Тайная вечеря

Вечером в домашнем кабинете начальника губернии собрались виц Ушаков, председатели уголовной и гражданской палат Бельский и Чичерин, полковник Булдаков, драгунский командир Небесьев и майор Гасвицкий. Державин держал речь краткую и резкую:

— Уж двенадцать лет минуло со времен бунтов пугачевских, а у нас в Диком Поле все идет война. Чуть за посад, того и гляди сквернодеи всякие или ограбят, а то и жизни решат. За семитку полушную и не за понюх табаку. До верхней дерзости воровские люди доехали.

Сосмелились боевые действия с драгунскими командами затевать. В Козловском уезде битва целая учинилась, в результате батальон кабардинского полка рассеян был охреянами лесными, словно ополчением Минина и Пожарского. Убитых и раненых десятки. Срамота и стыдоба! Кто властвует в наместничестве? Правитель или разбойники? Вот вы мне скажите, господа, рукой водящие, кто, к примеру, такой Яков Долин? А? Все его страшатся и управа благочинная во-первых. Он до того дошел, что письма помещикам подкидывает угрожающие — где и когда нападение учинять будет. Отступного с откупным требует.

Вот полюбуйтесь, — вытащил из стола лист бумаги и передал собравшимся.

— Почерк и смысл судейский — кто-то из стряпчих писал. Вам, господин советник Бельский, поручается дознаться, кому перо сие принадлежит. Труда большого не составит. Говорят, вам один раз писанину увидеть достанет, чтоб потом всю жизнь помнить. Документ этот особый мне вчера капитан-исправник Филин передал. Держит и дрожит осиновым листом. Потому как там Яшка и его убить обещником назвался.

А в управах нестроение и расстрой. Капитаны с утра по судам сидят, а после обеда так накуликаются, что в арестанских каморах ночуют без ума и памяти. Моршанский Непролазьев с пьяных глаз двух воров выпустил, а себя запер. Булдакову посмотреть надо, может, ему там и место — на свои кровные дюжа не разольешься. Жалованье, конечно, полиции пожаловано жалкое, но его высокопревосходительство, ходатайство мое рассмотрев, утвердил четверть изъятого ворованного и награбленного или инако как неправедным путем добытого, обращать в поощрение наиболее радивым работникам. Мною же с сего дня из наместнических сумм ассигновано три тысячи ассигнациями на поднятие сыскного дела.

Собрание наше не столько для речей моих, сколько для услышания от вас советов дельных.

Ответом сделалось молчание. За окном скрипели груженые телеги. В Тамбове собиралась ярмарка. Будет многолошадно, многолюдно, тесно и весело.

Торговый люд прихабаривался издали сухим и водным путем. Старая Ордобазарная дорога тянулась вдоль Цны. По ней летом почти непрерывным потоком гнали стада и отары, везли овощи, южные фрукты. Зимой скрипели полозьями саней обозы с мороженой рыбой и мясом.

Другой путь звался Донским. С верховьев Цны он сваливался на Тамбов и сливался с Ордынским трактом.

— Прошу не отвлекаться. Должны вы уразуметь, что езда безмятежная по дорогам нашим — залог процветания края. Чем больше купцов с товаром, тем толще приварок в казну.

Но дабы не осталось всё сказанное словесами летучими, приказываю данной мне ее величеством властью создать в селах и поселениях, слободах и посадах круговую поруку и оборону против разбойников. Если с этого места кто пойман будет и изобвинен в пограблении и татьбе вооруженной, штраф налагать на каждого человека мужеского полу по пяти алтын. А соль рыбную уменьшать в половину. Во всех местах, уязвленных в пристанодержательстве или укрывательстве разбойников, сотских выборных, десятских, писцов суду предавать за недоношение, непротивление и сокрытие. Советнику Бельскому дела в судах рассматривать незамедля и соразмерно винам, а не деньгам поднесенным. Господину надворному советнику Шимановскому сводить все сведения воедино и доводить до меня ежедесятидневно с превенциями на предстоящее. Напоминаю, кто запамятовал, — труды на благо общее — труды Божьи.