Т.А. Коломийченко. «Застольные песни Г.Р. Державина и городской фольклор»

Интерес Гавриила Романовича Державина к городской массовой культуре зародился еще в раннем детстве и сохранялся в течение всей его долгой жизни. Одним из любимых занятий маленького Гавриила было раскрашивание лубочных картинок — «богатырей, каковые деревянной печати в Москве на Спасском мосту продаются»¹. Способствовала знакомству поэта с городским фольклором и его десятилетняя служба в Преображенском полку. В простой солдатской среде он приобрел себе славу острослова и балагура, сочиняя «площадные прибаски на каждый гвардейский полк»², шуточные стихотворения, представлявшие собой облеченные в «одежду» вольного стиха городские анекдоты («Улика», «Открытие», «Бывальщина», «Оборона от вора» и др.). Также с опорой на традиции городской массовой культуры Державиным уже в пору зрелости были написаны красочные полотна народных городских гуляний («На Счастие», «На рождение царицы Гремиславы. Л.А. Нарышкину», «Фонарь»), создан ряд застольных песен: «Кружка», «Разные вина», «Заздравный орел» и др.

Связь державинских песен с городской песенной традицией, хотя и замеченная некоторыми учеными³, до сих пор остается неизученной. Между тем, застольные песни Державина не сходили со страниц десятков популярных песенников конца XVIII — первой трети XIX века⁴. Несомненно, такого успеха можно было достичь, лишь создавая свои произведения в русле определенной фольклорной традиции.

Активный процесс развития жанра застольной песни шел на протяжении всего XVIII столетия. Однако вопрос о его происхождении до сих пор не решен. По мнению А.В. Позднеева, этот жанр возник в отечественной — и устной (городской), и письменной — словесности в Петровскую эпоху⁵, хотя, на наш взгляд, нельзя при этом не учитывать и наличие богатой устной национальной традиции застольных свадебных и шуточных песен. Особую популярность в начале XVIII века приобрели канты — песни светского содержания, имевшие, как правило, куплетное строение и четкую ритмику. Постепенно выделились и оформились различные тематические группы кантов. Одно из ведущих мест среди них заняли канты застольные, и, по всей видимости, Державин, «в юности (в Казани) воспринявший силлабическую песенную традицию»⁶, был с ними знаком.

Во второй половине XVIII века застольные песни вошли в состав крупнейших и самых популярных печатных сборников. Они имелись уже во втором в истории отечественной словесности печатном «Собрании разных песен» (1770-1774) М.Д. Чулкова (Прибавление к III ч., «Песни столовые»). Раздел застольных песен есть и в «Российской Эрате...» (1792) М.И. Попова (кн. 6, раздел XLIX, «Песни столовые, одноголосные», «Песни столовые, хоровые»), и в «Карманном песеннике, или Собрании лучших светских и простонародных песен» (1796) И.И. Дмитриева (ч. II, «Песни застольные»).

И городские фольклорные, и литературные, в том числе и державинские песни можно условно разделить на две группы: песни собственно застольные и песни о застолье.

Собственно застольные песни, предназначенные для исполнения непосредственно во время застолья, были хоровыми. Отсюда — частое звучание в них местоимений третьего лица, которые выражали и укрепляли чувство единства пирующих. Такие песни имели куплетное строение; нередко в их состав входил рефрен, в котором, как правило, звучал призыв к пирующим продолжить праздник. Собственно застольные песни тяготели к сюжетности. Большую роль в них игра

ла импровизация, некая «тостовость» куплетов, что говорит об их преимущественно устном бытовании. Например:

Лишь как рюмка зазвенит,
Во мне дух весь закипит
    Ах тошно, ах горько!
Уж как сядемте ребята,
Порозмолвимся со мной
    Ах тошно, ах горько!
И все выпьем по стакану
Мы оставим и Степану,
    Ах тошно, ах горько! И т. д.⁷

При повторяющемся припеве ее куплеты сочинялись пирующими по ходу застолья.

К этой группе относятся такие песни Державина, как «Кружка» (1777), «Разные вина» (1782), «Заздравный орел» (1791), «Пирушка англичан в Петербурге, по случаю полученных известий о победе русскими французов» (1805) и «Солдатский или народный дифирамб по торжестве над Франциею» (1814).

Песни второй группы создавались не для исполнения во время застолья, хотя со временем некоторые стали народными и вошли в песенники. Они развивали мотив пиршества в самом широком смысле и были более разнообразны в тематическом, композиционном и образном планах, нежели собственно застольные песни. К ним относятся такие песни Державина, как «Пикники» (1773), «Хмель» (1802) и «Мореходец» (1802).

Именно со стихотворения «Пикники», которое он впоследствии сам назовет «дружеской застольной песней»⁸, начинает поэт осваивать тему вина и пиршеств.

Поводом к его созданию послужили загородные гуляния, которые регулярно устраивал директор казенных винокуренных заводов, богатый вельможа А.П. Мельгунов:

    Оставя беспокойство в граде
И все, смущает что умы,
В простой приятельской прохладе
Свое проводим время мы.
............

  У нас лишь для того собранье,
Чтоб в жизни сладость почерпать;
Любви и дружества желанье —
Между собой цветы срывать.

  Кто ищет общества, согласья,
Приди повеселись у нас;
И то для человека счастье,
Когда один приятен час.

По характеру содержания будучи «дружеской песней» о застолье, «Пикники» по-своему перекликаются с городскими застольными песнями. Место лирического героя в них занимает обобщенное «мы», стихотворение обладает легкостью ритма (четырехстопный ямб), простотой слога, четко делится на куплеты, имеет афористичную, легко запоминающуюся концовку («И то для человека счастье, / Когда один приятен час»).

«Хмель» представляет собою перевод 26 оды Анакреона, а «Мореходец» — подражание Анакреону. И та, и другая песни о чувствах, которые пробуждает в человеке вино:

  Хмель как в голову залезет,
Все бегут заботы прочь;
Крез с богатствами исчезнет,
Пью! — и всем вам добра ночь.
Плющем лежа увенчанный,
Ни во что сей ставлю свет;
В бой идет пускай муж бранный, —
У меня охоты нет.
Мальчик! чашу соком алым
Поспеши мне наливать;
Мне гораздо лучше пьяным,
Чем покойником, лежать.
      «Хмель»

  Что ветры мне и сине море?
Что гром и шторм и океан?
Где ужасы и где тут горе,
Когда в руках с вином стакан?
Спасет ли нас компас, руль, снасти?
Нет! сила в том, чтоб дух пылал.
Я пью и не боюсь напасти:
Приди хотя девятый вал!
Приди и волн зияй утроба!
Мне лучше пьяным утонуть,
Чем трезвым доживать до гроба
И с плачем плыть в толь дальний путь.
      «Мореходец»

Содержание этих «анакреонтических песен» Державина соотносилось непосредственно с той областью городского фольклора, лейтмотивом которой было: «Нет, кто выдумал хмельное, / Тот куды разумен был...»⁹.

Собственно застольные песни Державина можно разделить на гражданские и воинские.

Среди гражданских самой заметной и популярной была «Кружка».

  Краса пирующих друзей,
Забав и радостей подружка,
Предстань пред нас, предстань скорей,
Большая сребренная кружка!
  Давно уж нам в тебя пора
    Пивца налить
      И пить:
    Ура! ура! ура!

  Ты дщерь великого ковша,
Которым предки наши пили;
Веселье их была душа,
В пирах они счастливо жили.
  И нам, как им, давно пора
    Счастливым быть
      И пить:
    Ура! ура! ура!

В основу державинской песни положено сравнение «века нынешнего» и «века минувшего». Счастливая жизнь предков противопоставляется современности, но это не рождает у автора и читателей/ исполнителей пессимистических настроений. В ее веселых, афористичных куплетах, каждый из которых оканчивается троекратным возгласом «Ура!», звучат светлые призывы к подражанию предкам, к вкушению радости жизни; слышится вера в исправление нравов. Счастливая жизнь предков, их оптимизм, военная храбрость, крепкое здоровье, их общительность и открытость ставятся в пример современникам:

  Бывало, пляска, резвость, смех,
В хмелю друг друга обнимают;
Теперь, на место сих утех,
Жеманством, лаской угощают.
  Жеманство нам прогнать пора,
    Но просто жить
      И пить:
    Ура! ура! ура!

Следует отметить необычайно широкий охват тем, затронутых в этой короткой песне. Здесь говорится и о веселии в дружеском кругу, и о смелости в бою, и о необходимости простоты и искренности взаимоотношений между людьми, и о здоровье без диет, и о «петиметрстве», и о вреде азартных игр... Актуальность песне придает отражение в ней реалий времени: поэт упоминает об увлечении горожан вистом, банком и макао — карточными играми, которые, как он сам отметил в «Объяснениях...», «в великом были в том году употреблении»¹⁰.

С городскими застольными песнями державинскую «Кружку» сближает отсутствие эмоциональных и логических полутонов и смелость оценок действительности. Эти оценки близки по своей афористичности к тостам-«лозунгам», например: «Где вист, да банк, да макао, / На деньги дружбу там меняют». (Здесь и далее в цитатах курсив мой. — Т.К. ) Роднит песню Державина с фольклорными песнями застолья и форма изложения от третьего лица, призванная выразить единодушие его участников: «Жеманство нам прогнать пора» и др., наличие эмоционального припева, широкое обращение к разговорной стихии языка. Поэт употребил здесь традиционные обороты и просторечные слова и формы слов: «на карты нам плевать пора», «подружка», «пивца налить», «дралися храбро», «куликают» и др. Удачно прозвучал каламбур: «Бывало, друга своего, / Теперь карманы посещают»; поэт к месту воспользовался меткими народными пословицами и поговорками: «Веселье их [т.е. предков. — Т.К.] была душа», «Бывало, старики в вине / Свое все потопляли горе, / Дралися храбро на войне: / Ведь пьяным по колени море!»

Все это придало песне большую простоту, афористичность и эмоциональную насыщенность, способствовало ее широкой популярности среди горожан.

Стихотворение «Кружка» было положено на музыку певцом, композитором и придворным гуслистом В.Ф. Трутовским и, по словам самого автора, «сделалось в публике любимою песнею, особливо на дружеских пирах» (3, 730). Хорошо знакомый как с городской, так и с крестьянской фольклорной традицией, Трутовский смог найти запоминающуюся, простую мелодию, которая сыграла важную роль в приобретении песней популярности. Показательно, что текст «Кружки» опубликован в восьми крупнейших песенниках 90-х годов XVIII века и в более чем десяти песенниках первой трети XIX столетия¹¹. Я.К. Грот уже во второй половине XIX века писал: «Эта песня до сих пор поется в Преображенском полку, в котором, как известно, Державин служил до перехода в гражданскую службу» (3, 730). Именно «державинская кружка» стала для А.С. Пушкина символом русского национального веселья (см. его стихотворение «Зимний вечер»).

Стихотворение «Разные вина», по словам самого Державина, в отличие от других песен, «было писано без всякой цели для молодых людей» в 1782 году и лишь в 1799 году положено на музыку. Текст его содержится более чем в десяти песенниках первой трети XIX века¹².

Это стихотворение отличается удивительной простотой. Оно состоит из четырех куплетов-тостов идентичного строения: меняются лишь цвет вина, которое предлагается выпить, и то, за что друзья поднимают бокалы, — обобщенный портрет женской красоты (в приводимом ниже тексте стихотворения неустойчивые компоненты выделены курсивом):

  Вот красно-розово вино,
За здравье выпьем жен румяных.
Как сердцу сладостно оно
Нам с поцелуем уст багряных!
    Ты тож румяна, хороша:
    Так поцелуй меня, душа!

  Вот черно-тинтово вино,
За здравье выпьем чернобровых.
Как сердцу сладостно оно
Нам с поцелуем уст пунцовых!
    Ты тож, смуглянка, хороша:
    Так поцелуй меня, душа!

Куплетное строение песни, наличие прямых обращений-призывов к пирующим («за здравье выпьем», «поцелуй меня, душа») и прямых указаний на реалии быта («вот... вино»), выражение единомыслия пирующих («выпьем», «нам»), возможность наращивания и дальнейшей импровизации похожих на тосты куплетов, — все это сближает данное произведение с застольными хоровыми песнями-импровизациями.

Стихотворение «Философы, пьяный и трезвый» освещает иную грань развиваемой темы. Оно построено, в духе античности, как откровенная беседа двух умудренных житейским опытом людей, и в то же время близко к городским застольным песням.

      Пьяный
    Сосед! на свете все пустое:
Богатство, слава и чины.
А если за добро прямое
Мечты быть могут почтены:
То здраво и покойно жить,
С друзьями время проводить,
Красот любить, любимым быть,
И с ними сладко есть и пить.
    Как пенится вино прекрасно!
    Какой в нем запах, вкус и цвет!
    Почто терять часы напрасно?
    Нальем, любезный мой сосед!

      Трезвый
    Сосед! на свете не пустое —
Богатство, слава и чины;
Блаженство сыщем в них прямое,
Когда мы будем лишь умны,
Привыкнем прямо честь любить,
Умеренно, в довольстве жить,
По самой нужде есть и пить;
То можем все счастливы быть.
    Пусть пенится вино прекрасно,
    Пусть запах в нем хорош и цвет;
    Не наливай ты мне напрасно:
    Не пью, любезный мой сосед.

Вопреки сложившейся традиции считать вино лекарством от уныния, поэт устами трезвого философа предлагает взамен ему лекарство иное. Позиции пассивной насмешки над мироустройством, бегства от действительности поэт противопоставляет активную жизненную позицию человека, хранящего свое внутреннее достоинство, умеренного во всем, — мужественного воина («Священна должность храбрым быть!»), справедливого судьи («Вертеться нужды нет душою, / Когда не хочешь взяток брать»). Особый, фольклорный, колорит придают стихотворению поговорки и просторечные слова: «кто лишь рожден не дураком», «кривят душою», «совестью своей шутить», «так и сяк судить» (в редакции 90-х годов — «так и сяк юлить»), «вертеться нужды нет душою», «смешно в тенета мух ловить»¹³.

Данное произведение Державина не осталось незамеченным любителями песен: в 90-х годах XVIII века оно было напечатано в двух песенниках, а в первой трети XIX века — более чем в пяти¹⁴. По всей видимости, это произошло, как и в случае с песней «Кружка», благодаря его актуальному звучанию, близкой к устному песенному репертуару тематике, четкой структуре, афористичности.

Почти в каждом печатном песеннике рубежа XVIII-XIX веков имелся раздел «военных песен», материал для которого составляли и народные солдатские и исторические песни, и песни литературного происхождения¹⁵. Многие русские поэты в то время пробовали свое перо на сочинении военных песен «в народном духе»¹⁶. Среди них — и Державин.

В 1790 году он пишет «Воинскую песнь», которую затем переработает, включит строки «в память фельдмаршалам Суворову и Румянцову», что и отметит в своих «Объяснениях», по-новому определит ее жанр — «застольная песнь воинов», и назовет «Заздравный орел».

Песня делится на куплеты и припевы-тосты в четкой логической последовательности. По законам «военного этикета», в первом куплете звучит похвала русской армии:

  По северу, по югу
С Москвы Орел парит;
Всему земному кругу
Полет его звучит.
    О! исполать, ребяты,
    Вам, русские солдаты,
    Что вы неустрашимы,
    Никем непобедимы:
      За здравье ваше пьем!

Во втором — похвала самой России и великим русским полководцам:

  Орел бросает взоры
На Льва и на Луну,
Стокгольмы и Босфоры
Все бьют челом ему.
    О! исполать вам, вой,
    Бессмертные герои,
    Румянцов и Суворов,
    За столько славных боев:
      Мы в память вашу пьем!

В третьем — славятся русские женщины:

О! исполать, красотки,
Вам, росски Амазонки!
Вы в мужестве почтенны,
Вы в нежности любезны:
    Здоровье ваше пьем!

Державин достигает многоплановости произведения многозначностью образа-символа. Им стал «сизый орел»¹⁷, выступающий одновременно как традиционный символ государства (Лев — Швеция, Луна — Турция, Орел — Россия) и как птица-вестник: «Всему земному кругу / Полет его звучит». Образ Орла был традиционным для кантов-виватов Петровского времени¹⁸, наследниками которых и стали солдатские застольные песни последней четверти XVIII века. Общекультурная символика образа, актуализированная Державиным, могла иметь своим непосредственным истоком народные солдатские и исторические песни. Сравним: «Где луна была — там орлы парят; / Где бунчук стоял — тут штандарт блестит»¹⁹.

Стараясь создать произведение «в народном духе», поэт вводит в него географические названия в пренебрежительной форме множественного числа: «Стокгольмы и Босфоры / Все бьют челом ему»²⁰, употребляет гиперболические выражения: «Всему земному кругу / Полет его звучит», «Что вы неустрашимы, / Никем непобедимы...» и др. Для примера сравним эти строки со следующими строками воинской народной песни:

Отперты врата днесь Крымски,
Нам противников уж нет,
Храбры воины Российски,
Вашей славы полон свет²¹.

Следует также отметить, что при создании образа Орла Державин применил традиционный для фольклора прием психологического параллелизма:

  Орел глядит очами
На солнце с высоты,
Герои под шлемами
На женски красоты.

Все эти особенности державинской песни обеспечили ей известность в среде городских любителей музыки. Она встречается в песенниках с начала XIX века²².

Глубокое чувство патриотизма вдохновило Державина на сочинение еще двух воинских застольных песен «в народном духе»: «Пирушка англичан в Петербурге, по случаю полученных известий о победе русскими французов. Народная песня» (1805) и «Солдатский или народный дифирамб по торжестве над Франциею» (1814). Они были созданы с прямой и осознанной ориентацией на городскую фольклорную традицию, на особые, присущие ей приемы комического и способы восхваления. Так, в качестве основного стиле-образующего приема в этих песнях выступил характерный для стиля и народных, и литературных воинских песен прием комического сталкивания высокого, торжественного, патриотического начала и начала «низкого», имитирующего грубоватую солдатскую речь.

«Пирушка англичан в Петербурге...» имеет все жанровые признаки «воинской» застольной песни. Ее отличают «солдатская грубость» слога, четкая и простая ритмика, куплетное строение, характерный для собственно застольных песен припев-призыв, заканчивающийся «тостовым» восклицанием:

Подай нам доброй штоф сивухи,
Дай пива русского кулган.
Мы, братцы, не немецки шлюхи,
Без боя не покинем стан.
    Ура! Здоровье Русских пьем.

Стараясь придать произведению предельную актуальность, сделать его живым откликом на недавние военные события, поэт обильно украшает текст историческими и бытовыми реалиями современности. Он вводит образ М.И. Кутузова, австрийского генерала Мака, сдавшегося в плен французам, упоминает героическую смерть Нельсона, не оставляет без внимания участие в сражениях русских подростков-добровольцев («На брань и дети пламенея, / Знамена вражьи рвут в куски»). Державин отмечает даже такую деталь современного ему быта, как отказ от шампанского, ранее очень популярного напитка, ныне — «напитка врага»:

  Французов Русские побили:
Здоровье храбрых войнов пьем;
Но не шампанским пьем, как пили:
Друзья! мы русским пьем вином.

Это стремление сделать «мгновенный снимок» современности, передать «сводку» последних военных событий, «приправив» их «солеными» шутками, на наш взгляд, напрямую связывает песню с народной поэтикой комического, а именно с жанром прибаутки площадного «деда»-раешника, с его политической остротой и афористичностью. Так изображена Державиным Шенграбенская битва 5 ноября 1805 года в третьем «сюжетном» куплете его песни:

  Обстал Бонпарт Багратиона:
«Отдай, — кричал, — твои штыки!»
«Возьми!» — отвесив три поклона,
Сказал — и расчесал в клочки.

Сравним со стилем прибаутки «деда»-раешника:

Супротив русского кулака
Аглицкая наука далека,
И слова мы не скажем,
Уж так-то разуважим, —
Мокренько будет²³.

Державин вводит грубое просторечие («Мы, братцы, не немецки шлюхи»), употребляет традиционную для изображения военных действий поговорку «расчесать в клочки»²⁴. Он активно использует гиперболы и сравнения: «Солдаты не ползут как раки, / Как бабы не сдаются в плен», Кутузов «Французов / Пужнул, как тьму тетеревов», — развивающие традиции образности лубочных картинок — основного «видеоматериала» раешной забавы.

Кроме того, при создании произведения Державин мог учитывать и опыт изображения врага в литературных «воинских» песнях «в народном духе». Образ Наполеона в этих песнях, как правило, гротескный, в отличие от патриотических стихотворений и од, где он предстает как «исчадье злобно ада», «враг кичливой, дерзновенной»²⁵.

Так, в сочинении И.А. Кованько с характерным названием «Песня русского солдата в союзной армии, собирающейся на Рейне в последний поход против Наполеона Бонапарта» Наполеон даже назван «Эльбским сорванцом»²⁶.

Начало другой «воинской» застольной песни Державина — «Солдатский или народный дифирамб по торжестве над Франциею» — также погружает нас в мир площадного юмора:

  Спесь мы Франции посбили,
Ей кудерки пообрили,
Убаюкана она!
Уж не будет беспокоить,
Штуки разные нам строить:
    Дайте чашу нам вина!

Использованы разговорные слова и выражения: «убаюкана она», «сбойство», «сбить спесь», «строить штуки» и др. Имитация балагурного, раешного стиха достигается с помощью «бойкого» хореического размера и оригинальной рифмовки с обилием смежных рифм и «сквозной» рифмой — aabccbddbeeb и т. д.

Как и в народных застольных песнях, повествование ведется от лица обобщенного «мы»: «Царь-отец! Ты здрав будь с нами!», «Дайте чашу нам вина!», «Выпьем мы ее до дна», «Нет храбрей нас — доказали» и т.д. Державинская песня, как и собственно застольные фольклорные песни, имеет куплетное строение, небольшой объем, традиционный рефрен тостового характера: «Дайте чашу нам вина!» Кроме того, поэт активно использует традиционные формулы «воинских» литературных и фольклорных песен:

  Веселися, царь блаженный,
Александр Благословенный!
Русская земля сильна:
О тебе она радела,
Груди, жизни не жалела:
    Дайте чашу нам вина!
............
  Дайте меду нам братину,
Что явили мочь мы львину;
Где пылала зла война,
Сотней тысячи сражали;
Нет храбрей нас — доказали.
    Дайте чашу нам вина!

Все это позволяет говорить о воинских застольных песнях Державина как о смелом поэтическом эксперименте по созданию произведений «в народном духе».

Поэтическое слово Державина, в зависимости от предмета изображения и идейного замысла, становилось то гибким, то грубым, окрашиваясь его творческим вдохновением то в неброские элегические тона, то в многозначные полутона, то в яркие праздничные краски устного народного творчества. С этой точки зрения обращение Державина к теме вина и застолья явилось одним из этапов в освоении нашими поэтами богатств городского фольклора. Плодотворность такого обращения подтверждается данными о многочисленных публикациях «застольных песен» Державина на страницах песенников, свидетельствующими об их популярности у горожан.

Примечания

1. См.: Сочинения Державина с объяснит, прим. Я.К. Грота: В 9 т. Т. 6. СПб., 1871. С. 416. Далее ссылки на это издание в тексте с указанием тома и страницы.

2. Дмитриев И.И. Сочинения. СПб., 1893. Т. 2. С. 43-44. К сожалению, «прибаски» не сохранились: Державин сжег фактически все свои ранние произведения по дороге из Москвы в Петербург в начале 1770 года.

3. См.: Гудошников Я.И. Поэтика «Анакреонтических песен» Державина // Творчество Державина: Специфика. Традиции / Научные статьи, доклады, очерки, заметки. Тамбов, 1993. С. 46; Замостьянов АЛ. Ирония в стиле Г.Р. Державина: Автореферат диссертации... канд. филол. наук. М., 2000. С. 9.

4. См.: Собрание новейших песен и разных любовных стихотворений. Ч. 1. М., 1791. № 148; Новейший полный всеобщий песенник, или Собрание отборных и всех, доселе известных употребительных и новейших всякого рода песен... В 4 частях. Ч. 4. М., 1822. № 2, 6, 9, 11. И др. Вся информация о наличии текстов застольных песен Державина в песенных сборниках была предоставлена Владимиром Борисовичем Сорокиным, в личном архиве которого имеется опись содержания всех русских печатных песенников XVIII — первой трети XIX века.

5. Поздиеев А.В. Просветительство и книжная поэзия конца XVII — начала XVIII века // Проблемы русского Просвещения в литературе XVIII века. М.; Л., 1961. С. 109.

6. Поздиеев А.В. Песенная традиция в творчестве Г.Р. Державина // Уч. зап. Калининград. гос. ун-та: Филолог, науки. Вып. 4. Калининград, 1969. С. 18.

7. Тысяча и одна песня, для удовольствия песенников и песенниц исходит в свет: Тетрадь первая, содержащая 123 песни. Издание первое. СПб., 1778. С. 90. № 104.

8. См.: Ионин Г.Н. Творческая история сборника «Анакреонтические песни» // Державин Г.Р. Анакреонтические песни. М., 1986. С. 298.

9. Всеобщий новоизбранный песенник, всех лучших российских авторов, содержащий в себе песни, арии и хоры: нежные, любовные, пастушеские, простонародные, веселые, плясовые, цыганские, театральные, застольные, сатирические, шуточные, военные, малороссийские, анакреонтические и проч. положенные на голоса и разделенные, по новейшему вкусу, на 13 отделений. В 4 частях. Ч. 3. М., 1805. № 26.

10. Державин Г.Р. Анакреонтические песни... С. 441.

11. См.: Собрание новейших песен и разных любовных стихотворений. Ч. 1. М., 1791. № 148; Избранный песенник, или Собрание лучших, старых и новейших нежных, простонародных, малороссийских, пастушьих, святочных, театральных, хороводных, свадебных, военных, веселых, столовых, сатирических и др. российских песен. В 4 частях. Ч. 3. М., 1798. № 6; Новейший всеобщий песенник, или Полное собрание лучших всякого рода песен, в 3 частях, собранный Аф. Калатилиным. Ч. 3. М., 1810. № 346. И др.

12. См.: Всеобщий новоизбранный песенник... Ч. 4. М., 1805. С. 111; Новейший туалетный песенник для милых девушек и любезных женщин, или Собрание лучших песен. В 3 частях. Ч. 1. Орел, 1820. № 104; Полный новейший песенник, в тринадцати частях, содержащий в себе собрание всех лучших песен известных наших авторов, как то: Державина, Карамзина, Дмитриева... и многих других литераторов, расположенный в отдельных частях для каждого предмета, собранный И-м Гурьяновым. М., 1835. Ч. 10. № 20. И др.

13. Державин Г.Р. Анакреонтические песни... С. 261-264.

14. См.: Печальному утеха, веселому забава, а праздному на безделье дело, или Новый настоящий русской песенник, заключающий в себе собрание лучших веселых, простонародных, военных, малороссийских, свадебных, хороводных, сатирических, театральных, пастушеских и других песен. В 2 частях. С картинкою. Ч. 1. М., 1798. № 8; Новейший всеобщий и полный песенник, или Собрание всех употребительных и доселе известных новых и старых отборных песен лучших в сем роде сочинений в шести частях, с присовокуплением арий и хоров из опер, разделенный на любовные и нежные, пастушеские, простонародные, плясовые и цыганские, забавные и критические, военные и патриотические. П.Ш. СПб., 1819. Ч. 3. С. 44. И др.

15. См.: Чулков М.Д. Собрание разных песен. Ч. 1-4. СПб., 1770-1774 (в сборник вошли песни из репертуара городских солдатских хоров); Молодчик с молодкою на гулянье с песельниками, поющими новые песни, городские и деревенские, простые, ухарские и самые нежные. СПб., 1790; Всеобщий новоизбранный песенник... М., 1805. И др.

16. Н.А. Львов сочинил «Солдатскую песнь на взятие Варшавы», П.М. Карабанов — песню «Гренадеры молодцы», С.Н. Марин написал «Преображенский марш», который получил долгую жизнь: сам поэт выступил под нее в поход на французов. Перу Ф.Н. Глинки — непосредственного участника военных событий, хорошо знакомого с солдатским фольклором, — принадлежит «Солдатская песнь, сочиненная во время соединения войск у города Смоленска в июне 1812 года на голос: "Веселяся в чистом поле..."», «Авангардная песнь» и др. Ходившее в списках в начале века стихотворение В.А. Жуковского «Певец во стане русских воинов» так же, как и разбираемые державинские произведения, было оформлено в стиле застольных песен и воспроизводило — в расширенном варианте — их структуру (сольная партия запевалы и хоровой припев).

17. В первоначальной редакции Державин прибегает именно к этому устойчивому фольклорному эпитету: «По северу, по югу / Наш сиз орел парит». [Державин Г.Р. Анакреонтические песни... С. 205.]

18. См.: Русская силлабическая поэзия XVII-XVIII вв. Л., 1970. С. 348-352.

19. Исторические песни XVIII века. [Тексты.] Л., 1971. С. 263.

20. В одной из ранних редакций эта строка прозвучала даже с опорой на «народное» произношение: «Станбулы и Стокгольмы / Почтительны к нему». [Державин Г.Р. Анакреонтические песни... С. 205.]

21. Чулков M.Д. Указ. соч. Ч. 3. С. 588. № 72.

22. См.: Новейший карманный песенник, содержащий в себе собрание всех родов новейших и употребительнейших песен, как-то: нежных и любовных, пастушеских, простонародных, веселых или цыганских, театральных, в коих помешены арии из 4 частей «Русалки»... и проч. М., 1813. № 106.

23. Народный театр. М., 1991. С. 321.

24. «Расчесать врага, разбить наголову». [Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. Т. 4. М., 1955. С. 83.]

25. Из стихотворения К.Ф. Рылеева «На погибель врагов» (1814) // Рылеев К.Ф. Полн. собр. соч. М.; Л., 1934. С. 325.

26. И славили Отчизну меч и слово: 1812 год глазами очевидцев: Поэзия и проза. М., 1987. С. 130.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница