманивания новичков в игру, составление заговоров с подбором карт, подделки разные и всякие игрецкие мошенничества. Доигрался до последнего отчаяния. Сидел на хлебе с водою и марал стихи. В меланхолии крайней затворял ставни и лежал в темноте при нитях солнечных, в щели бьющих. Но и став заправским шулером, сохранил он благопристойное благородство, хоть и не гнушался обыгрывать на хитрости. Шулерство благоденствия не принесло. Не отыграл он долги скопившиеся, зато чуть не довело до острога в известном уже случае с прапорщиком и закладными.

Тут он увидел, что карты с Божьей помощью легли в его сторону.

— Банк, господа, выигрыш на стол! Старшак офицеров-самозванцев не выдержал и, хватаясь за сабельный эфес, крикнул:

— Атанде, братцы, ходу через подворье!

Но у задней двери с обнаженной шпагой их ждал гвардеец. Троица, мешая друг другу, бросилась на него. С улицы ломились зеленые мундиры козловских чиновников, драгунских командиров и благочинных. Никто не успел ничего предпринять. Поручик в мгновение ока, почти неуловимым фехтовальным приемом, встречая тяжелые удары широких палашей картежных авантюристов, обвивал шпажонку вокруг клинка и колол державшую оружие руку. Она с воплем разжималась и безопасное железо падало со звоном на пол. Все трое, не успев опомниться, оказались обезоруженными. Зажимая раненую руку другой, будто стыд прикрывая, стояли бродяги-мошенники посреди хохотавшей толпы. Державин распорядился козловскому капитан-исправнику:

— Обыщите их дотельно, в железа и в острог. — Взял в руки карты:

— Вот их подбор меченый, у каждой атлас взлохмачен в месте особом.

Повернулся к поручику, совсем еще молодому человеку:

— Судя по позументу и шпорам, из кавалергардов будете? По какой надобности в края наши?

— Позвольте, ваше превосходительство, поблагодарить за вмешательство вспомогательное. Если бы не вы, остался бы гол как сокол. Раз уж случай такой свел, позвольте доложиться. Его высочества великого князя Павла кавалергардского полка отставной поручик Лунин Петр Емельянович. Отправлен в бессрочный отпуск по личному репорту. В Кирсановском районе вотчинку присмотрел купить, куда и следую из Питера. Деньги по-дурачьему недомыслию проигранные есть выходная награда его высочества за выслугу и заслугу. 5300 рублей...

Державин перебил:

— Мне, Петр Емельянович, недосуг нынче. Милости прошу завтра в губернское правление к вечеру, часам этак к шести... Да, посмотрев поединочное ваше искусство редкого умения и сноровки, уверен, что являлись вы одной из первых шпаг не только в полку, но и во всей гвардии.

— Неоднократно призы брал и первенствовал во многих состязаниях гарнизонных. Удостоин звания члена Берлинского клуба фехтовальных игр. Детей графов Нарышика и Воронцова довелось обучать. Дипломы имею многие и благодарность от его сиятельства Александра Васильевича Суворова.

— А контрудар сей великолепный не потемкинским ли называют? Помню, в мои еще времена он им владел отменно. Непобедимый боец был кулачный и сабельный. Любого свалить мог, не силой, так хитростью.

— Истинную правду говорите, его так и зовут — «григорьевским», но мало кто в нем до совершенства дошел. Сложен и быстрота требуется молниеносная, иначе разрубит тебя противник напополам.

— Предложить имею вам место необычное. Ну, до завтра. Скажитесь от моего имени, чтоб в доме правления поселили. Да не вляпывайтесь более ни в какие игры. Шпагой-то вы не в пример виртуознее владеете, чем картами. Для них тоже свой талант нужен.