Laterna Magica

Создатель волшебного фонаря — немецкий иезуит Атанасиус Кирхер (1602—1680), и те, кто усовершенствовал его изобретение на протяжении XVII—XVIII столетий, видели основную задачу этого оптического устройства в увеличении и проецировании на горизонтальную или вертикальную поверхность изображений, полученных при помощи микроскопа или телескопа: пятен на Солнце, кратеров на Луне или тонкого среза комариного крылышка (Hankins and Silverman 1995, 43). Преследуя научные и просветительские цели и отводя фонарю роль по преимуществу вспомогательную, они были недовольны бродячими артистами, фокусниками и шарлатанами, взявшими латерну магику себе на вооружение и использовавшими ее «просто так» — для увеселения, одурачивания или устрашения публики. Впрочем, народную славу и поэтическую силу волшебным фонарям принесли именно эти последние.

Атанасиус Кирхер. Принцип действия проекционного фонаря Иллюстрация из книги «Великое искусство света и тени» (Ars Magna Lucis et Umbrae (1671))

Французские словари впервые зафиксировали словосочетание lanterne magique в 1690 году. Словарь Фюретьера давал ему следующее определение:

Волшебный фонарь есть небольшая оптическая машина, позволяющая видеть в темноте, на белой стенке, призраков и монстров столь ужасных, что те, кому неведом его (фонаря. — Т.С.) секрет, полагают их произведениями самой магии («specters et monsters si affreux, que celuy qui n'en sait pas le secret croit que cela se fait par magie»). Фонарь состоит из параболического зеркала, отражающего пламя свечи, свет которой проходит через небольшое отверстие в трубке, на другом конце которой находится линза. Между этими двумя стеклами вставляются маленькие стекла, украшенные изображениями существ невиданных и ужасных («petits verres peints de diverses figures extraordinaire et affreuses»), которые и предстают на противоположной стене в увеличенном виде.

(Furetiére 1690).

Уже в этом описании принципиально важным оказывается противопоставление «просвещенной» публики и публики «темной», принимающей на веру оптические иллюзии и почитающей их явлениями сверхъестественными¹, а также характеристика «монструозно-мистической» тематики самих слайдов. Обращение Эдмунда Берка к «оптическому зрелищу» волшебного фонаря как к одной из метафор Французской революции было обусловлено теми же составляющими: модой на монструозную и некроманическую образность в предреволюционные и революционные годы, с одной стороны, и принадлежностью фонарей и «фонарщиков» к низовой, лубочной культуре — с другой.

В известной работе «Художественная природа русских народных картинок» Ю.М. Лотман специально останавливается на ориентации «лубочного» сознания на «новость» — сообщение о событии аномальном и странном. «Тематический репертуар лубка включает широкий круг листов, изображающих различные "чуда", бедствия, землетрясения и пр. <...>. "Чудо морское поймано весною"» (Лотман 2002 (1976), 430—431). Все, сказанное Лотманом о «переживаниях театрального типа», свойственных лубочной аудитории, в еще большей степени применимо к «фонарным зрелищам» — виртуальным путешествиям, представляемым в полной темноте в сопровождении шарманки или переносного органчика.

Во Франции второй половины XVIII века «оптические зрелища» были распространены и популярны. Волшебные фонари называли «савоярскими» — по имени разносчиков-савояров, уроженцев традиционно бедной Савойской области, переходящих из города в город с тяжелыми деревянными ящиками за плечами, с обезьянками или сурками на плече (ср. известную картину Антуана Ватто «Савояр» (1716)). Образ бродячего фонарщика сохранился в нашей памяти благодаря гравированным лубочным листам, на которых изображение савояра, как правило, сопровождалось ритмизованным текстом, а иногда и нотами простенькой мелодии (Mannoni 1995, 82):

Trala, den,
Traderi, dère;
  La, la, la
Traderi tradére!
Demandez la Curiosité !
Faites montrer
chez vous la belle
Lanterne Magique,
Il ne vous en coutera
Pas plus que
Cinquante-cinq sols...
Vous verrez le Bon Dieu
Et monsieur le Soleil,
Madame la Lune,
Mademoiselle les Etoiles,
Le Roi, la Reine,
Le Gendarme, le Bourreau,
Le Matin, le Midi, le Soir,
Les sept péches capitaux,
Les éléments...

Фонарщик представлял взору изумленных зрителей весь спектр феноменов мироздания, природных стихий, социальных типов и т.д. Мир подвергался своеобразной каталогизации, и каталог этот неизменно претендовал на универсальность: в полноте охвата заключалась суть представления. На фонарных «слайдах» — стеклянных или слюдяных (реже — костяных) пластинках, великое множество которых хранилось в деревянных ящичках фонарщиков, были изображены виды заморских городов, далеких стран и удивительных существ (Lanternes 1995).

[«Мартышка, показывающая Китайские тени». Фонарщиков, как и шарманщиков, часто сопровождали обезьянки. Свидетельством тому — известная басня Жан-Пьера Клари де Флориана «Le Singe qui montre la lanterne magique» (1792). История о мартышке, решившей подражать своему хозяину, куда-то на время отлучившемуся, была одним из наиболее распространенных сатирических сюжетов предреволюционной и революционной Франции. Собрав в темной комнате зверей на представление волшебного фонаря, мартышка активно жестикулирует и увлеченно рассказывает зрителям о том, какие картины должны представать их взору в данный момент — точно так, как делал это ее хозяин-савояр. Звери старательно вглядываются в темноту, но ничего не видят: обезьянка забыла об одном — зажечь в фонаре свечу. Басня Флориана породила целый массив лубочной продукции, распространившейся на рубеже веков по всей Европе и дошедшей, в том числе, до России. «Le Singe qui montre la lanterne magique» была первой из девяти басен Фориана, переведенных В.А. Жуковским в 1806 году — в период его короткого, но бурного увлечения басенным жанром, и опубликована в «Вестнике Европы» под названием «Мартышка, показывающая Китайские тени» (Вестник Европы. 1807. Ч. 5. С. 41—42):

«Смотрите: вот луна, вот солнце! — возглашает. —
Вот с Евою Адам, скоты, ковчег и Ной!
Вот славный царь-горох с морковкою царицей!
Вот Журка-долгонос обедает с лисицей!
Вот небо, вот земля... Что? Видно ли?» Глядят,
Моргают, морщатся, кряхтят!
Напрасно! Нет следа великолепной сцены!

Мотивы русских лубочных картинок, введенные Жуковским в сюжеты волшебного фонаря, и имя мартышки — традиционное Жако, превращенное в Потапа, — вот, пожалуй, и все отличия русской басни от текста французского оригинала. В остальном речь идет об одном и том же типе оптического представления: «китайские тени» и «волшебный фонарь» оказываются — по крайней мере, в русском языке середины 1800-х годов — двумя означающими для одного означаемого — странного спектакля о мироздании («Вот небо, вот земля...»), представляемого в полной темноте и состоящего из беспрерывно сменяющих друг друга «картин».]

Невиданному доселе распространению волшебных фонарей во времена Великой французской революции способствовала, с одной стороны, библейская «всеохватность» представляемых фонарщиками «спектаклей», а с другой — их сатирическая, пропагандистская направленность. Последняя привела к появлению во Франции в середине 1790-х годов произведений паралитературного жанра, принадлежащего одновременно письменной и устной традиции. Речь идет о «печатных фонарях» — политических сатирах и памфлетах революционных и постреволюционных лет, посвященных как истории всей революции в целом, так и отдельным, самым значительным ее эпизодам и действующим лицам (Pijoulx 1801).

Фонарщик. Гравюра XVIII в. Частная коллекция, Франция

Эти памфлеты выходили в виде «фонарных либретто» — текстов, произносимых «манипулятором» фонаря и призванных разъяснить публике содержание самого зрелища. В названии каждой брошюры обязательно присутствовало словосочетание «волшебный фонарь» в связке с тем или иным определением («La lanterne magique de...») и — почти всегда — подзаголовок «pièce curieuse»². Возможно, некоторые из «забавных пьес» и использовались «по назначению», но в большинстве своем эти «якобы сценарии» представляли собой литературные, точнее — публицистические опусы, в которых волшебный фонарь становился материальным воплощением praesens historicum, а принцип его действия — случайная, ничем, кроме желания фонарщика, не мотивированная смена слайдов в окуляре — подменял собой принципы литературной композиции³.

Мартышка, показывающая волшебный фонарь. Жан-Пьер Флориан. Избранные басни в гравюрах. Париж, ок. 1830

Описываемые события и их участники предстают здесь в виде таких же, как в настоящих волшебных фонарях, перечней, каталогов, «картин», никак не упорядоченных и связанных друг с другом лишь общей патетикой, восклицательной интонацией, бесчисленными междометиями (Ah! Oh! Eh!), обещаниями продемонстрировать нечто невероятное (Vous allez voir...), императивами, призывающими взглянуть, не пропустить, обратить внимание (Voyez! Regardez! Remarquez!), и дейктическими оборотами (Et voici! Et voila!)⁴:

...Vous allez voir ensuite la nouvelle création du monde, Van premier de la liberté, Adam et Eve dans le plus beau château et le plus beau parc qu'un aristocrate ait jamais eu <...> remarquez le serpent jaloux comme un démagogue, rampant comme un courtisan <...> Il répète sans sesse: «Mangez, Madame, Mangez !»<...>

Eh! Vous allez voir présentement le fameux siege de Bastille, la gloire des Parisiens, l'admiration des campagnes!.. (Hébert J.-R. La nouvelle lanterne magique. Pièce curieuse. Dédiée aux Gens de Provence, par un sous Lieutenant de Riquette Cravate, A Paris, De l'Imprimerie des Savoyards, 1790)⁵.

Количество печатной продукции такого рода резко возросло к концу столетия и достигло своего апогея к двум последним его годам. «Весь мир есть оптика или оптическая игра!» («Tout est optique ou jeu d'optique») — восклицал в 1799 году Луи-Себастьян Мерсье.

К самому концу столетия относится еще одно событие, имеющее непосредственное отношение к нашей теме. В 1799 году в Париже был зарегистрирован патент на новую, усовершенствованную разновидность волшебного фонаря, названную «фантаскопом». У «фантаскопа» было три основных отличия от традиционных фонарей: во-первых, он почти в два раза превосходил их размером; во-вторых, с помощью высокой деревянной рамы фантаскоп крепился к четырехколесной тележке, которая ездила по специальной рельсе, проложенной в полу за экраном; третье и главное отличие состояло в том, что фонарь был отделен от зрителей экраном — таким образом, изображение проецировалось на него не спереди, а сзади. Движение «фантаскопа» по рельсе — от экрана и к нему — создавало дополнительный эффект фокусировки, уменьшения и увеличения изображения.

Примечания

1. Чрезвычайно показателен в этом отношении один из эпизодов «Новых приключений барона Мюнхгаузена», выпущенных в свет в первый год двадцатого века (на обложке, выполненной в стиле Art Nouveau, барон-фантазер изображен разговаривающим по телефону (Bangs 1901)). История, озаглавленная «Спасенный волшебным фонарем» (Saved by the Magic Lantern), повествует об африканской экспедиции Барона в поисках озера Майолика и о пленении его королем Мтулу — главой самого страшного из племен аборигенов. Брошенный в темницу Мюнхгаузен, приговоренный к съедению, вдруг вспоминает о том, что взял с собой для развлечения (for my amusement solely) «карманный волшебный фонарь» и небольшой набор слайдов на специальных, тонких желатиновых пластинках. Пришедший за узником на следующий день король-людоед оказывается потрясен открывшимся ему зрелищем: барон встречает его во главе целой британской армии, готовой броситься в бой (в действительности изображение армии на слайде проецируется на стену позади барона тонким лучом света, который сам король впустил в темницу, приоткрыв дверь). Увидев перед собой столь устрашающую картину, король Мтулу бросается ниц перед Бароном и объявляет себя его рабом. «Король рассуждал следующим образом, — повествует Мюнхгаузен, — если я мог носить в своем кармане целую армию, то что помешает мне точно таким же образом унести с собой и самого Мтулу, и все его племя? Он видел во мне человека чудесного... (a marvelous man)» (Bangs 1901, 82—83).

2. Приведем лишь несколько названий: Anon. La Lanterne Magique de la France, 1789; Pigault-Lebrun. Le cordonnier de dames, ou, La lanterne magique, pièce curieuse, en trois actes, en prose..., Paris: Barba, 1798; Barruel-Beauvert A-J. La Lanterne Magique Républicaine. Paris, 1799; Perico C. Les grandes marionnettes républicaines, suivies de la fameuse lanterne magique, et de la grande scène du Rentier [qui tire le diable par la queue], 1799; Anonyme. Voici, voila! la grande lanterne magique où l'on voit la bravoure de Гех-ministre et général Schérer, les comptes de l'exministre des Finances Ramel, la bonhommie de l'ех-ministre de la police Duval, entouré de ses inquisiteurs. Paris, 1799.

3. О поэтике и риторике печатных «Фонарей» см.: Tatin-Gourier 1996, 101—103. Любопытно, что в 1905—1906 годах в России выходил журнал «Волшебный Фонарь», посвященный, по слову его редактора И.Н. Потапенко, «общественной и политической сатире» и состоящий почти исключительно из весьма плоских сатир и памфлетов. Постоянной рубрикой этого издания были «Говорящие тени», а основной техникой иллюстраций (как правило, карикатурных) была техника силуэта.

4. Жанровая специфика «печатных фонарей» и их отличие от традиционных форм исторического повествования хорошо описывается с помощью сформулированной Ю.Д. Апресяном оппозиции между «первичным» и «вторичным» дейксисом, иначе именуемым «дейксисом пересказа» (Апресян 1995, II, 630). В «фонарях» пересказ заменен «показом». Конституирующим свойством данного жанра является имитация диалога, при котором говорящий и слушающий видят друг друга и сознанию каждого из них доступен один и тот же фрагмент действительности.

5. «Вы увидите затем новое сотворение мира, первый год свободы, Адама и Еву в прекраснейшем замке, стоящем в красивейшем парке, которым когда-либо мог владеть аристократ <...> не упустите из виду и Змея, завистливого как демагог, пресмыкающегося подобно придворному <...> Он без устали повторяет: "Кушайте, Мадам, кушайте!" <...> Эй! А сейчас вы увидите знаменитое взятие Бастилии, славу Парижан, восхищение деревень» (Эбер Ж.-Р. Новый волшебный фонарь. Забавная пьеса <...> 1790).