Памяти Г.Р. Державина и М.Ю. Лермонтова — стихи, навеянные их светлыми образами и мыслями. Поэтов давно нет в земном людском летоисчислении. А на самом деле, с позиций жизни Вселенной, прошло меньше мига...
Апокалипсис — 26-е годы
Если б милые девицы
Так могли летать, как птицы,
И садились на сучках,
Я желал бы быть сучочком,
Чтобы тысячам девочкам
На моих сидеть ветвях.
Г.Р. Державин, 1802
У святаго храма — 1626-й (Тишайший)
Кладбище, мрачные тени,
Плесень забытых могил.
Рядом дурак и гений
В вечной дремоте — без сил...
Путь помора — 1726-й (Ломоносов)
Что-то такое было,
Что-то смотрело в сад,
Ну а потом позабыло —
Стало смотреть назад!..
Веревка палача — 1826-й (Палкин)
Тут его я увидел,
Тут я его осознал.
Сразу возненавидел
И от себя прогнал...
Дела безумцев — 1926-й (Голодомор)
Бесы смерти запели
В трезвой больной голове,
Словно повторно хотели
Пламень разжечь в траве...
«Предсказание» гения — 2026-й (Без будущего)
Робко, темно и глубоко
Плакали струны судьбы:
Ветер принес издалека
Искры забытой борьбы...
200 лет спустя
Средь звезд не превращусь я в прах...
Г.Р. Державин
Пророком явлены в Мекку
Черные тени могил.
Юный гений древнему греку
В раку «подложен» без сил1.
Тех, что жизнью звались,
Серый гранит унес.
Поэты смерти достались.
Камень быльем пророс.
В хоре цикад беспечных
Сладкий мотив звучал.
Павшего гения вечно
Голос звенеть продолжал.
В матрицу Космоса звуки
Ветвью плюща вплелись,
Крестом раскинувши руки,
Федоров крикнул: «Проснись!..»
Над пятигорским кладбищем
В ночи пронеслась гроза...
По лику иконы нищего
Катилась дождя слеза.
В тарханском склепе пусто.
Свечами оплыл саркофаг.
Дуб, склонившись грустно,
Поэту шептал о горах...
Пророк
Старик Державин нас заметил...
А.С. Пушкин
На севере диком лежит одиноко
Огромная глыба идей,
И черные тучи, как брови пророка,
Дрожат, проплывая над ней.
Мох гложет ее, как мирские пороки
Несущихся в пропасть людей.
И смертные тени не верящих в Бога
Мелькают в потоке страстей.
Великий Державин нескромно и строго
За деянья славил царей,
Но слышалось нам у кладбища порога:
Не снимут с вас рабства цепей!..
И замерла ночь пред вечностью смерти,
Костер «божества» догорал.
Великий Державин, молясь в круговерти,
В приемной у Бога упал.
Один из немногих, кто Богом помечен,
Пророческий стих уловил.
Старик Державин был замечен...
Еще живущих нас благословил.
Не нужно стонать. «И никто не спасется»2.
Мы прахом пройдем без борьбы.
Все «вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы»3.
Истина одна
И вы подобно так падете,
Как с древ увядший лист падет!
И вы подобно так умрете,
Как ваш последний раб умрет!
Г.Р. Державин «Властителям и судьям», 1780
Лучшие песни впервые
Великий Державин пропел.
Истин слова простые
Нам он поведать хотел.
Каждый из нас появился
На радостный Божий свет,
Чтобы в прах обратиться
Через десяток лет.
Этот уходит сразу,
Тот все скрипит и снует,
Старый разносит заразу,
Юный песни поет.
Но, сверкая небрежно
Тонкой своей красой,
Смерть разит неизбежно
Каждого острой косой.
Тощая дама вечности
Явится всем и всегда,
Не разбирая личности
И прожитые года...
Старый Гаврила Романыч
Мудрые вирши слагал,
Жил как заморский паныч,
Но, как все, вдруг упал.
Юный могучий поручик
Лиру его подобрал,
И, словно солнца лучик,
Стих его засверкал.
Голос словами ламы
Недолго в пустыне звучал,
С глазами угрюмой дамы
Убийца в кустах торчал...
Звуки песен затихли,
Их не озвучить вновь,
Лишь на бумаге лики
В вечность ушедших певцов!
В горах Кавказа (По С.П. Щипачеву)
А на Кавказе пропасти и кручи,
Где Шат-гора вела с Казбеком спор,
Стучат копыта, бурка словно туча,
То скачет Лермонтов во весь опор.
Со мною встретился он взглядом,
Еще убийцей не взведен курок...
Века, века... Но он со мною рядом.
На саркофаге в склепе — пыль дорог.
Раздумья сердце рвут порою —
Свобода мнимая, и воли нет.
Глаза потухшие глядят с тоскою,
Но, кажется, что ты живой, поэт.
«Ангел мой...»4 (Из Г. Гейне)
Ангел мой, я жду ответа,
Может быть, была ты сном,
Одурманившим поэта
Летом в сумраке лесном?
Но лицо, и стан, и ножки,
Этих глаз волшебный свет —
Нет, такой прелестной крошки
Сотворить не мог поэт!
Змей, драконов безобразных,
Монстров, пышущих огнем,
Вот таких уродов разных
Мы, поэты, создаем.
Но тебя, твой лик прелестный,
Твой лукавый смех — о нет, —
Твой, плутовка, взор небесный
Сотворить не мог поэт.
Сосна (По Г. Гейне и М.Ю. Лермонтову)
На холме высоком стоит одиноко
Покрытая снегом сосна...
И кажется ей, что уже недалеко
И скоро идет весна...
Под солнцем растает снежная шуба,
Но ветер стройной сосне
Песни поет. Объятия дуба
Видит она во сне...
Песня усталого альпиниста (По И.В. Гете и М.В. Лермонтову)
Снежные пики
Ночью не дрожат:
Облаков лики
На плечах лежат.
Золотой листвой
Тропы замело,
Ждет тебя покой
И костра тепло...
На траву струится
Легкий лунный луч.
Вечностью клубится
Серебристый ключ.
Чета белеющих берез (Н.В. Маркелову)
Позовите меня, и я к вам возвращусь...
М.Ю. Лермонтов
«Люблю Отчизну я, но странною любовью!» —
Сказал поэт. И впрямь любовь его была
Такой, что вопреки людскому суесловию
На ней, как на костре, он сжег себя дотла5...
Две тени, две могилы, две березы
В Тарханах, будто, с вечностью в глазах,
Слепая бабушка, глотая слезы,
Узрела дочь и Мишеньку на образах.
Дубовый гроб в свинце чуть слышно стонет,
И шелестит чета берез зеленою листвой,
И колокол-архангел мерно звонит,
И грех склоняется к земле седою головой.
Прости меня, поэт, прости, старуха
За то, что живы вы, а я как будто нет.
В стране как прежде все — убийства и разруха,
И кто-то продал в Штаты наш Завет.
Тот образ Спаса теплого, большого,
Что бабушка из спальни убрала,
Когда тот Спас не спас родного
От смертной пули злобного врага.
Поэт живет, пока мы живы:
Он с нами говорит, он шутит и творит,
Он тихо ходит по тропе чрез нивы,
Он любит, и о чем-то он молчит.
И видит он дымок спаленной жнивы,
В степи ночующий обоз,
И на холме средь желтой нивы
Чету белеющих берез.
И в праздник вечером росистым
Нам рассказать всегда готов
О пляске с топаньем и свистом
Под говор пьяных мужичков6.
* * *
«Лермонтов» — врачующее слово,
Как бальзам, когда душе темно,
И прийти всегда оно готово,
Если бес случайно заглянул в окно.
«Лермонтов» — чарующее слово
На победных знаменах горит.
И прийти оно всегда готово
И к живым, и на гранит, кто «спит».
Слово «Лермонтов» звучит набатом
В годы бедствий и тревог.
Чтящего его зовем мы братом,
Перед нами Лермонтов — сам Бог!
В.Г. Бояринов. В слепой строке
В своих признаниях Державин
Был, как всегда, неподражаем.
Взывая вовсе не к нагим,
Он возвестил светло и ново:
«Живи и жить давай другим», —
И все задумались сурово.
Не будучи убог и сир,
Он озадачил изреченьем:
«Умеренность есть лучший пир»,
И все вздохнули с облегченьем.
Сверкнет падучая звезда,
Как искра Божьего прозренья,
И не оставит ни следа
В слепой строке стихотворенья.
