Благословенны парки и беседки,
И гроты, и прохладные ручьи!
Жеманница, насмешница, кокетка,
О Муза, здесь стопы прошли твои!
Звезда зажглась — одна, другая, третья! —
Хохочешь ты, в ладони звонко бьёшь,
Владычица осьмнадцтого столетья
Неверная и жданная, как дождь.
Ещё картавя весело и мило,
Но веря в предстоящие дела,
Не ты ль Тредиаковского манила?
Не ты ли Ломоносова ждала?
И, хмуря бровки над словесной грудой,
Не ты ли вместе с ними дотемна,
Поверив сердцем в рукотворность чуда,
Ковала мост в иные времена?
Оставив детям ласковую лиру,
Оружье ладить вызвалась сама.
Ты щит и меч вручила Кантемиру,
Державину доверила грома!
На бой летела, не боясь разбиться,
Манила сверху белизной крыла.
И самая отчаянная птица
Сравниться бы с тобою не могла!
Ты пела после: «За земные муки,
За тяжесть непосильного труда
Творите гимны мне, целуйте руки!
Я снова Миловзора, господа!»
Вот ты опять становишься прелестной,
Фарфорово качаешь головой,
То вдруг с небес прольёшься русской песней,
То прошумишь берёзовой листвой.
С Карамзиным ли бродишь по аллее
Иль Батюшкову шепчешь нежный стих,
Нет ничего случайней и светлее
Новорождённых робких слов твоих.
Когда же слогом бойким и речистым
Захочешь петь мирскую чепуху,
В театр поедешь с дядюшкой Капнистом,
А с дедушкой Крыловым — на уху...
И будет все. Без парика и пудры
Ты выйдешь в мир. И лёгок будет шаг...
Вон там, за горизонтом, брезжит утро.
И Пушкина предчувствует душа.
