Гавриил Державин
 






Теоретик

Державину претило механическое разделение оды на жанры — и он принялся излагать своё видение поэзии для заседаний и публикаций «Беседы». В «Рассуждении об оде» он предлагал классифицировать поэзию, приглядываясь к индивидуальному, личному стилю стихотворца. Есть ода Пиндарическая, есть — Анакреонтическая, есть — Сафическая и Оссиянская. Есть и Державинская — та, в которой истину царям говорят с улыбкой и в забавном русском слоге.

Митрополит Евгений воспротивился: «Советую вам не вооружаться против сего разделения поэзии. Оно не школярное, а коренное Греческое... Сие разделение по материям весьма естественно. А ваше разделение по песнопевцам вовсе не годится...» Державин нехотя согласился не дразнить в трактате классических гусей, но остался при своём мнении: «...педантские разделы лирических стихотворений я не очень уважаю, но чтоб не поднять всю ораву школ на себя, переменяю, несколько только касаясь».

Он и в литературе бывал то пылким правдолюбом, то утончённым политиком...

В конце концов, литературоведческие трактаты Державина не вышли за пределы «Беседы». Зато сегодня ни одно серьёзное исследование о русской поэзии XVIII — начала XIX века не обходится без цитат из «Рассуждения об оде».

Об оде (по существу — о всей поэзии) Державин писал вдохновенно. А что такое вдохновение? Державин даёт одно из самых поэтичных определений:

«Смелый приступ, или громкое вступление, бывает от накопления мыслей, которые, подобно воде, стеснившейся при плотине, или скале, вдруг прорываясь сквозь оные, с шумом начинает своё стремление. Едва ли можно воспарять выше такового начала! Имеющий вкус тотчас остановится тут, где приметит себя упадающим. Но находятся однако оды, которые начинаются тихо и отчасу выше восходят своим парением. Бывают и такие, которые имеют ровное и прямое направление; а другие местами порывны и извивисты».

Добавьте «Рассуждение об оде» к «Объяснениям» — и получится уникальная книга о психологии поэтического творчества. В «Объяснении» Державин выглядит рационалистом, а в «Рассуждении» демонстрирует темперамент и образное мышление. Державинский метод сочинения оды одновременно и прост, и сложен: найти тему, увлечься ею, а затем, оседлав Пегаса, отдать все силы, всю энергию в порыве вдохновения. Интонация придёт сама, если сила вдохновения велика.

Увы, «Рассуждение» Державина осталось непрочитанным. Жанр вышел из употребления — и исследование не понадобилось. У Пушкина есть стихи, которые можно было бы принять за оду: «В надежде славы и добра...», «Друзьям» («Нет, я не льстец, когда царю...»), «Бородинская годовщина», «Клеветникам России». Многие наработки батальной оды Ломоносова, Петрова, Державина аукнулись в «Кавказском пленнике» и «Полтаве». В этих поэмах есть «одические» эпизоды. Но поэма, поэма романтическая — жанр, к которому Державин не обращался. Жуковский в молодые годы время от времени сочинял оды в честь монархов, но и тогда этот жанр был для него второстепенным. Утвердившись при дворе, он станет сочинять гимны империи и династии — положение обязывало, а мировоззрение не возражало. Но од больше не будет. Жуковский разрабатывал державинский жанр народной солдатской песни в честь государя, в честь героев.

Простота и напевность стали обязательным требованием к официальной придворной поэзии. Стихи Жуковского про Николая Первого тоже декламировали школьники и гимназисты:

Царь наш любит Русь родную,
Душу ей отдать он рад.

Прямо русская природа;
Русский видом и душой,
Посреди толпы народа
Выше всех он головой.
На коня мгновенно прянет,
Богатырь и великан,
В ратный строй командой грянет —
Огласит весь ратный стан.

Дважды Жуковский слагал стихи для гимна Российской империи. В первый раз — на английскую музыку, а затем — на музыку Львова. Первая строчка была неизменной: «Боже, царя храни!» А ведь автором предыдущего государственного гимна был Державин. Правда, «Гром победы» считается неофициальным гимном. Действительно, он посвящён не величию российского самодержавия в целом, а одному свершению — победе над Османской империей, прорыву империи на Дунай, на Кубань и в Крым. А поводом для сочинения этого гимна был потрясший Европу победный штурм Измаила. Державин написал стихи, композитор Осип Козловский — мелодию бодрого полонеза. Козловский, белорусский дворянин, был учеником знаменитого Михаила Огинского. Офицер, прошедший дорогами Русско-турецкой войны, он пользовался покровительством Г.А. Потёмкина и Л.А. Нарышкина — известного мецената, в доме которого Державин и подружился с ним. В стихотворении 1799 года «На смерть Нарышкина» Державин напишет:

Где зодчества, убранства вкус
Ввели всех зрителей в восторг
И где под сладким пеньем муз
Козловского пленяли звуки!

Любители музыки только что на руках Козловского не носили — и Державин считал его одарённым композитором, ценил его реквием, написанный к погребению бывшего польского короля Станислава Августа. В кругу Нарышкина Козловского величали «создателем нового рода российских песен». Творческое содружество поэта и композитора не ограничилось «Громом победы». Салонным «шлягером» того времени стала «Пчёлка» — песня в русском духе, которую Козловский написал на стихи Державина. Некоторые строки той песни и поныне сохранились в народной памяти:

Пчёлка златая!
Что ты жужжишь?
Всё вкруг летая,
Прочь не летишь?
Или ты любишь
Лизу мою?

Тут же появилась пародия на «Пчёлку» — знак истинной популярности:

Каша златая,
Что ты стоишь?
Пар испущая,
Вкус мой манишь?
Или ты любишь
Пузу мою?

И так далее — не без шаловливого изящества.

Державин аккуратно переписал пародийные стихи рядом с напечатанной «Пчёлкой» прямо на странице «Анакреонтических песен». «Пчёлка» звучала повсюду даже через десять лет после смерти Державина. Любил эту песню М.И. Глинка. Он обучил «Пчёлке златой» свою младшую сестру. Людмила Глинка-Шестакова вспоминала: «Его очень забавляло, когда я это пела».

«Гром победы» — это, конечно, не ода. Народный гимн, песня — жанр менее ответственный. Не торжественный ямб, а танцевальный хорей. Вряд ли Державин предполагал, что это стихотворение, написанное как будто между прочим и спустя рукава, будет жить веками, а первая строка её навсегда станет крылатой.

Воспевание победы над турками и прославление Екатерины с годами стали восприниматься как историческое ретро. На мотив «Грома победы» слагались (ещё при жизни Державина) другие стихи — по мотивам злободневных событий: «Гром оружий, раздавайся! Раздавайся трубный глас, / Сонм героев, подвизайся, Александр предводит вас!» — так пели в 1812-м. В 1830—1831 годах — через 15 лет после смерти Державина — русские войска под командованием генерала Паскевича будут сражаться во взбунтовавшейся Польше. Жуковский напишет на мотив воинственного полонеза:

Раздавайся, гром победы!
Пойте песню старины!
Бились храбро наши деды,
Бьются храбро их сыны.

В те времена среди литераторов патриотического единства в трактовке польских событий не будет. Пушкин и Жуковский выступят по-державински как певцы империи. Но их товарищ, доброволец 1812 года Пётр Андреевич Вяземский, напишет в дневнике: «Как ни говори, а стихи Жуковского — вопрос жизни и смерти между нами. Для меня они такая пакость, что я предпочёл бы им смерть». Русский князь с пылом присоединился к европейскому общественному мнению. Во времена Державина такие рефлексии были редкостью. А тут Вяземский бушевал, понимая, что за ним будущее: «Будь у нас гласность печати, никогда Жуковский не подумал бы, Пушкин не осмелился бы воспеть победы Паскевича». Не осмелился бы! Испугался бы «либеральной жандармерии». Вяземский, как мы видим, трезво трактовал смысл гласности. Это — цензор, который посильнее царской цензуры. Не моги сказать, не моги даже подумать против стереотипов «хорошего тона». Вяземский до поры до времени одобрял этот диктат, но не строил иллюзий по поводу разноголосицы мнений. Когда либерализм стал повсеместной модой и показал себя во всей красе — тот же самый Вяземский (а жил он долго) превратился в самого едкого и прозорливого консерватора. Накануне Великих реформ он писал:

Послушать: век наш — век свободы,
А в сущность глубже загляни —
Свободных мыслей коноводы
Восточным деспотам сродни...

«Курам на смех быть вне себя от изумления, видя, что льву удалось, наконец, наложить лапу на мышь...» — это снова молодой Вяземский, который в благородном гневе не хотел задуматься: а почему Россия стала львом, а Польша — мышью? Не потому ли, что польские шляхтичи давно разучились подчинять личный гонор общей идее — идее сильного (да, авторитарного!) государства.

Целый век у России была объединительная идея — побеждать. Державин уловил её точнее и простодушнее других:

Воды быстрые Дуная
Уж в руках теперь у нас;
Храбрость Россов почитая,
Тавр под нами и Кавказ.

Всё — наше! Просвещение и Победа — вот пароль и отзыв русского XVIII века. А потом пришли сомнения. Явились утончённые господа, которых белым хлебом не корми — только дай поругать Россию, её свинцовые мерзости, её неповоротливость и жестокость. «Как сладостно отчизну ненавидеть», — напишет радикальный космополит Печерин. А Герцен в «Колоколе» даже Виктора Гюго привлечёт для антиимперской пропаганды во дни очередного Польского восстания.

Общество подвергнет обструкции Михаила Николаевича Муравьёва — 66-летнего старика, который действовал в Польше расторопно и несгибаемо. Внук Суворова, петербургский губернатор, отказался преподнести «людоеду» Муравьёву приветственный адрес. Тютчев (один из немногих поэтов, не попавших под гипноз либерализма) обратился к внуку генералиссимуса с укоризненным посланием:

Гуманный внук воинственного деда,
Простите нам, наш симпатичный князь,
Что русского честим мы людоеда,
Мы, русские, Европы не спросись!.. «...»
Но нам сдаётся, князь, ваш дед великий
Его скрепил бы подписью своей...

Ну а потом в Английском клубе Николай Алексеевич Некрасов зачитал Муравьёву оду в духе победного XVIII века, но с новыми полемическими поворотами, неизбежными для 1860-х:

Мятеж прошёл, крамола ляжет,
В Литве и Жмуди мир взойдёт;
Тогда и самый враг твой скажет:
Велик твой подвиг... и вздохнёт.

Вздохнёт, что, ставши сумасбродом,
Забыв присягу, свой позор,
Затеял с доблестным народом
Поднять давно решённый спор.

Нет, не помогут им усилья
Подземных их крамольных сил.
Зри! Над тобой, простёрши крылья,
Парит архангел Михаил!

Тут уж шум поднялся невиданный. Некрасова проклинали, топтали, сделали «нерукопожатным» (словечко из другого времени, но смысл всё тот же).

Державин не знал подобных споров. Уж он бы воспел Муравьёва без сомнений! В его времена казалось, что вся страна охвачена порывом экспансии, трудами на укрепление империи. Обстановка восторга и жертвенности, сверхусилий и маршей. Мешали только трусы и штатские чистоплюи. Мешали масоны (некоторые, особо ретивые) и шпионы — но как же без них. Но были и у нас свои шпионы.

О русофобии Державин знал — в начале XIX века это слово писали с двумя «с»: руссофобия, а в остальном всё было так же, как в XX или нашем XXI веке. Но то была русофобия международная. Неудивительно, что в Париже и Лондоне побаивались Россию — и со страху создавали образ огромной варварской державы, которая нависла над утончённой цивилизацией. Орды Аттилы, пришедшие с Востока, — отличная историческая аналогия.

В 1812-м Державин с тревогой расслышал топот «пятой колонны» — шаги звучали издалека. Но в 1860-е годы русские прогрессисты перещеголяли западных русофобов. На сцену вышло так называемое непоротое поколение — те, кто был воспитан через много лет после указа Петра Третьего «О вольности дворянства». Они сперва учились писать по-французски, а по-русски — как придётся. Некоторые уже и думали по-французски. Почти все они оказались пленниками моды — а Россия из моды вышла. Державин с ужасом узнавал, что многие русские дворяне — самые рафинированные, самые прогрессивные — восхищаются Бонапартом. Над интересами империи, которым Державин посвятил жизнь, они высокомерно посмеиваются. Космополитизм всегда нарциссичен, в его основе — снобизм по отношению к банальным идеалам большинства, к общепринятым нравам. Мы редко говорим о «феодальном космополитизме», с которым бескомпромиссно боролся первый русский император. Сейчас таких людей называют «креативным классом», во времена Державина в ходу были другие иноязычные словечки.

А в Европе продолжалась война всех против всех, в которой Россия играла ключевую роль.

© «Г.Р. Державин — творчество поэта» 2004—2024
Публикация материалов со сноской на источник.
На главную | О проекте | Контакты