«Сиянье радужных небес»
В «Тайной Доктрине» описывается процесс мирообразования, «Сначала, рассеянная Космическая Материя, затем, «Огненный Вихрь», первая стадия при формировании туманности. Эта туманность сгущается и, пройдя различные стадии трансформации, образует, соответственно случаю или Солнечный Мир, Планетарную Цепь или же одну Планету»1.
«Пахтание есть символ мироздания. Кто принял такой простой процесс как символ великого действия, тот, действительно, понимал соотношение между микрокосмом и макрокосмом. По физическому плану спиральное вращение есть основание накопления вещества, но совершенно тем же приёмом действует и мысль. От вершин до хаоса пространство напряжено спиралями сознания»2.
Чакры или «огненные колёса» напоминают о бесчисленных кругах зарождения и завершения миров. Они соприкасаются, входят одна в другую и образуют неразрывные звенья. Равновесие миров зиждется на огненных чакрах. Звучание вихревых волн Огня в природе можно услышать чутким ухом. Народы древности могли угадывать определённый звук мира или смятения. Можно слышать сочетания тех же вибрации и в шумах Земли. Мудрецы вслушивались в разнообразие звучаний природы, тем самым они обостряли чуткость слуха для различения качества вибраций.
В человеке аналогично: «Так можно представить, как чакры человека определяют его огненную природу. Чакры человека соответствуют пространственным огненным образованиям. Огненные чакры существуют потенциально в каждом организме. Фигура огненного человека вольётся в ритм пространства»3.
Над рождением Мира через Красоту Державин размышляет так:
Подобен мир сей колесу, / Се спица вниз и вверх вратится, / Се капля мглой иль тучей зрится: / <...> / В кругу творений обращаясь, / Той вниз, другою вверх вздымаясь. Облако.
Фохат является динамической энергией Космической Мыслеосновы, соединяющей Идеи Божественной Мысли с Космической Субстанцией, которые запечатлеваются на ней как Законы Природы.
В тоже время фохат — разумный посредник, руководящая сила всех проявлений или Божественная Мысль, переданная и проявленная Строителями видимого Мира, Дхиан-Коганами. В христианской теологии Их называют Архангелами, Серафимами. Таким образом, «Фохат, в его различных проявлениях, является таинственным звеном между Разумом и Материей, животворящим принципом, электризующим каждый атом к жизни»4.
Звук и цвет являются главными огненными проявлениями Фохата. Музыка сфер и сияние Огней пространства — высшие проявления Огня. В земных условиях невозможно постоянно слушать Звуки Сфер и видеть Огни блистающие. Это приводит к разделению огненного тела от низшего и преждевременному разрушению последнего. «Тем самым не создалось бы равновесия, так нужного для Вечности»5.
Красота, свет, великолепие Огненного Мира вызывают чувство восхищения каждого приближающегося к нему и истинному слиянию с Прекрасным Миром. Каждый, кто полюбит прекрасное, преображает жизнь нашей планеты.
Моменты высшего прозрения, при которых открывается огненная стихия, запечатлены в «нечеловеческой» лирике Державина. «Но если мы видим ее и в грубых проявлениях, и в очень тонких, значит, даже наше плотное бытие может предвосхищать сферу высшую. Приобщение огненное незабываемо, если бы хоть однажды свершилось»6.
Свидетельства Огненного Мира разнообразны. «Явление разных огней не противоречит единству сущности Огня. Лишь ритм напряжения окрасит пламя зримое от серебра через червонное золото до напряжения рубина. Рубин напряжения редок, ибо не каждое сердце может выдержать его»7.
Серебряное свечение в природе называют в народе вестником. «Напряжение сказывается в серебряном свете»8. «Серебро рождающее — начало радуги»9. Радуга по Далю: Божья радуга, небесная дуга, покатый мост. Это мост между мирами. Вибрации надземной радуги, как творение огня, слишком тонкие и не воспринимаются человеческим глазом. На земную поверхность проникают как отзвуки высшего мира лишь некоторые цвета.
«Цветы огненные отличаются сиянием, не их можно сравнить со строением роз; малые вихревые кольца образуют как бы сочетания лепестков. Так и запах, как преображённый озон, может дать как бы воздух хвои. Так и сияние аур, как своды облачные, так и лучи, как потоки и водопады потому и в земных представлениях мудрый найдёт подобие высших образов. У него не сложится унижение земного бытия, ибо основа его по энергии подобна всему сущему. Мудрый не будет искать точного подобия Бога в теле земном, ибо лишь огненное тело будет сохранять те же искры, как и существа высшие»10. В поэтическом напряжении перед духовными очами Державина предстаёт великолепие Огненного Мира Дух его пребывал в высоких сферах Огненного Мира, красоту и лучистость которого он передает в духовной лирике.
У поэта читаем: Сиянье радужных небес, / Души чистейшее спокойство.
Державин, в «Рассуждениях о лирической поэзии» пишет: «Изыскание, иноречие (аллегория), или остроумное прикрытие прямого смысла, когда поэт не хотя назвать вещь по какой либо известной ему причине прямым её именем, называет в переносном или настоящем смысле другою вещию и через то придаёт возвышение или понижение своему предмету».
В стихотворении «Павлин» Державин описывает Жизнь Вселенной, используя аллегорическое сравнение Её с мифологической птицей — павлином.
Какое гордое творенье, / Хвост пышно расширяя свой, / <...> Чёрно-зелены в искрах перья? / Со рассыпною бахромой <...> Лазурно-сизы-бирюзовы / На каждого конце пера, / Тенисты круги, волны новы / Струиста злата и сребра: / Наклонит — изумруды блещут! / Повернет — яхонты горят!
Не то ли славный царь пернатый? — Автор снова напоминает: Царь пернатый — орёл. Орёл — это самый древний символ Солнца, высшего бога, символически олицетворяет космический Дух или Эфир, всепроникающее око ясновидца.
Не то ли райска птица Жар, — Автор напоминает: Жар-птица, по русскому баснословию, имеет сияющие перья. Он намекает на тождество павлина со сказочной райской Жар-птицей, Мировой Душой в её развитии из океана Огня Первоначала.
Далее: Где ступит — радуги играют! / Где станет — там лучи вокруг! / Конечно, сила и паренье / Орлиные в её крылах, / (Сила и паренье непроявленного Брамана и Брамы-Творца). Глас трубный, лебедино пенье / В её пресладостных устах; Голос Вечного Лебедя Носителя, Проводника Брамана. — Поэт поясняет: Лебедино пенье, по греческому баснословию, почиталось наисладчайшим.
А пеликана добродетель / В её и сердце и душе! — Снова автор объясняет: пеликан, или аист, по древнему египетскому баснословию, столь благочестивая птица, что глотая змей, освобождает землю от их яда и столь милосердная и жалостная, у что, источая из груди своей кровь, кормит ею детей своих. В «Тайной Доктрине» читаем созвучное: «Именно символ Пеликана, разрывающего свою грудь, чтобы накормить своих семерых птенцов — символизирует истинное верование Братьев Розенкерейцеров, являющиеся прямым отпрыском Восточного Сокровенного Учения»11. Но что за чудное явленье? / Я слышу некий странный визг! / Сей Феникс опустил вдруг перья... Поэт поясняет: Феникс, баснословная птица, о которой выше сказано, возрождается солнцем из её пепла. Китайцы верят, что, будто она появляется пред благополучными годами и особливо пред царствованием мудрого государя. Этим поэт напоминает о Космическом Ритме — рождении и схлопывании Вселенной, смене Манвантары и Пралайи, дня и ночи Брамы.
В южном полушарии карты звёздного неба можно найти созвездия — Павлин, Райская птица, созвездие Орла на Млечном Пути в северном полушарии небосклона.
Игра красок пробуждающейся природы, где проявляются чудесные явления Фохата, Державин передаёт стихосложением. Какая восторженность и нежное любование прекрасным миром в утренней тиши и в грозу, умилённое славословие Творцу звучит в строках поэта:
Огнистый Сириус сверкающие стрелы / Метал ещё с небес в подлунные пределы, / Лежала на холмах вкруг нощь и тишина, / Вселенная была безмолвия полна; / А только ветров свист, лесов листы шептали, / Шум бьющих в камни волн, со скал потоков рев / И изредка вдали рычащий лев / Молчанье прерывали. / Клеант. проснувшийся в пещере, встал / И света дожидался.
Но говор птиц едва помалу слышен стал, / Вкруг по брегам раздался / И вскликнул соловей; / Тумана, света сеть по небу распростерлась, / Сокрылся Сириус за ней, / И нощь бегущая чуть зрелась.
Мудрец восшёл на вышний холм / И там, седым склонясь челом, / Воссел на мшистый пень под дубом многолетным / И вниз из-под ветвей пустил свой взор / На море, на леса, на сини цепи гор / И зрел с восторгом благолепным / От сна на восстающий мир. Какое зрелище! какой прекрасный пир / Открылся всей ему природы! / Он видел землю вдруг, и небеса, и воды, / И блеск планет, / Тонущий тихо в юный, рдяный свет. / Он зрел: как солнцу путь заря уготовляла, / Лиловые ковры с улыбкой расстилала, / Врата востока отперла, / Крылатых коней запрягла / И звёзд царя, сего венчанного возницу, / Румяною рукой взвела на колесницу; / Как, хором утренних часов окружена, / Подвигнулась в свой путь она, / И восшумела вслед с колес её волна; / Багряны вожжи напряглися / По конским блещущим хребтам; / Летят, вверх пышут огнь, свет мещут по странам, / И мглы под ними улеглися; / Туманов реки разлилися, / Из коих зыблющих седин, / Челом сверкая золотым, / Восстали горы из долин, / И воскурялся сверх их тонкий дым. Он зрел: как света бог с морями лишь сравнялся, / То алый луч по них восколебался, / Посыпались со скал / Рубины, яхонты, кристалл, / И бисеры перловы / Зажглися на ветвях; / Багряны тени, бирюзовы / Слилися с златом в облаках; / И всё — сияние покрыло!
Он видел: как сие божественно светило / На высоту небес взнесло свое чело, / И пропастей лице лучами расцвело! / Открылося морей огнисто протяженье: / Там с холма вниз глядит, навесясь, тёмный кедр, / Там с шумом вержет кит на воздух рек стремленье, / Там чёлн на парусах бежит средь водных недр.
Там, выплыв из пучины, / Играют, резвятся дельфины, / И рыб стада сверкают чешуей, / И блещут чуды чрева белизной. А там среди лесов гора переступает, / Подъемлет хобот слон и с древ плоды снимает.
Здесь вместе два холма срослись / И на верблюде поднялись; / Там конь, пустя по ветру гриву, / Бежит и мнет волнисту ниву. / Здесь кролик под кустом лежит, / Глазами Красными блестит; Там серны, прядая с холма на холм стрелами, / Стоят на крутизнах, висят под облаками; / Тут, взоры пламенны вверх устремляя к ним, / На лапах жилистых сидит зубастый скимн; / Здесь пёстрый алчный тигр в лес крадётся дебристый / И ищет, где залёг олень роговетвистый; / Там к плещущим ключам в зелёный мягкий лог / Стремится в жажде пить единорог; / А здесь по воздуху витает / Пернатых, насекомых рой, / Леса, поля, моря и холмы населяет / Чудесной пестротой; Те в злате, те в сребре, те в розах, те в багрянцах, / Те в светлых заревах, те в жёлтых, сизых глянцах / Гуляют по цветам вдоль рек и вкруг озёр; / Над ними в высоте ширяется орёл! А там с пологих гор сёл кровы, башен спицы, / Лучами отразясь, мелькают на водах. / Тут слышен рога зов, там эхо от цевницы, / Блеянье, ржанье, рёв и топот на лугах; / А здесь сквозь птичий хор и шум от водопада / Несутся громы в слух с великолепна града
И изъявляют зодчих труд. / Там поселяне плуг влекут, / Здесь сети рыболов кидает, / На уде блещет серебро; / Там огнь с оружья войск сверкает, — / И всё то благо, всё добро!
Клеант, на всё сие взирая, / Был вне себя природы от чудес, / Верховный ум творца воображая, / Излил потоки сладких слёз. «Всё дело рук твоих!» — вскричал во умиленьи / И арфу в восхищеньи / Прияв, благоговенья полн, / В фригический настроя тон, / Умолк. — Но лишь с небес, сквозь дуба свод листвяный / Проникнув, на него пал свет багряный, / Брада сребристая, чело Зардевшися, как солнце, расцвело, — / Ударил по струнам, и от холма с вершин / Как искр струи в дол быстро покатились, / Далёко звуки разгласились, /Воспел он богу гимн. Утро.
В тяжелой колеснице грома / Гроза, на тьме воздушных крыл, / Как страшная гора несома, / Жмёт воздух под собой, — и пыль / И понт кипят, летят волнами, / Древа вверх вержутся корнями, / Ревут брега, и воет лес. / Средь тучных туч, раздранных с треском, / В тьме молнии багряным блеском / Чертят гремящих след колёс.
И се, как ночь осення, тёмна, / Нахмурясь надо мной челом, / Хлябь пламенем расселась чёрна, / Сверкнул, взревел, ударил гром; / И своды потряслися звёздны: / Стократно отгласились бездны, / Гул восшумел, и дождь и град, / Простёрся синий дым полетом, /Дуб вспыхнул, холм стал водомётом, — Поэт поясняет: Дуб вспыхнул, холм стал водометом — Случается, что одним ударом громовым загорается лес и из пробитой земли подымаются источники. — И капли радугой блестят.
Утихло дуновенье бурно, / Чуть слышен шум и серный смрад; / Пространство воздуха лазурно / И чела в злате гор горят. / Природе уж не страшны грозы, / Дыхают ароматом розы, / Пернатых раздаётся хор; / Зефиры легки, насекомы / Целуют злаков зыбки холмы, / И путник осклабляет взор. Гром.
Гордится облако собой, / Блистая солнца красотой. / Или прозрачностью сквозясь / И в разны виды пременяясь, / Рубином, златом испещряясь /И багряницею стелясь. Облако.
Державин, духовные центры которого были возожжены, и его сомкнутым очам виделось радужное великолепие Огненного Мира, был подобен пророкам, которые говорили: «Господи, не вижу тьмы!».
Примечания
1. Блаватская Е.П. Тайная Доктрина. М., 1993. Т. 1. С. 57.
2. Учение Живой Этики. Мир Огненный. 1, 646.
3. Учение Живой Этики. Мир Огненный. 1, 447.
4. Блаватская Е.П. Тайная Доктрина. М., 1993. С. 51.
5. Учение Живой Этики. Мир Огненный. 1, 73.
6. Учение Живой Этики. Мир Огненный. 1, 108.
7. Учение Живой Этики. Мир Огненный. 1, 8.
8. Учение Живой Этики. Мир Огненный. 1, 512.
9. Учение Живой Этики. Община, 35.
10. Учение Живой Этики. Мир Огненный. 2, 179.
11. Блаватская Е.П. Тайная Доктрина. М., 1993 С. 55.