Желание зимы (1787)

ЕГО МИЛОСТИ
РАЗЖАЛОВАННОМУ ОТСТАВНОМУ СЕРЖАНТУ,
ДВОРЯНСКОЙ ДУМЫ КОПИИСТУ,
АРХИВАРИУСУ БЕЗ АРХИВА,
УПРАВИТЕЛЮ БЕЗ ИМЕНИЯ
И СТИХОТВОРЦУ БЕЗ ВКУСА

На кабаке Борея
Эол ударил в нюни;
От вяхи той бледнея,
Бог хлада слякоть, слюни,
Из глотки источил,
Всю землю замочил.

Узря ту Осень шутку,
Их вправду драться нудит,
Подняв пред нами юбку,
Дожди, как реки, прудит,
Плеща им в рожи грязь,
Как дуракам смеясь.

В убранстве козырбацком,
Со ямщиком-нахалом,
На иноходце хватском,
Под белым покрывалом —
Бореева кума,
Катит в санях Зима.

Кати, кума драгая,
В шубеночке атласной,
Чтоб Осень, баба злая,
На астраханский красный
Не шлендела кабак
И не кутила драк.

Кати к нам, белолика,
Кати, Зима младая,
И, льстя седого трыка
И страсть к нему являя,
Эола усмири,
С Бореем помири.

Спеши, и нашу музу,
Кабацкую певицу,
Наполнь хмельного грузу,
Наладь ее скрипицу!
Строй пунш твоей рукой,
Захарьин! пей и пой.

Пой, только не стихеры,
И будь лишь в стойке дивен,
На разные манеры
Ори ширень да вирень,
Да лист, братцы, трава...
О, пьяна голова!

(1787)

Из комментариев И.И. Половцова

Печатается по: Большая биографическая энциклопедия. URL: http://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/135596/%D0%97%D0%B0%D1%85%D0%B0%D1%80%D1%8C%D0%B8%D0%BD (дата обращения: 16.04.2013).

Захарьин Петр Михайлович¹

Писатель, однодворец, родился в селе Никольском Козловского уезда, Тамбовской губернии. Отец его, по показанию самого Захарьина (Арфаксад, халдейская повесть. М., 1793 г. М., т. I, стр. XVII), происходил из татар, был взят в плен русскими и, приняв православие, остался жить в России. Занявшись торговлею, он довольно скоро приобрел значительное состояние, доходившее до 100 000 рублей, которое по смерти перешло к его сыну. В помянутом сочинении Захарьин говорит, что «российской грамоте он обучался у сельского дьячка», между тем как из письма поэта Державина к Гудовичу видно, что Захарьин «в детстве своем воспитывался в доме статского советника Луки Никифоровича Волкова в Саратове вместе с сыном его, Петром Лукичом, что ныне генерал-майором, учился немецкому языку, арифметике и правописанию и, имея натуральную способность к словесным наукам, упражнялся в оных с самой своей молодости». Во всяком случае, Захарьин образовал себя скорее чтением книг, к которым с детства питал страсть, чем учением; об этом он, впрочем, сам говорил своим знакомым, что все сведения, какие он имел, почерпнул из книг. В молодости Захарьин служил на военной службе и даже участвовал в Турецком походе, «но, — читаем дальше в том же письме Державина к Гудовичу, — получив развращение в своем поведении и сильное пристрастие к пьянству, не сделал в оной своего счастия». Неизвестно, был ли он исключен из службы или же по истечении срока, установленного для однодворцев, возвратился на родину, но бесспорно то, что он, предавшись необузданному пьянству, вскоре промотал весь капитал своего покойного отца. Впрочем, по словам самого Захарьина, имение отца его было расхищено, а самому наследнику достался только дубовый ящик, «заключавший в недрах своих разные ни к чему ненадобные и без разбору набросанные бумаги». Как бы то ни было, Захарьин вынужден был «препровождать жизнь свою на прежнем своем жилище в крайней бедности, обучая, между прочим... детей у бедных дворян российской грамоте и немецкому языку». Захарьин еще в молодости усердно упражнялся в писании всякого рода стихов. Узнав, что вновь назначенный в Тамбов гражданский губернатор Державин тоже занимается стихотворством, он завел с ним знакомство и начал часто хаживать к нему пешком из Козлова. Ознакомившись с некоторыми сочинениями Захарьина в стихах и прозе, полученными от Н.А. Ахлебинина, и видя крайнюю нужду Захарьина, Державин предложил ему место канцелярского служителя, но Захарьин так пьянствовал, что не мог нести этой службы. Однако знакомство с Державиным принесло ему большую пользу, сделав имя его известным даже императрице, и вот по какому случаю. 22 сентября 1786 г. предполагалось открытие народного училища в Тамбове. Неизвестно, по каким побуждениям Державин предложил Захарьину произнести речь при торжественном открытии училища. Захарьин согласился, но написал такую речь, «где не было ни складу, ни ладу». Три раза Державин заставлял его переделывать эту речь, но без успеха. Тогда Державин на рассвете самого дня торжества пригласил к себе в кабинет Захарьина и продиктовал ему речь собственного сочинения, которую Захарьин должен был произнести, как свое произведение. Так как Захарьин не мог говорить ни в церкви, ни в училище, будучи не из духовных и не из учителей, то решено было, что он скажет ее на улице, остановив всех у дверей училища. Так и было сделано. «Когда мы с собранием, — говорит Державин, — после отправления церемонии выходили из училища, он остановил нас и начал говорить, и как сим неожиданным своим явлением, так и силою своих выражений, а особенно, когда он показал на жену и сына своего, принесенного на руках ее, и когда он стал возбуждать усопших государей, то так всех поразил, что никто из очевидцев не мог от слез воздержаться. Столь приятно было сие позорище!». Присутствующие щедро наградили козловского Цицерона деньгами, и герой дня тотчас же после торжества запил с радости и целых два месяца «обращался по деревням у дворян, его пригласивших».

Речь Захарьина была послана Державиным тамбовскому наместнику графу Гудовичу, который, признав ее замечательною, отправил ее в Петроград к председателю комиссии об училищах Завадовскому и в то же время в письме к Державину выразил готовность оказать содействие Захарьину. Державин же в ответном письме графу Гудовичу высказывался против какого бы то ни было «устроения» Захарьина, ввиду его беспутной жизни, но признавал желательным исходатайствовать сыну его 500 руб., с тем, чтобы они положены были в приказ общественного призрения до его совершеннолетия. Завадовский пришел в восторг от речи Захарьина и говорил, что подобной нет на русском языке. Херасков признавал, что речь Захарьина «и в устах самого правителя (т. е. Державина) заслужила бы похвалу и уважение. В ней видны знания, дар слова и достойные человека чувствования». Императрица же, читая ее, не могла удержаться от слез, немало хвалила ее и приказала из Петрограда отправить в Тамбов курьера, который должен был доставить красноречивого однодворца ко двору, но Захарьин продолжал «обращаться» у гостеприимных помещиков, и курьер возвратился назад один, без Захарьина, не пожелавшего следовать за ним в столицу. Тем не менее Захарьину назначена была пенсия в 300 рублей в год. Вскоре речь его, будучи напечатана в «Зеркале Света», журнале Туманского, и в «Новых ежемесячных сочинениях», издававшихся княгиней Дашковой, сделалась известною как Петрограду, так и Москве, а затем была переведена и на иностранные языки.

Но мало-помалу похвалы и восхищения сменились критическим отношением к речи однодворца, и некоторые стали сомневаться, действительно ли автор ее Захарьин. В письме Д. Свистунова к Державину мы читаем: «Но недолго речь сия была в такой похвале: не более, как через два дни родилось на нее премножество критик, не в том, чтобы она нехороша была, а в том, что соображения, сделанные в оной, черни с орангутангами и прочими близкими к человеку животными и соравнение усопших государей с великою Екатериною обширными сведениями своими вышли из сферы однодворца, упражняющегося в земледелии, и потому начали разыскивать истинного творца оной, причем Тутолмин не пропустил испустить своей желчи против Вас, — во многих домах уверял, что он точно знает, что Вы ее сочинили».

Действительно, недоброжелатели Державина открыто называли его автором речи и всячески старались найти в ней недостатки. Кто-то даже пустил слух, что императрица, прочитав речь, сказала: «Речь прекрасная, каковую я еще не читывала. Я уверена в достоинствах и благородных чувствованиях господина Державина». Но слух, что речь написана Державиным, не нашел себе такой поддержки, как пущенное княгиней Дашковой словцо, что автор речи — Завадовский. «Везде наконец заговорили, — читаем мы далее в том же письме Свистунова к Державину, — что будто речь сочинена здесь в Петербурге и отослана к вам в Тамбов тем самым творцом, который сочинял манифест о новом заемном банке. Но почему же суд публики остановился на сем заключении? Потому только, что нашли как в речи сей, так и в манифесте одинакия изречения о правиле адской политики, внушающей не обогащать народ и содержать в недостатке или бедности».

Вскоре Захарьину пришлось расстаться с Державиным, который, будучи отрешен от должности губернатора, покидал Тамбов. На прощание со своим собратом по перу певец Фелицы написал шуточное стихотворение, переполненное местными степными выражениями, под заглавием: «Желание зимы»; посвящение же гласит: «Его милости разжалованному отставному сержанту, дворянской думы копиисту, архивариусу без архива, управителю без имения и стихотворцу без вкуса». По отъезде его многие из тамбовцев, знавшие, что автор наделавшей столько шуму речи был не кто иной, как Державин, стали поговаривать об этом смелее, а когда Захарьин пришел за получением пенсии, его осмеяли в глаза. Это огорчило Захарьина, и он решается доказать, что он не чужд литературных дарований, и сочиняет книгу в 6-ти томах под заглавием: «Арфаксад, халдейская повесть» (М., 1793—96 гг.), в которой описывает древние нравы Востока, соединение людей в гражданском обществе, потрясение городов, судьбу царств, дела и славу войны и благоденствие мира. «Арфаксад» имел успех и доставил некоторую известность автору, обеспечив в то же время его и материально. О нем отозвался хорошо и Державин. Такой успех окрылил Захарьина, и он принялся с большим рвением за продолжение своих литературных занятий. В 1796 г. он выпускает в Москве другое свое произведение, имевшее также успех: «Путь ко благонравию, или сокращенное наставление обучающемуся юношеству, содержащее в себе полезные и нравоучительные правила для всякого звания и состояния людей». Пробыв в Москве с 1790 по 1797 г., Захарьин, по приглашению начальника Черноморского флота адмирала Н.С. Мордвинова, увлекшегося его романом «Арфаксад», переехал в Николаев, где получил место школьного учителя, хорошее жалованье, а впоследствии и офицерский чин. В Николаеве Захарьин издал в 1798 г. вторично быстро разошедшиеся свои сочинения: «Арфаксада», под несколько измененным заглавием: «Арфаксад, халдейская вымышленная повесть, содержащая в себе образ жизни и нравов древних восточных народов» и «Путь ко благонравию», а также и знаменитую речь, вышедшую первым изданием еще в 1786 г. в Тамбове. В 1798 же году он издал новые свои сочинения: «Приключения Клеандра, храброго царевича лакедемонского, и Ниотильды, королевы Фракийской» (Ник. 1798 г), поэму (стихами) «Пожарский», в 12-ти песнях, и «Новый синопсис, или краткие описания о происхождении славяно-российского народа; владычествование всероссийских государей в Новегороде, Киеве, Владимире и Москве, с подробным повествованием полководца Мамая, от Дмитрия Иоанновича, великого князя московского, и о последующих по нем великих князьях и царях до вступления на престол государя императора Петра Великого». Любимою мечтою Захарьина было представить китайского мудреца Конфуция путешествующим по разным государствам, но мечту эту ему не удалось осуществить, и он скончался в Николаеве. Год смерти его определяется разно: одни относят к 1798, другие к 1800 и третьи к 1810 г.

«Друг Просвещения» 1806 г., № 10, стр. 61. — «Отечествен. Записки» 1823 г., ч. XIII, стр. 80—98. — «Московские Вед.» 1869 г., №№ 190, 192, 194, 195. — «Русская Беседа» 1869 г., № 3, стр. 263. — Е. Салиас, «Поэт Державин и правитель наместничества» («Русский Вестник» 1876 г., № 10, стр. 571—578). — А. Никольский, «Козловский однодворец П.М. Захарьин» («Русская Стар.» 1896 г., № 4, стр. 183—190). — Г.Р. Державин, Сочинения (академии, изд., по указателю). — Геннади, Словарь, т. II, стр. 26.

Комментарии В.В. Колчанова

Копиист — 1. Устар. Писец, снимающий копии с документов, рукописей; переписчик. Описки копииста. Должность копииста в канцелярии. 2. Художник, копирующий оригинальные произведения других художников. Умелый к. (Большой толковый словарь русского языка. СПб.: Норинт С.А. Кузнецов, 1998). См. также стихотворение русского поэта П. Семынина:

Каждое стихотворение —
Это изобретение.
Если изобретение не случается —
Стихотворения не получается.

И поэтому копиист

Даже с божественным почерком
В графе, где слово «артист»,
Всегда остается с прочерком.

(Семынин Петр. Избранное: стихотворения, поэмы, переводы. М, 1983. С. 14)

Борей — (Βορέας) — северный ветер, дующий с северных гор в Элладу, является в греч. мифологии сыном Астрея и Эос, т. е. звездного неба и утренней зари, и братом Нота, Зефира и Геспера, живущих в пещере во Фракийских или Ринейских горах. Туда-то он увел дочь афинского царя Эрехтея, Орейтию, родившую ему Цета, Калаиса, Клеопатру, супругу Финея, и Хиону. По Гомеру, Б. прижил с кобылами Эрихтония 12 быстроногих жеребят. Афиняне, которым оракул посоветовал в войне с персами призвать на помощь «зятя», выстроили Б. как супругу Орейтии храм. В искусстве, которое часто пользовалось для воспроизведений сюжетом похищения Оретейи, Б. представлен как мужчина дикого вида с громадными крыльями (Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона).

Эол — (Aeolus, Αίολος) — счастливый царь Эолийских островов; Зевс даровал ему власть над ветрами, которые он заключил на своем острове, окруженном медными стенами и высокими скалами. Здесь счастливо живет Эол, любимец богов, с женой, 6 сыновьями и 6 дочерьми, которых он переженил между собой. Эол дал Одиссею все противные ветры, заключенные в кожаном мешке, но спутники его, уже в виду родного острова Итаки, развязали мешок, и вырвавшиеся ветры снова пригнали корабль к Эолову острову. 2) Старший сын Эллина, внук Девкалиона, брат Дора и Ксифа, родоначальник эолийского племени, а следовательно, один из прародителей эллинов. Эолу приписывалось множество детей, основателей различных поселений, поэтому эолийское племя занимало наибольшее пространство из всех греческих племен (Корш М. Краткий словарь мифологии и древностей. СПб., 1894).

Нюни — губы.

Вяха — удар, затрещина, тумак; чудо, нежданое (Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка).

С самого начала «пьесы», как называл стихотворение сам Державин, присутствует не только античный, но и дьявольский мотив: «Бог хлада слякоть, слюни / Из глотки источил, / Всю землю замочил». В апокрифе о сотворении мира «Как Бог создал Адама» именно дьяволу принадлежит особенность мазать соплями (См.: Гудзий Н.К. История древней русской литературы: учебник для высших учебных заведений. М., 1938. С. 42—43.)

Козырбацкий — возможно, молодецкий; может быть, Державин произвел это прилагательное от слова «козырь», которое в старину значило «высокий стоячий воротник» (Даль), т. е. «зимний», «теплый» (Западов В.А. Примечания к стихотворению «Желание Зимы» // Державин Г.Р. Стихотворения / вступ. ст., подг. и общ. ред. Д.Д. Благого, примеч. В.А. Западова. Л., 1957. С. 381. — здесь и далее комментарии В.А. Западова к этому стихотворению цит. по указанному изданию).

Астраханский красный кабак — вероятно, название одного из тамбовских кабаков, помещавшегося на дороге Тамбов — Астрахань (Западов).

Шлендать — бродить, таскаться, шататься (Западов).

Трык — ветреник, модник (Западов).

Пой, только не стихеры — стихира (греч. ta stichera, мн. ч. от sticheron — стих), церковное песнопение, написанное стихотворным размером и, как правило, присоединяемое к стихам псалма в определенные моменты богослужения. «Покушался было он сочинять стихеры и перелагать в стихи псальмы; но Гавриил, митрополит санктпетербургский и новгородский не опробовал оные» (т. е. не «апробовал», не утвердил, не одобрил) (Грот Я.: в 9 т. СПб., 1864—1883. Т. 3. С. 343).

И будь лишь в стойке дивен — т. е. только у кабацкой стойки (Западов).

Ори ширень да вирень, Да лист, братцы, трава. Возможно, это переделанный припев из «Хора ко гордости» Сумарокова (напечатан в книге «Торжествующая Минерва». СПб, 1763): «Шерин да берин Лис тра фа». Не исключен и обратный ход, т. е. что Сумароков заумно спародировал ходившую песню (Западов).

В. В. Колчанов

Примечания

1. Сведения о П.М. Захарьине см. также в разделе, носвященном «Речи, говоренной нри открытии народного училища в Тамбове» (с. 157—162).