Гавриил Державин
 






Гений места

Поэт на пенсии, возделывающий свой аллод и отвечающий «врагам своим не иначе, как только новыми, превосходными, образцовыми сочинениями», политик, отказавшийся от суеты столиц во имя уединения с великими поэтами древности и общения с друзьями, — из этих черт жизни и творчества Поупа складывалась определенная модель литературного и бытового поведения, социальная конструкция, программа, которая должна была позволить Державину хотя бы отчасти мириться с существующим положением дел1. Но, главное, с именем Поупа и его усадьбой в лондонском предместье Твикенхэм оказывалось неразрывно связанным само понятие Дома Поэта — Места и его Гения — важнейшего топоса европейских поэтических биографий.

«You may Trace [a man] ... in the Place where he has lived», — писал Аддисон в одной из своих программных статей в Зрителе [Spectator 583]2. Дом, перестроенный по собственному проекту Поупа3, сад, над которым он работал вместе с выдающимся архитектором Вильямом Кентом, плакучая ива (по преданию, первая в Англии), привезенная издалека и собственноручно посаженная поэтом на берегу Темзы; знаменитый Грот, обустройством которого он занимался более двух десятков лет, вплоть до самой смерти, — все эти точки задавали некоторую систему координат, в которую поэзия Поупа вписывалась во всей своей разножанровости и многоплановости.

Приравнявший садоводство к самопознанию как в теории, так и на практике, Поуп писал: «Садоводство ближе подходит к божественному Творению, чем Поэзия» («Gardening is... nearer God's own Work, than Poetry» (Pope 1956, II, 296))4. Эстетическая программа, наиболее ясно сформулированная в «Опыте о человеке» и возводящая «многоразличие» в ранг универсального художественного принципа, оказывалась равно применимой как к литературной, так и к ландшафтной композиции (Осповат 2007). Сады и тексты, организованные в соответствии с принципом разнообразия, обладали взаимным метафорическим потенциалом. Сатиры и послания, переводы и подражания древним, творчество как процесс оказывались локализованными в пространстве, которое, в свою очередь, приобретало черты сакральности. Младший современник Поупа, Джеймс Томсон, автор знаменитых «Времен Года», писал:

Slow let us trace the matchless vale of Thames;
Fair-winding up to where the muses haunt
In Twit'nam bowers, and for their Pope implore
    The healing god.

      (Summer, 1425—8)5

После смерти поэта в 1744 году и вплоть до начала XIX века дом и парк Поупа оставались объектом постоянного паломничества, одним из мест, «обязательных для посещения» на литературной карте Англии. В третьей песни поэмы Жака Делиля Сады, или Искусство украшать сельские виды (1782, 1801) — образцового произведения описательного жанра, ориентированного на образцовые же объекты описания, Твикенхэм (Туикнем) упоминается в качестве примера бережного, трепетного отношения к месту, в котором все напоминает о его великом обитателе (описание это было включено Делилем только в последнюю редакцию поэмы, увидевшую свет в 1801 году)6. В русском переводе А.Ф. Воейкова эти строки звучали так:

Пример для нас Твикнгам7, в котором сад есть труд
Поэта славного: Поп Твикнгама зиждитель,
И Вкус от варварских поправок охранитель.
Владельцы новые всем, всем в нем дорожат,
И в деле рук его — Поэта славу чтят.
Я сам, я сам смотрел в безмолвном удивленье
На царствующее к нему благо говенье,
На славу чистую и Муз на торжество;
Миндипп владетель — жрец, а Поп там божество.
К лесочку, к хижине я подходил с волненьем;
Вот тот Музей, где он с слезами и стесненьем
Об Элоизиных страданьях воздыхал,
Ахилла с Гектором из гроба вызывал,
Где открывал пути Строителя вселенны,
Законы вкуса пел, иль локон похищенный.
Я узнаю альков, где дух певца Морфей
Мечтами забавлял до утренних лучей.
Вот лес таинственный, вот темная аллея,
Где он творил стихи, восторгом пламенея...

      (Делиль 1987, 146)8

Воейков начал работу над переводом Садов в 1806 году. Первые отрывки были опубликованы в той же августовской книжке «Вестника», что и «Жизнь Званская» (Вестник Европы. Ч. 34. № 16. С. 254—258), — два поэтических пейзажа разделяли десять страниц журнала. Впрочем, опыты Воейкова могли быть известны Державину и раньше.

Заведомо было известно ему описание визита в Твикенхэм, содержащееся в одном из «Писем русского путешественника» Н.М. Карамзина. Карамзин восхищался гением Делиля, вводил фрагменты собственных переводов Садов в текст Писем, поэтому созвучие его воспоминаний о «миловидной деревеньке, где жил и умер философ и стихотворец Поп» и Делилиевых строк не кажется удивительным:

Из Ричмонда ходил я в Твитнам (Twickenham), миловидную деревеньку, где жил и умер философ и стихотворец Поп. Там множество прекрасных сельских домиков, но мне надобен был Дом поэта (принадлежащий теперь лорду Станопу). Я видел его кабинет, его кресла — место, обсаженное деревами, где он в летние дни переводил Гомера, — грот, где стоит мраморный бюст его и откуда видна Темза, — наконец, столетнюю иву, которая чудным образом раздвоилась и под которою любил думать философ и мечтать стихотворец; я сорвал с нее веточку на память.

В церкви сделан поэту мраморный монумент другом его, доктором Варбуртоном. Наверху бюст, а внизу надпись, самим Попом сочиненная:

Heroes and Kings! your distance keep!
In peace let one poor Poet sleep.
Who never flatterd folks like you.
Let Horace blush, and Virgile too!

      (Карамзин 1984, 378—379)9

Русский путешественник дополняет рассуждения путешественника французского характерным жестом: «срывает на память» веточку знаменитой ивы. Изображения виллы Поупа на высоком берегу Темзы были еще более многочисленными, чем письменные упоминания о ней. Виды Твикенхэма расходились по Европе сотнями зарисовок, акварелей, гравюр и эстампов. Совокупность этих изображений постепенно сложилась в единый эмблематический образ10. Так должен был выглядеть Дом Поэта.

Особую значимость Поуп приобретал в глазах Державина в силу еще одного немаловажного обстоятельства. И Делиль, и Карамзин упоминают имена новых, каждый раз разных, владельцев Твикенхэма (лорда Клера и лорда Стенхоупа соответственно). «All this is mine but till I die; / I can't but think 'twould be more clever / To me and to my heirs forever...» — писал Поуп незадолго до смерти11. В отличие от Сабинского поместья Горация, подаренного ему Меценатом, «английскому Горацию» ни дом, ни взлелеянный им сад не принадлежали: Поуп исповедовал католицизм, а римским католикам в Англии начала XVIII столетия запрещалось иметь частную собственность (а также жить в радиусе десяти миль от Вестминстера)12. После его смерти вилла постоянно меняла хозяев, продавалась и перепродавалась. Это знание не могло не волновать Державина: не будучи настоящим хозяином «своих усадьб», он не был уверен и в их будущем.

Званка и прилегающие к ней земли на берегах Волхова были приобретены в 1796 году Дарьей Алексеевной Дьяковой — Миленой — второй женой Державина. Державин женился на Дарье Алексеевне 31 января 1795 года. Современникам она запомнилась женщиной хозяйственной, рассудительной и властной: «По характеру своему Дарья Алексеевна во многих отношениях составляла противоположность покойной Екатерине Яковлевне; она была сосредоточена в самой себе, сдержанна и суха в обращении даже с близкими людьми, часто не любезна к друзьям своего мужа, но вместе с тем благотворительна, справедлива и великодушна, и потому, несмотря на недостатки, уважаема жившими с нею» (Хрущов 1903, 563). Дарья Алексеевна выкупила поместье у своей матери, и оно всегда оставалось подчеркнуто ее личным владением (в примечаниях Грота читаем: «на деньги Дарьи Алексеевны была, вскоре после ее замужества, приобретена Званка, в 40 верстах от Новгорода вниз по течению Волхова»).

К мыслям о необходимости «побеждать Сатурна» — противостоять бренности мира — примешивалась горечь невозможности защитить от разорения милые его сердцу места и оставить Дом Поэта (одно из последних и лучших творений Львова, уже почти четыре года как оплаканного Державиным) — наследникам: как известно, ни первый, ни второй браки не принесли поэту детей13. Тем более острой представлялась необходимость зафиксировать, не дать ускользнуть малейшей детали — если не возвести очередной «памятник», то хотя бы, сколько возможно, противостоять разрушению.

Примечания

1. Ср. письмо Поупа о «sweet Retirement», опубликованное в 1712 году в «Зрителе» (Spectator 1965, 111, 592—597). Одним из самых проницательных и живых исследований поэтических и политических причин удаления Поупа «от дел» остается книга Мэйнарда Мэка (Mack 1969).

2. «Осмотри Дом ... и ты узнаешь Жильца, в нем обитавшего».

3. Первые наброски реконструкции были сделаны рукой самого поэта на рукописи перевода «Илиады». Автором финального проекта был архитектор Джон Гиббс (см. об этом: Friedman 1984, fig. 148).

4. Из огромной литературы, посвященной садоводству в жизни и творчестве Поупа, мы позволим себе выделить три наиболее значительных, на наш взгляд, работы: Mack 1969; Brownell 1978, 118—146; Hunt 1992, 140—155.

5. «Там будем медленным шагом-проходить несравненную долину Темзы, толь благоприятствующую к обитанию Музам в Твитнамских беседках, где оне ходатайствуют о своем Поппе у отца поэзии» [пер. Дмитревского. Здесь переводчик делал примечание: «Г. Поп в Твитнаме имел очень хороший загородный дом». — Т.С.] (Томсон 1803, 194—195).

6. Первый перевод «Садов» на русский язык, выполненный П.М. Карабановым, увидел свет в 1801 году, но, сделанный с первого издания поэмы, он не включал описания Твикенхэма; к 1803 году относится начало работы Александра Палицына над новым переводом, «с исправленного и дополненного издания»; этот перевод был опубликован только в 1814-м.

7. В примечаниях Делиль также комментирует упоминание этого топонима: «Туикнем — деревня, расположенная в трех лье от Лондона на берегу Темзы: и ныне там можно видеть дом и сад, принадлежащие Поупу, которые он приобрел на деньги, полученные за перевод Гомера. Это владение, прославленное благодаря Попу, перешло к лорду Клеру, печально известному своими вымогательствами в Индии и своим плачевным концом» (Делиль 1987, 70).

8. «Tel j'ai vu ce Twicknham, dont Pope est créateur; / Le goût le défendit d'un art profanateur; / Et ses maîtres nouveaux, révérant sa mémoire, / Dans l'œuvre de ses mains ont respecté sa gloire. / Ciel! avec quel transport j'ai visité ce lieu / Dont Mindipe est le maître, et dont Pope est le dieu! / Le plus humble réduit avoit pour moi des charmes. / Le voilà ce musée, où, l'œil trempé de larmes, / De la tendre Héloïse il soupiroit le nom; / Là, sa muse évoquoit Achille, Agamemnon, / Célébrait Dieu, le monde, et ses lois étemelles, / Ou les régies du goût, ou les cheveux des belles; / Je reconnois l'alcove où, jusqu'à son réveil, / Les doux rêves du sage amusoient son sommeil; / Voici le bois secret, voici l'obscure allée / Où s'échauffoit sa verve en beaux vers exhalée...» [III, 553—572] (Delille 1801, 59).

9. «Герои и Властители! Не подходите близко! / Дайте мирно упокоиться бедному Поэту, / Который никогда не льстил вашему племени, / Дайте смутиться Горацию и Виргилию». Ср. также гораздо более раннее упоминание Твикенхэма в путевых журналах братьев Демидовых (1759): «10-го числа поутру поехали в 14 миль от Лондона лежащую деревню Twichenman (Твитнем), где многие находятся господские кампании и к ним надлежащие сады. Мы следующие там из оных видали <далее следует перечисление садов и их владельцев. — Т.С.> сад, лорду Станхопу надлежащий, который прежде сего славному поету Попу надлежал. Он велик и хорош, а особливо для изрядных алеов, также находится в нем хорошая Гротта» (Демидовы 2006, 267). О паломничестве россиян в Твикенхэм см. также: Кросс 1996.

10. Дом над рекой всегда изображался в определенном ракурсе, по реке обязательно двигалось несколько небольших парусных судов, на склонах были рассыпаны миниатюрные (для масштаба) человеческие фигурки: черты этого иконографического типа можно множить, — особенно наглядно они предстают при обращении к альбомам «живописных видов», в изобилии публиковавшихся в Англии в конце XVIII столетия (см., например: Cooke 1822). О «портрете виллы» как особом жанре британской живописи, получившем особое развитие в 1730-е годы после визита в Англию Каналетто, см.: Ackerman 1990, 12.

11. «Все это принадлежит мне лишь до тех пор, пока я жив, / Мне остается только думать о том, насколько мудрее было бы, / Чтобы все это навеки осталось у меня и у моих потомков».

12. Поуп арендовал твикенхэмскую виллу в 1718 году и жил на ней до самой смерти, платя ренту главным образом из гонораров, которые получал за переводы и литературную поденщину.

13. По свидетельству Жихарева, весной 1807 года Державин был особенно озабочен проблемой наследства и наследников: «Теперь я догадываюсь, отчего Гаврила Романович вчера был так невесел и задумчив. У него в голове письмо к государю о дозволении передать свою фамилию старшему из племянников, Леониду Львову <...>. В том же году Гаврила Романович поручил автору "Дневника" отнести всеподданейшее письмо его об усыновлении Л.Н. Львова к П.С. Молчанову <...>, но высочайшего соизволения на усыновление Львова не последовало <...> Это письмо <...> весьма любопытно в том отношении, что поэт право свое на испрашиваемую милость основывает на сочинении им "Соляного устава"» (запись от 20 февраля 1807; Жихарев 1955, 380).

© «Г.Р. Державин — творчество поэта» 2004—2024
Публикация материалов со сноской на источник.
На главную | О проекте | Контакты