Лаврентьева Е.С. Энантиосемичность концепта "человек" в оде "Бог" Г.Р. Державина

Г.Р. Державин прославился не просто как поэт-одописец, но как новатор-стилист в жанре оды. Исследователь А.В. Западов в своих трудах писал, что "в творчестве Державина понятие оды чрезвычайно расширяется и перестает обозначать только торжественное стихотворение... Поэзия Державина своей основной темой берет человека". [Западов 1958]. Так, для Державина характерно обращение к сильным мира сего: оды "Фелица", "Властителям и судиям", "На смерть князя Мещерского". Лексемы в этих заглавиях стилистически нейтральны, их основная функция — номинация. Но обращают на себя внимание и оды с иными заглавиями: "Праведный судия", "Мой истукан". Синтаксическое осложнение существительных расширяет их коннотативный план: позитивную оценку автор дает себе, возвышая себя до: кого?

Тот же вопрос закономерно возникает при сопоставлении строк из двух стихотворений одного года написания ("Радость о правосудии", "Мой истукан"):

Нет человека без порока,
Без слабостей и без страстей.

и:

...Хочу я человеком быть,
Которого страстей отрава
Бессильна сердце развратить...
Любя себя, любить весь мир...
По добродетели священной.

В одном случае семантическими множителями концепта "человек" выступают лексемы "слабости", "порок", "страсть", синонимичные в коннотативном плане (земное, низменное, греховное).

В другом стихотворении — антагонистическое неприятие земных "страстей" (метафорическая сочетаемость "страстей отрава" обуславливает окончательную негативизацию семемы "страсти"). Знаковый характер приобретают сочетания "весь мир", "по добродетели священной", синтаксически подчиненные составному сказуемому "хочу любить". "Я" — "весь мир", "страстей отрава" — "священная добродетель". Образуются окказиональные антонимические пары; однако подобное контекстуальное противопоставление не ведет к противостоянию семантическому. "Я", "человек", стремится слиться со священным, божественным (ударная повелительная форма "хочу" в начале строки). Сопрягая смысловые переклички, получим: "Хочу я человеком быть" "без порока, без слабостей и без страстей".

Не до сильных мира сего возвышал себя Державин, а до того, кого он просто и ясно определил в заглавии своей знаменитой оды "Бог". И снова в названии лексема, номинирующая адресат воспевания, — "Бог". Лексема эта бисемантична: в первой части оды автор обращается к небесному Богу, а во второй — к своему внутреннему "я".

Ода "Бог" явилась итогом большой творческой работой и длительных раздумий, в результате которых, по мнению А.В. Западова, Державин для произведений "высокой поэзии" "в значительной степени возвратился к ломоносовским образцам". Но Державин так организовал лексико-семантический план оды, что сумел сказать доселе несказанное.

Анализируя лексическое наполнение оды, можно прийти к выводу, что концепт "Бог" в свое семантическое поле включает традиционные множители — семемы "бесконечность", "величие", "вечность", "творец", "свет", "солнце", "жизнь", "начало", "единый", "трехликий", "вездесущий". Лексическая организация следующей строфы посредством использования синонимичного ряда эпитетов — адъективов, словарной и контекстуальной антонимии, анафорического нагнетения типовых синтаксем передает пафос возвеличивания Бога:

Светил возжженных миллионы
В неизмеримости текут,
Твои они творят законы
Лучи животворящи льют.
Но огненны сии лампады,
Иль рдяных кристалей громады,
Иль волн златых кипящий сонм,
Или горящие эфиры,
Иль вкупе все светящи миры —
Перед тобой — как нощь пред днем.

В результате синтаксической и смысловой градации и приема сравнения образуются оксюморонные синонимо-антонимические отношения: "огненны", "рдяных", "златых", "горящие", "светящи" = "нощь".

Величие Творца логически соотносится с ничтожеством человека:

А я перед тобой — ничто.

Из грамматической пары отрицательных местоимений "никто — ничто" Державин выбрал неодушевленное как выражение наивысшей степени самоотрицания. В следующей строфе, однако, — скрытое возмущение (противительный союз "но" использован в одной строфе два раза в начале синтагмы):

Ничто! — Но ты во мне сияешь
Величеством твоих доброт:

Я — "ничто", но ты — "во мне", в "ничто". Таким образом, семантически противопоставлены "ты" ("Бог") — "ничто" (тварь, создание, человек), но не являются окказиональными антонимами "я" и "ты" ("Бог"). Неслучайно употребление форм двух личных местоимений.

...Я есмь — конечно есть и ты!

В грамматике "я" по отношению к "ты" занимает первенствующую позицию. Употребление частицы — союза "и" перед местоимением "ты" еще более нивелирует его значимость в паре с "я".

Я связь миров повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь — я раб — я червь — я бог!

Семантика местоимения "я" предельно абстрагирована: "я" = "человек". При этом "я" не лишается своей конкретности: герой пытается самоопределиться. "Царь" и "раб", "червь" и "бог" — в языковой традиции это антонимические пары. Экспрессия фразы у Державина достигается за счет оксюморонной синонимизации языковых антонимов (синтаксический параллелизм):

Я = царь
Я = раб = царь = раб = червь = бог = Я
Я = червь
Я = бог

Полярные смыслы оказываются сопоставленными: они выступают как типовые сказуемые при едином подлежащем. Явление семантической мимикрии обусловлено единством грамматического оформления (муж. род, ед. ч.), синтаксической функции (часть составного именного сказуемого) при несхожести стилистических характеристик и лексических значений. В этом окказиональном синонимическом ряду самым общим, широким по значению является "я". Своего рода языковой парадокс: семантика местоимения вмещает семантику нескольких имен существительных.

Наиболее интересна конструкция — утверждение: "я бог". В название оды вынесена ключевая лексема — "Бог". Но в оде нет аналогичной конструкции с "ты" (именно так лирический герой обращается к Всевышнему): "ты бог", хотя есть "ты свет" и т. п. Таким образом, в качестве Бога утверждается именно "Я". При этом дань уважения и поклонения отдана и Богу небесному. Кому же посвящена ода "Бог", если местоимение "ты" и его формы встречаются 35 раз, а "я" и его формы — 34 раза (ты =Бог, я = человек)?

Концепт "человек" в исследуемой оде (и в некоторых других произведениях) Державина энантиосемичен: совмещает не просто противоположные оттенки в семантике, но содержит множители, которые по своей языковой природе являются своеобразными антонимами.

Литература

Державин Г.Р. Сочинения Державина / С объясн. примеч. и предисл. Я. Грота. — 2-е акад. изд. — Т.1-7. — СПб., 1868-1878.

Западов А.В. Мастерство Державина. — М., 1958.

Западов А.В. Поэзия Державина: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. — М., 1959.

Западов А.В. Поэты XVIII века: М.В. Ломоносов, Г.Р. Державин: Лит.очерки. — М., 1979.