§ 2. Антибиографическая концепция Ю.И. Айхенвальда и ее реализация в творчестве критика 1920-х гг.

Более характерным для зарубежья, на наш взгляд, был антибиографизм так называемой имманентной критики¹. В эмиграции оказался один из наиболее ярких представителей этого направления литературной мысли — Ю.И. Айхенвальд. Свои взгляды на проблему соотношения биографии и творчества писателя критик высказал в так называемом «Вступлении» к первому выпуску сборника эссе «Силуэты русских писателей» (в. 1—3, 1906—1910). Эта книга стала актуальным литературным фактом благодаря выходу в свет в 1929 году в берлинском издательстве «Слово» ее шестого (посмертного) издания.

Положительная программа Айхенвальда во многом построена на принципе отталкивания от позитивистской установки на изучение биографии писателя, рассматриваемой в качестве основного средства для понимания его художественных произведений². По мнению критика, настоящая цель исследования — это духовная индивидуальность писателя, проявляющаяся на бессознательном уровне. Биографический подход с его сугубым интересом к фактам эмпирического порядка здесь оказывается нецелесообразен. Необходимые данные о «внутреннем человеке» писателя можно почерпнуть только из его произведений. Параллельные биографические факты приемлемы при условии их аналогии с литературной версией. В противном случае — они игнорируются, и художественное произведение остается единственным источником достоверной информации. При этом даже волевым усилием писатель не способен эту информацию скрыть. В этой связи Айхенвальд утверждает: «...каждое создание искусства — не что иное, как автобиография его творца» (Айхенвальд 1994: 23).

Эта «автобиографичность» иного, не «гершензоновского», рода. Айхенвальд — агностик в вопросе верифицируемости данных художественного произведения и, соответственно, — познаваемости духовной индивидуальности писателя. Всякая читательская рецепция неизбежно бывает субъективной. Однако, в отличие от «биографистов», стремившихся, в конечном счете, реконструировать «истинную» личность писателя, Айхенвальд акцентирует релевантность этого субъективизма в своем критическом дискурсе. При этом роль реципиента необычайно повышается: «Писатель и читатель — понятия соотносительные. Один без другого действовать не может, и один другого определяет. Писателя создает читатель. Критик осуществляет потенцию автора» (Айхенвальд 1994: 26). Таким образом, Айхенвальда, по-видимому, больше интересует не духовная индивидуальность писателя, понимаемая как объективная данность, а собственные субъективные представления об этой индивидуальности, полученные в процессе эмпатического «вживания» в ее внутренний мир.

Теоретические установки Айхенвальда проявились в его критических статьях 1920-х гг. в виде резко негативной оценки исследований в области биографии Пушкина. Так, он обвинил М.Л. Гофмана как автора статьи «Еще о смерти Пушкина» в исключительном внимании к подробностям из жизни поэта, в ущерб изучению его творчества³.

Аналогичный упрек он высказывал Ходасевичу как автору статьи «О чтении Пушкина (К 125-летию со дня рождения)» (1924) и исследования о «Русалке». По мнению критика, программные заявления Ходасевича в первой из названных работ⁴ являются «в значительной мере» «самооправданием»: «ведь и он сам принадлежит к числу тех "кропотливых и мелочных" биографов Пушкина, которых упрекают в том, что биографией они заслоняют поэзию» (Айхенвальд 23.07.1924). Здесь же Айхенвальд высказывает весьма важное для понимания его концепции положение, из которого, между прочим, становится ясно, что он склонен был расценивать пушкинистские биографические изыскания Ходасевича как чуть ли не «альковные»: «И, по существу тоже, поэт дан в своей поэзии; это — единое на потребу; остальное неважно, остальное — от лукавого. Была бы дурна та поэзия, которая в своей глубине, в своем вечном смысле, в своей красоте была бы недостаточно понятна без нашего любопытствующего проникновения в альковы и секреты поэта» (Айхенвальд 23.07.1924).

Известно, что Ходасевич, в свою очередь, оценил отзыв Айхенвальда по поводу его статьи «О чтении Пушкина» как в целом объективный. В письме к критику (от 31 июня 1926 г.) он даже заявил: «...многое Вами замечено так верно и ценно, что я уже не решился бы перепечатать статью без существенных изменений» (Ходасевич 1996 IV: 502)⁵. Однако в пушкинистских работах Ходасевич продолжал руководствоваться продекларированной методологией «мелочного биографизма» и пристального внимания к интимным подробностям жизни поэта⁶. Так что в 1936 году уже М.Л. Гофман полемически обвинял Ходасевича в «частых суждениях об интимных сторонах жизни Пушкина» (Гофман 30.04.1936)⁷.

Примечания

1. При имманентном анализе художественного произведения исходят из презумпции эманации этого произведения из духовной индивидуальности его автора. Так как последняя мыслится как независимая от каких-либо внешних воздействий, в том числе от входящих в круг интересов биографов, то, следовательно, и художественное произведение обладает автономным статусом по отношению к реальности. Биографический подход к художественному произведению считается неприемлемым из-за его эмпиричности, препятствующей достижению главной цели имманентного анализа — познанию духовной индивидуальности автора данного художественного произведения. Подробно эти тезисы раскрываются ниже, при обсуждении теоретических взглядов Ю.И. Айхенвальда на предмет биографического метода.

2. Эту аксиому позитивистского литературоведения впервые сформулировал Ипполит Тэн. Так, он заявлял в предисловии к своему большому эссе о Бальзаке (1858): «Чтобы понимать и обсуждать Бальзака, должно знать его душу и его жизнь» (цит. по: Maren-Grisebach 1992: 12). Как заметила немецкая исследовательница Марен-Грисбах, прокламируемое Тэном единство биографии Бальзака и его трудов содержится уже в выражении «чтобы понимать Бальзака» вместо подразумеваемого «чтобы понимать произведения Бальзака» (Maren-Grisebach 1992: 12). Таким образом, по Тэну, чем больше знаешь о биографической личности писателя, тем лучше понимаешь его произведения.

3. См.: Айхенвальд 30.09.1925. См. также сноску 98.

4. Здесь Ходасевич, в частности, заявлял: «Пушкин автобиографичен насквозь. Автобиография проступает иногда в общей концепции пьесы, иногда — в частностях, в мельчайших деталях. <...> Самый кропотливый, самый мелочный биограф делает важнейшее дело: он помогает читать Пушкина, вскрывая единственный путь к его пониманию» (Ходасевич 1991: 190).

5. Ср. более сдержанную оценку в статье «Еще о критике» (31 мая 1928 г.): «С основными положениями этого отзыва я не согласен, но он заставил меня многое пересмотреть и исправить» (Ходасевич 31.05.1928: 219).

6. Кроме Айхенвальда, данную методологию Ходасевича-пушкиниста критиковали также Д. Кобяков и А. Шем (как редакторы сатирического журнала «Ухват») и М.А. Осоргин. «Ухватовцы» травестировали пушкинистский дискурс Ходасевича, анонсировав якобы принадлежащую ему работу «Анализ мочи теток Пушкина» (Ухват 1926: 9). Осоргин высказал пожелание зарубежным литературоведам, имея в виду прежде всего Ходасевича, «избавиться <...> от анализа поджелудочной железы теток Пушкина...» (Осоргин 01.03.1931). Ходасевич ответил своим «зоилам» в статье «Книги и люди» (28 мая 1931 г.). Он едко назвал Осоргина подражателем «неблагоуханной шутки» «журнальчика» «не без советского душка» (Ходасевич 28.05.1931) и обвинил его в литературном невежестве, указав в связи с этим на целый ряд курьезных ошибок, допущенных критиком в своей практике. См. пародийную рецепцию этой полемики В.В. Набоковым в сноске 131.

7. Ходасевич в вышедшей в начале месяца рецензии на издание писем Пушкина к жене, опредисловленное Гофманом, обвинил ученого в идеализации Н.Н. Пушкиной. Сам критик считал жену поэта нравственно непорочной, однако «легкомысленной» и «неумной». При этом он ссылался на мнение ее недоброжелателя С.А. Соболевского, а «восторженные», по его словам, оценки Пушкина считал недостоверными ввиду крайнего самолюбия поэта (см.: Ходасевич 02.04.1936).