Благочинные

По узорчатому зеркалу паркета скользил, производя неимоверную громовень саблей, шпорами и подковами, ражий и дюжий казак, одетый в форму Войска Донского, но в погонах благочиния.

Взмахнув для равновесия руками, подъехал на прямых ногах к столу и, вытянувшись, представился:

— Секунд-майор Давыдов, капитан-исправник Моршанского уезда. Выслуженных лет тринадцать, девять месяцев и три дню, то есть дня. В кавалерстве не состою.

— Как зовут, майор?

— Иван Иванычем, ваше превосходительство.

— Сапоги-то на свиной коже?

— Никак нет, говядо, ваше превосходительство.

— Тогда садись, нечего елозить коровой по льду. Давыдов сел, продолжая держать руки по швам.

— Дворянин?

— В лесную худербу скороногую?

Булдаков не стерпел:

— Ты чего это разнюнился? Плакаться суда прикатил за пять десятков верст? Бессилие свое выказывать? В других местах, думаешь, легче? У тебя знаешь почему разбойничают больше? Воронье, оно знает куда лететь! Туда, где привольней и прокорма вдосталь.

Расскажи-ка лучше, кто в моршанских шайках начальствует и какие меры думаешь принимать по их поимке. Сам знаешь — голову срубил, остальные в рассып.

— Большаки ихние, люди известные. И сами не таятся. Савка Шевелев с побрательником под Томниковым ховаются. С ним сбродников всяких об сотню. В Карелях Казьма Перепелкин заправляет — днем в поле, ночью на дороге промышляет. Смирен и учтив, яко староста церковный, а при разграбеже страшнее черта — людей наскрозь пешней медной прошибает. Скрабница у него в курганах мордовских, а их в стери неисчислимо.

— И-е-е-е-х, Иван Иваныч, вправду говорят — каков игумен, такова и братия. Все-то ты знаешь, да ниче ни деешь! Чем за шайками дуром по круглым ночам гоняться, ты бы лучше командиров ихних пообрубал бы.

Сделай вот что: найди людишек отчаянных среди родичей, ими убиенных, мести жаждущих, более чем жизни. Они на все готовы, да не знают, как подступиться. Я тебе по своим следам скажу — смертным местникам и награда не нужна — они на одном злопамятстве до конца доедут. Казне экономия, а нашему благочинному делу польза!

Державин поднял руку, останавливая Булдакова:

— Ты, полковник, не тому научаешь. Призови-ка остальных. Общий разговор полезнее частного.

Вошло с десяток осанистых, сытых, разномастно одетых полицейских офицеров, шумно рассевшихся по стульям вдоль стен. Запахло потом, репой, перегаром, шерстью и сапожным дегтем.

Правитель неспешно оглядел каждого. Тот, на кого падал глаз, невольно выпячивал грудь, вытягивался вверх, насколько возможно сидящему и, силясь не мигать, пучился, выказывая посредством сей пантомимы служебное рвение.

Наконец-то лязг оружия и прочего железа, навешанного на главных полицейских — уездных начальниках, утишился, звякнув заключительно чьим-то карманным серебром.

— Господа офицеры! Мы тут с полковником Булдаковым разошлись во мнениях. Он проповедует для уничтожения зла убивать главных его носителей — предводителей шаек разбойных. Но в том-то и дело, что боремся мы не с людьми, а со злом, их населяющим. Убийство убийством и остается, даже если убойщик благочинный совершивший его из благих намерений ему примнившихся.

Насильное преступленье черты между жизнью и смертью только тогда преступленьем быть перестает, когда в приговор суда преобращается!

Одному ему да высочайшей воле императрицы доступно казнить или миловать. А вам в связи этой оставляю на размышление вопрос мучительный: дозволено ли вершить зло малое, из коего произрастает великое благо людское?

Из двух зол, господин комендант, не следует выбирать никакого — ни малого, ни большого. Злом зло не тушат, а только множат! Все одно, что пожар маслом заливать. Добром, только добром огонь злостный погасить можно!

Вчера мною подписано и вам разослано почтовым путем Зерцало Устава Благочиния. Выучите его сами, яко Отче наш, и подчиненных заставьте вызубрить назубок, не хуже Псалтыря. Не вред и тут зачесть: «Не чини ближнему, что сам терпеть не хочешь. Веди слепого, дай кровлю не имеющему, напои жаждущего, сжалься над утопающим, протяни руку помощи падающему, с пути сошедшему укажи путь».

Вот качества совокупные, коим вы соответствовать должны, и правила соблюдаемые по должности вашей: во-первых, здравый рассудок, добрая воля в отправлении порученного.

Во-вторых, верность в службе императорского величества. Усердие к общему добру. В-третьих, правой и равной суд всякому сословию и состоянию. Дача покровительства невинному и скорбящему. И, в — последних: воздержание от взяток. Не в-последних, а в самых главных, ибо берущий и честью своей торгующий не может быть ни верным, ни усердным, ни радетельным в службе государственной!

Одно мздоимство все остальные достоинства перечеркивает чертой жирной, клеймом несмываемым. А теперь, милостивые сударики, прошу встать тех, кто почитает себя вышеуказанным качествам и правилам несоответствующими.

В воцарившейся тишине слышался только потреск свечей. Наконец она нарушилась. Первым с тяжким вздохом поднялся моршанский Давыдов. За ним потянули туловища вверх козловский и борисоглебский исправники.

Наместник уточнил:

— Все? Остальные что, ангелы-полицейские во плоти? Александр Василич, эту троицу святую аттестуй безо всяких условностей и околичностей. Раз они сами себя терзают, знать не обессрамились и не обессовестились. Стремление имеют службу вверх тянуть. За честность искреннюю прибавь к жалованью по дести рублей да в паек сахару и рому накинь. Остальным через квартал повторное аттестование предстоит.

Сам принимать буду, основной спрос — насколько разбои с убийствами уменьшились у каждого в уезде. Не слова, а дела говорить должны! Ну что господа начальники управ, перекинемся на дела наши текущие и обыденные? Предприятия, вами творимые по поддержанию порядка и безопасию, никакому ослаблению не подлежат. Прикрыты должны быть в первую голову воинскою и благочинною силою города уездные, имения дворянские и села дворцовые, в титул внесенные.

Патрули драгунские, вам приданные, используйте с наибольшей пользой. Пусть перевозку казенных денег оберегают, неся службу по почтовым трактам. А на шоссейных насыпных дорогах от Тамбова до Козлова, Моршанска, Шацка, Кирсанова, Борисоглебска и Липецка непрерывное сообщение между пикетами должно быть горнами и барабанами. Чтоб в случае чего образовать без промешки силу достаточную.

Злодии, они тоже не дураки, нахрапом на пули и штыки не полезут. В патрульном наряде ставьте не менее пяти драгун. Во главе не ниже капрала. Народ пока благочинных не очень-то жалует. Сколько уж край Тамбовский за воровской слывет? Двести или триста лет? Недаром у тутажильцов не полководцы и стихотворцы, не святые и не блаженные в героях, а атаманцы разбойные ходят.

Куда ни поедешь, в Лебедянь к примеру, или Липецк, у мужиков на устах кудеяры одни с языка не сходят. Руса, Кунама, Бай, Наян, Тарас... и еще черт знает какие Тяпки. Не упускать из виду надо и широкую соблазнительность промысла разбойного для крестьян местных.

Дичайший, ни в какие ворота, случай приключился на прошлой неделе в Черном лесу мордовском. Ехал по нему мирно прапорщик Елагин, а там мужики спокойно лес валили. Вдруг им мысль пришла ограбить проезжего. И что вы думаете? Не только обобрали до нитки, но и забили до смерти бедного злосчастного офицера.

Далее... пока воинские команды идут маршем, вы должны тайными бригадами из благочинных чинов повдоль, по оврагам, буеракам, рощам и болотам прочесывать — там гнусаки таятся, добычу выжидают.

Что же до тайной переветной работы, то тут карты в руки Булдакову. Приказы его исполнять, как мои собственные. Помните — один переветчик роту солдат иногда перевесит. Выведывайте где и какие люди разбоем живут и прячутся, пристанодержателей ихних берите на особую примету, выявляйте перекупщиков и сбытчиков покраденного.

Придет время, соберемся с силами, ударим единым кулаком, железным и сокрушающим. Да, чуть не запамятовал. Дело к осени — обозы потянутся на Москву, в Питер с зерном, мясом, рыбой. Без конвоя ни один не выпускать. И самих сопутчиков охранных щупать надо плотно — не прячутся ли под их прикрытием лиходеи.

Теперь о недоимках. Списки злостных утайщиков вы получили. Никому и никакого снисхождения не оказывать под страхом отстранения от должности. Целовальников берите за горло и не отпускайте, пока всех уклонщиков не вытрясут. Заноза моя главная нынче — казну пополнить. А у нас долгов застарелых больше, нежели сборов нынешних.

Полковник Булдаков обед приготовил за счет правления. Доброго вам аппетита. Каждому желаю здравия на благо службе Отечеству. Уповайте через уверенность к себе на господа Бога! Прощайте, господа.

Поэт-романтик в управлении краем реалистом был приземленным и не ставил себе задачу, как сосед его рязанский — Волков, выкорчевать преступность с корнем и окончательно.

Нет, пережив пугачевское возмущение, зная рабство крестьянское, он за высшую цель почитал недопущение русского бунта, удержание от противоправительственных буйств тысячных толп людей преступных, живущих исключительно грабительским прокормом.

В более же частных и ближних достижениях стояло на очереди сбережение жизни дворян-помещиков, горожан и путных людей торговых.

* * *

Какие прочесывания чащоб лесных непроходимых многоверстовых! Егерей драгунских едва хватало на сопровод казны до Рязани и сотен барок, груженных хлебом государственным, отплывающих ежеосенне по Цне, Мокше, Оке до московских пристанских магазинов.

Державин с горечью резюмировал в генерал-губернаторство: «Никто в наместничестве не может пребывать в безопасии жизни своей и имущества».

Иного не наблюдалось и по всей России, ибо сверху, от Сената и от того же Гудовича, не получал он никакой озабоченности, ни одного нагоняя на расплодившиеся без меры разбойные шайки.

Более всего двигало им самолюбие:

— Кто в Диком поле хозяин? Он, действительный статский советник государственный или, никак нет, однодворец. Державин удивленно поднял брови:

— А как же в офицера, а тем паче в исправники вышел?

— Я сам рожак из Давыдовки, высочайше пожалованной братьям Потемкиным — его превосходительству генерал-адъютанту Якову Григорьевичу и его высокородию статскому советнику Ивану Григорьевичу. Вот по их протекции и вспоможению дослужился в драгунах до поручика и переведен в дальнейшем в благочинную службу.

— Ну что ж, доложите о происшествиях, совершившихся в вверенном вам уезде в последнее время.

Давыдов вскочил:

— Прошу простить, но сидючи докладывать не приучен, мысли разбегаются. Обо всех злоделах донести затруднительно по причине совершения их каждодневно немалого числа.

Воровские люди доехали до такой дерзости и наглости, что осмеливаются нападать на целые воинские команды. Вам и без меня ведомо, что побита была и рассеяна рота Кабардинского полка во главе с сержантом Козминым. Шесть убито, десять ранено, захвачено двадцать ружей с припасами и семь лошадей казенных.

Сам Козмин пропал вез вести. Во главе той шайки состоит атаман Долин Яков, уроженец села Ивенье. Заметить надобно, промысел разбойный в уезде усилился до того, что по всем, безысключительно, дорогам опасно следовать стало.

Зажиточные жильцы без провожатых за ворота ни-ни. А уж с месяц как и охотников в проводники не сыщешь: жизнь она дороже денег. Всякодельные мои меры — драгунские патрули, засады, приманки ложные, как мертвому припарки. Пикет проедет, а они тут же следом за спиной разбойничают.

— Что за люди и где их места пристанные?

— Обилию воровскому в наших местах, ваше превосходительство, немало способляет наличие многих беглых людей, в лесных дачах и чащах скрывающихся.

— Сколь же беглецов изловлено?

За прошлый месяц 48 душ. Только через их поимку зла разбойного не искоренишь. Беда в том, что пристанодержателей — скрывателей ихних — множество неистребимое. Посудите сами, могу ли я с восемнадцатью людьми, половина из коих полуинвалиды, превзойти этих тайных татских содельников?