Н.В. Грязнова. «Г.Р. Державин и Тамбов: из истории архитектурного переустройства города»

Гаврила Романович Державин приехал в Тамбов в качестве губернатора в 1786 г., через семь лет после образования Тамбовской губернии, которая находилась к тому времени в одном наместничестве с Рязанью. Внешний вид города не соответствовал тем функциям, которые он выполнял как центр обширного края. «На две тысячи домов-изб в нем было только два просторных дома со всеми барскими угодьями, казенные строения походили на развалины; по улицам в дождливое время не было проезда», — писал в конце XIX в. местный историк И.И. Дубасов¹.

Именно в годы работы Державина началась перепланировка Тамбова, точнее сказать, попытка превратить в город большое черноземное село. Это делалось в рамках грандиозной государственной программы по переустройству всех поселений Российской империи.

Зарождение нового типа российской государственности — просвещенной монархии — коренным образом повлияло на развитие русской духовной культуры. Во второй половине XVIII в. под влиянием просветительских идей и утопических теорий произошла эволюция градостроительной и архитектурной мысли, возникли новые градостроительные идеалы. В архитектурной практике появляются принципы, основанные на позициях западноевропейского градостроения: планировочная структура города, подчиняясь строгим законам классицизма, становится регулярной, возникает новое представление о роли и месте светских общественных зданий в городском ансамбле, и сама идея ансамблевости выступает на первый план. В духе этих идей работала Комиссия строений, созданная в 1762 г. для выполнения государственного указа «О сделании всем городам, их строению и улицам специальных планов по каждой губернии особо».

Деятельность Комиссии была беспрецедентна по своим масштабам: ею были разработаны планы почти для четырехсот губернских и уездных городов России.

Процесс перепланировки городов происходил довольно драматично. Строгая регулярная европейская структура накладывалась на средневековую планировку русского города, расположенного хаотично, свободно и подчинявшегося, главным образом, природе: улицы повторяли изгибы рек, а существующий ландшафт был одним из главных град сформирующих факторов. Новым планом практически не учитывались не только существующие постройки (кроме каменных зданий и церквей), а, зачастую, и сложившаяся градостроительная структура, что не могло не сказаться при его реализации.

О трудностях, с которыми сталкивалась администрация на местах, можно судить по письму предшественника Г.Р. Державина генерал-губернатора Тамбовской и Рязанской губерний Михаила Каменского графу А.А. Безбородко: «... ныне в аппробированных городах не без крику... ни один с места нейдет, да правду сказать и иттить жаль...». А так как при проектировании природный ландшафт часто не принимался во внимание, то возникали технические сложности: «...план тот <...> иногда по косине места и не без затруднения в исполнении»².

Столкнувшись с этими проблемами при перестройке Рязани, Каменский обращается с письмом к Екатерине II: «Я осмеливаюсь испросить дозволения быть Архитектором <...> и в построения всего города Тамбова, которого план еще не вышел и находится в Комиссии о строениях в С. Петербурге, и естли получу высочайшее на то соизволение, то уверить могу Ваше Величество, что жалоб услышать не изволите, а город будет изрядный»³. Не известно были ли учтены эти пожелания, но в декабре 1781 г. Тамбову был выдан высочайше конформированный план⁴.

Первый регулярный план Тамбова был разработан «на перспективу». Он удачно соединил в себе характер сложившейся средневековой планировки русского города с новыми классицистическими принципами градостроительства. Улицы были проложены в соответствии с прежними направлениями, но выпрямлены и расширены, укрупнены кварталы, и на весь город была наложена четкая геометрически построенная сетка. На старых местах остались каменные строения и площади, но характер последних принципиально изменился: из обособленных открытых пространств с размытыми контурами был создан новый градостроительный ансамбль, представляющий собой анфиладу площадей, связанных главными улицами, с четкими пространственными ориентирами. Планом были намечены места для «казенных и публичных строений, для гостинного двора, для торговых лавок и постоялых дворов», а центральные кварталы предназначались под «каменные обывательские дома и прочие строения», что определило центр как место заселения наиболее состоятельных сословий, т.е. дворянства и купечества. Отсюда вытекало и особое архитектурное качество его застройки.

Высочайше конформированный план имел силу закона, но выполнение его было первостепенным делом еще и потому, что в эпоху Классицизма переустройство городов воспринималось современниками явлением осознанно необходимым в жизни страны: существующие города с кривыми улицами и избами, крытыми соломой, не способны были отразить высокий творческий дух Екатерининской эпохи. Идеология Просвещения сформировала в умах новое отношение к окружению, выявила осознанную необходимость в переустройстве российских городов, изменении их облика. Вот почему с первых же дней приезда в Тамбов Г.Р. Державин уделяет особое внимание архитектурным и градостроительным проблемам.

Из дел, требующих «крайней заботы», новый губернатор отмечает «нестроение присутственных мест и всего города вообще»⁵: «...там места присутственные, — говорил Державин, — не токмо самыя бедныя и тесныя хижины, но и весьма ветхи»⁶. Он сразу же приступил к перестройке существующих и к строительству новых зданий. Уже через четыре месяца после его приезда был перестроен местный острог, состояние которого «в ужас привело» поэта при первом посещении. В начале июля 1786 г. комендант Булдаков доносил губернатору, что «находящиеся в здешнем городе ветхие строения <...> сломаны и весь лес перевезен; и с коего построено белых покоев девять и при них сеней пять; а находящиеся внутри острога избы исправлены, почищены печи, переправлены окны, разделаны и утверждены железными решетками»⁷.

Но особое внимание при переустройстве города уделялось главной площади города — Соборной. Новым планом на Соборной площади предполагалось формирование городского центра: в прилегающих кварталах отмечены места для строительства присутственных мест, дома генерал-губернатора, почтового ведомства и других казенных зданий. Важно было закрепить эту роль площади в пространственном отношении. Поэтому в 80-х годах XVIII в. началась перестройка Преображенского собора, который к этому времени находился в весьма ветхом состоянии. Местных архитектурных сил при строительстве такого масштаба явно не хватало, и Державину пришлось обратиться за помощью к своему другу, архитектору, поэту, энциклопедически образованному человеку Николаю Александровичу Львову. И в первые же месяцы губернаторства Державина между ними велась оживленная переписка, главной темой которой были архитектурные проблемы.

Львов проявил искреннюю заинтересованность в делах Державина и заботливо отнесся к архитектурной деятельности своего приятеля и, в частности, о перестройке Преображенского собора писал ему: «Что касается о возобновлении церкви, то кроме портика прочая архитектура весьма худа, и для того, если угодно будет прислан хоть ко мне и план и фасад настоящей церкви, то я берусь с охотою переделать оную не ломая и лучше и, может быть экономнее» (5, 519). Неизвестно, было ли принято это предложение, но в 1787 г. на старом основании был возведен новый двухэтажный каменный собор.

Эта перестройка преследовала не только утилитарные соображения; увеличение здания в высоту решало вопросы архитектурно-пространственной композиции и сохраняло пространственный масштаб разросшегося по горизонтали города. Так появлением новой церковной доминанты было отмечено начало выполнения градостроительных замыслов, заложенных первым регулярным планом.

Но совершенно новое значение приобретают в эпоху Классицизма светские здания, переосмысляется их место и роль в градостроительном ансамбле, расширяется их состав — возводятся места для общественных собраний, театры, биржи, просветительские учреждения и больницы. Строительство подобных зданий становится предметом особой заботы тамбовского губернатора.

Уже в начале марта 1786 г. Державин обращается с письмом к рязанскому губернатору А.А. Волкову: «Уведомился я, что попечением вашего прев<осходительства> заведен в Рязани редут для увеселения благородного общества. Будучи уверен, что он расположен наилучшим образом и желая удовлетворить здешнему обществу таким же заведением всепокорнейше прошу приказать с плана того заведения списать копию и пожаловать обязать меня и здешнее общество» (5, 480). Отвечая на эту просьбу, Волков выслал в Тамбов 28 марта план и записку «каким образом учрежден в Рязани дом и при нем училище и редут». В это же время шла переписка с ведомством генерал-губернатора, губернским архитектором и с частными лицами о постройке дома для народного училища, сиротского дома, богадельни, дома для умалишенных, работного и смирительного. Кроме того перестраивались генерал-губернаторский дом и присутственные места. Губернский архитектор Василий Усачев 30 сентября 1786 г. в рапорте докладывал Державину о «зделании сметы сколько потребно кирпича, бута, извести и прочих нужных материалов на будущее лето к постройке в Тамбове каменных присутственных мест»⁸.

К проектированию присутственных мест косвенно, видимо, был причастен Н.А. Львов, во всяком случае эти чертежи были ему знакомы; так, в одной из записок к Державину «он объясняет поправки, сделанные архитектором Тромбара в присланных из Тамбова планах и говорит между прочим: "Внутреннее расположение генерал-губернаторского дома и присутственных мест соображено совершенно с расположением прежняго плана"» (5, 519). Судя по этой записке и по письму Н.А. Львова от 23 марта 1786 г. в проектировании некоторых зданий для Тамбова принимал участие итальянский архитектор Джакомо Тромбара, о котором Николай Александрович писал: «Тромбара, коему в мою болезнь дано было переделывать тамбовские и рязанские планы, наделал было великих затруднений; но третьего дни граф А.А. <Безбородко> поручил мне взять его под свою команду, и я надеюсь, что в скором времени оные будут кончаны» (5, 449). О каких планах шла речь, сказать наверняка трудно, видимо, это были те самые планы генерал-губернаторского дома и присутственных мест, о которых говорилось выше.

Интересно, что Тромбара приехал в Россию в 1779 г. вместе с Кваренги. Оба они были выписаны по поручению Екатерины II, когда она обратилась к Гримму с просьбой «приискать двух хороших архитекторов, итальянцев родом, искусных в своем деле, пригласить их на службу Императрицы Всероссийской, по контракту на столько-то лет, и прислать их из Рима в Петербург как тюк с инструментами»⁹. И хотя Джакомо Тромбара не снискал славы своего знаменитого соотечественника, его, как видно из писем Н.А. Львова, часто привлекали к работе для российской провинции.

Г.К. Лукомский в книге «Памятники старинной архитектуры России» пишет об этом итальянском архитекторе: «Он возвел монументальный гостинный двор и фасад губернской управы в Тамбове, где он строил и проектировал много во время управления краем Державина»¹⁰. Однако, утверждение, касающееся гостиного двора, вызывает большие сомнения, хотя бы по той причине, что с той поры, к которой относится творческая деятельность Тромбары, до начала строительства этого здания (оно началось в 1836 г.) прошло около четырех десятилетий. Поэтому установление подлинного автора этого интересного памятника русской провинциальной архитектуры первой трети XIX в. требует серьезной архивной работы.

В этой же книге Г.К. Лукомского упоминается еще ряд имен архитекторов-иностранцев, работавших в Тамбове и губернии: «В это время (конец XVIII в. — начало XIX столетия) в русской провинции, как и в Петербурге и в Москве, строит много итальянских мастеров: Луиджи Нелли, Антонио Дефилинни (в Тамбове), Томазо Адамини, отец Доменико Адамини (в 1796 г. строит в Тамбовской губернии, в Липецке и Козлове... — городах, очень богатых хорошими сооружениями XVIII-XIX веков)»¹¹.

К сожалению, мы не имеем сегодня документальных материалов, подтверждающих это высказывание относительно вышеперечисленных имен, но в письмах Н.А. Львова упоминается имя еще одного итальянца, отправленного им для работы в Тамбов: «... теперь пишу на скорую руку, а скоро писать буду много, потому, что пошлю к вам планы готовые уже, а теперь хлопочу, чтобы отправить к вам искусснаго мастера итальянца, на что имею уже от графа и позволение» (5, 480). Это письмо было написано им Державину 5 мая 1786 г., а уже 19 июня иностранец выехал в Тамбов, и с ним, «с сим вручителем, коему давно надо было отправиться», Львов передал послание к Державину, где писал: «Послал я к вам весьма искусснаго строителя, камен-наго мастера Лукини, котораго прошу держать в железных рукавицах, а человек он доброй» (5, 493). Именно Лукини приписывается строительство в Тамбове первого театра, относительно которого генерал-губернатор И.В. Гудович давал Державину следующие рекомендации: «...почитал лучшим, чтоб он построен был так, как вы пишете, наподобие немецких факверхов, из дерева и обложен кирпичем» (5, 674). К несчастью, это совместное решение, видимо, и было претворено в жизнь, и при пожаре 1799 г. первый тамбовский театр полностью сгорел.

Нужно сказать, что подобный конструктивный прием был применен не ради подражания немецкой строительной технологии, а имел причины местного характера: тамбовские окрестности не были богаты камнем, а при масштабе развернувшегося в городе строительства вопрос стройматериалов был одним из главных. Существующий в городе кирпичный завод не мог разрешить его по той причине, что работы производились колодниками, содержавшимися в работном доме, и за отсутствием опытных людей качество кирпича было очень низким, а количество очень небольшим. «Для приискания кирпичных мастеров Державин послал в Кострому своего бывшего секретаря Савинского, но эта мера не привела к желанному результату»¹². По этому же вопросу был отправлен в Москву смотритель тамбовского кирпичного завода Степанов, откуда писал Державину: «...ездили к архитектору Бланку и с ним на Введенские горы, где смотрели делаемый ручной кирпич, а потом к Яузскому мосту, который делается каменный» (5, 526). Степанов вернулся в Тамбов с двумя ящиками кирпичей, взятых для образца, а проблема производства его тем временем оставалась открытой.

Решить ее попытался тамбовский купец Матвей Бородин, взявший подряд на поставку одного миллиона двухсот штук кирпичей. К сожалению, последствия этой инициативы оказались достаточно печальны: получив деньги за указанное количество кирпича, Бородин поставил на место строительства только 60000 штук, при том «наличное число кирпича к употреблению не годно, ибо не хорошо выжжен, а так же ломанный и размоклый, а необожженный кирпич для обжигу и весь не годится», — докладывал Державин генерал-губернатору И.В. Гудовичу. Поэт был возмущен столь бесчестным поступком и рядом других махинаций Бородина; разразился скандал, дошедший до Сената и разрешившийся только в 1789 г., впрочем, довольно безобидным образом для недобросовестного купца.

О закупке строительного камня велись также переговоры с тамбовскими помещиками Луниным и Л.А. Нарышкиным, в имении которых были большие каменные карьеры. Так, в письме к Нарышкину Державин просил: «... крайний здесь недостаток для казенных строений в камне.., ежели он непременно нужен будет, то буду просить вас уведомить, за какую цену сажень вы его ломать дозволите» (5, 663-664).

Мысли по поиску и доставке строительных материалов настолько занимали тамбовского губернатора, что у него родилась идея по устройству судоходства по реке Цне, на этот предмет им даже была составлена и передана в Петербург на рассмотрение инженерной комиссии докладная записка. Реализация этого проекта повлияла бы не только на развитие торговли, но и облегчила бы доставку в город строевого леса и камня, имевшегося в большом количестве по берегам реки Цны ниже Морши. Стараясь найти поддержку в этом вопросе у своего непосредственного начальника И.В. Гудовича, Державин писал ему: «Вечную вы бы своему имени оставили славу открытием судоходства до Тамбова, ибо тогда то сей город выстройкою своею мог бы скоро прийти в цветущее соетояние»¹³. Но этой идее не суждено было воплотиться в жизнь, Цна и по сей день (теперь уже, к счастью) не судоходна.

И, все-таки, несмотря на все трудности и препятствия, Тамбов постепенно приобретал черты «благоустроенного» города конца XVIII в.: строились новые здания, выпрямлялись улицы, была даже предпринята попытка замостить их, а также «устраивались приятные собрания и увеселения, так что начало знатное дворянство не токмо в губернский город часто съезжаться, но и строить порядочные домы для их всегдашнего житья, переезжая даже из Москвы», — вспоминал Гаврила Романович в своих «Записках» (6, 585).

Такому оживлению губернского центра способствовал и образ жизни четы Державиных; они стремились сделать свой дом приятным и блестящим местом собраний тамбовского дворянства. Здесь два раза в неделю устраивались вечерние приемы: по воскресеньям танцы, по четвергам концерты. В губернаторском доме дети обучались наукам — грамоте и арифметике, а для развития искусств был выписан танцмейстер и организован певческий класс, руководил которым бывший придворный певчий Аверьянов.

Жена Державина, Катерина Яковлевна, была натурой творческой, деятельной, истинной единомышленницей мужа, и под ее руководством ставились любительские спектакли, которые до постройки в городе театра в 1787 г. происходили у них в доме; а для увеселения мужского общества губернатор заказал биллиард. «Из Петербурга выписывались большими партиями вина, из Малороссии получались варенья и конфеты. Львов, зная денежные обстоятельства Державиных, подшучивал над таким образом жизни: "Поскольку бишь вы за всякий праздник долгов своих уплачиваете? <...> Правда, он должен быть весьма хорош, только нельзя ли, мой друг, чтобы он был последний?"»¹⁴.

Но такой способ существования вытекал из духа самого Екатерининского времени — раскрепощенная мысль способствовала развитию наук и искусств, и в обществе не могли не сформироваться духовные потребности в общении именно на этой творческой почве. Литературные журналы, театральные постановки, музыкальные вечера — всему этому пример подавала сама Екатерина. Всенародно отмечались многочисленные праздники, устраиваемые императрицей по различным поводам будь то победа в сражении, открытие народных училищ, день ее именин или праздник восшествия на престол.

Чему бы они ни были посвящены, главной темой их было воспевание заслуг великой монархини, а прославление Екатерины II и ее великих дел не могло разворачиваться на фоне покосившихся изб и обвалившихся заборов — необходимо было новое, достойное духа времени окружение, которое соответствовало бы грандиозности его целей и замыслов. Такое понимание роли архитектуры стало частью сложившегося менталитета.

Интересно, что в этот момент потребность в новой архитектуре вытекает не из утилитарных соображений, а кроется, в первую очередь, в ее эстетическом характере: каждое перестроенное поселение должно было вызвать к жизни образ, способный отразить процветание Российской империи. Городская застройка выступала здесь декорацией, фоном, на котором разыгрывался праздник жизни.

Ассоциации с театральными декорациями не случайны и не беспочвенны: проходившие праздники не были однообразны, они часто сопровождались спектаклями, инсценировками, а сценой, как правило, служила главная площадь или иное пригодное для этих целей городское пространство.

В Тамбове, например, праздник восшествия на престол 28 июня 1786 г. отмечался следующим образом: «...в конце галереи стоял храм, из которого, в подражание древнему афинскому обычаю вышла группа детей, одетых в белое платье и увенчанных гирляндами, на встречу генерал-губернатора. После пропетого хором приветствия, Гудовичу были поднесены: юношею, представлявшим Гения, венок из дубовых листьев, а девицею корзина цветов с изъявлением признательности...»¹⁵. Так существующая архитектура включается в праздничное действие, становится декорацией, и недостроенная церковь представляется храмом, торговые ряды — античной галереей, а городская площадь — театральной сценой.

Таким условным, декоративным восприятием архитектура была обязана в какой-то степени всеобщему увлечению театром и сложившемуся театральному мышлению, которым было пронизано в этот период общество. Все пишут пьесы — от провинциального учителя гимназии до императрицы Всероссийской, по всей стране создаются театры — от столичных императорских до домашних крепостных в далеких помещичьих усадьбах. И сама Екатерина признается в письме к Гримму: «...вы знаете как я люблю театр, праздники и вязанье»¹⁶.

Театрализация жизни, даже самых обыденных ее проявлений, была свойственна и Гавриле Романовичу Державину.

Так сцена «неожиданного» обращения к торжественной процессии козловского однодворца Захарьина с возвышенной речью в день открытия в Тамбове народных училищ и возложение им своего малолетнего дитяти к портрету Екатерины II со словами: «В сей храм, исторгая из объятий матерних сына моего, с радостным восторгом передаю я, да будет он человек!» — безусловно, была не только написана, но и срежиссирована самим Державиным, о чем он признавался позднее в своих «Записках». Подобные театральные аналогии возникли и у Я.К. Грота, который пишет по поводу вышеописанного события следующее: «Захарьин пил горькую. Несмотря на это, наш добродушный губернатор продолжал принимать его ласково и даже решился в торжественном случае дать ему сыграть роль импровизированного оратора»¹⁷.

Эта сцена вызвала восторг у публики, ничего не подозревавшей о разыгранном спектакле. По словам Державина, «сие трогательное действие так поразило всех зрителей, что никто не мог удержаться от сладостных слез.., и надавали оратору столько денег, что он несколько недель с приятелями своими не сходил с кабака» (6, 561).

Порой Державин выступает не только как драматург и режиссер, но и как декоратор, тщательно, до мелочей выстраивая окружение к «спектаклю», в котором сам же является одним из действующих лиц. Тогда становится понятным, почему отправляясь губернаторствовать в Олонец, он делает долги и покупает в Петербурге мебель не только для своего губернаторского дома, но и для присутственных мест. В его представлении окружение, интерьер «делают» губернатора, влияют на качество жизни, но не в примитивном утилитарном смысле, а в смысле эстетическом и даже нравственном.

И архитектура воспринимается им как средство украшения, облагораживания, как декорация. Ярким примером такого «театрального» понимания архитектуры служит его ответ тамбовскому архиерею Феодосию на просьбу его преосвященства предоставить ему под сад и огород весь городской квартал, находившийся рядом с архиерейским домом, причем, квартал этот был в непосредственной близости от городского центра. Позволяя занять это место под указанные нужды, Державин делает следующую оговорку: «...но и с тем, чтоб сохранить высочайше конформированного плана фасады в настоящем их виде, хотя не домовою застройкою, но по крайней мере обнесено было б раскрашенными заборами в подобие настоящих строений»¹⁸. Так архитектура становится декорацией для городского праздника, а нарисованные декорации становятся «архитектурой».

За три года службы Г.Р. Державина в Тамбове, по тем или иным причинам, не было построено большого количества новых зданий, но та планировочная структура, которая была заложена первым регулярным планом и претворена в жизнь Державиным, сохранилась сегодня полностью и представляет самостоятельную ценность для градостроительного исследования. Энергичная деятельность поэта-губернатора на архитектурном поприще дала значительный импульс всему делу городского строительства, и уже в следующем веке, другой поэт, описывая Тамбов, сказал: «...Короче, славный городок»¹⁹.

Примечания

1. Дубасов И.И. Очерки из истории Тамбовского края. Вып. 1. М., 1883. С. 23.

2. РГАДА. Ф. 16. Оп. 1. Ед. хр. 968.

3. Там же.

4. См.: Полн. собр. законов Российской империи: Кн. чертежей и рисунков (планы городов). СПб., 1839. С. 232.

5. Сочинения Державина с объяснит. примеч. Я. Грота: 2-е Акад. изд. Т. 5. СПб., 1876. С. 454. Далее ссылки на это издание в тексте с указанием тома и страницы.

6. Грот Я.К. Жизнь Державина по его сочинениям и письмам и по историческим документам: В 2 т. Т. 1. СПб., 1880. С. 405.

7. Гос. архив Тамбовск. обл. Ф. 2. Оп. 8. Д. 22.

8. Там же.

9. Грот Я.К. Екатерина II в переписке с Гримом // Сб. ОРЯС. Имп. Акад. наук СПб., 1879. Т. 20. № 1. С. 77.

10. Лукомский Г.К. Памятники старинной архитектуры России: Ч. 1: Русская провинция. СПб., 1916. С. 44.

11. Там же.

12. Грот Я.К. Жизнь Державина... Т. 1. С. 490.

13. Там же. С. 426.

14. Там же. С. 415.

15. Там же. С. 410.

16. Грот Я.К. Екатерина II в переписке с Гримом. С. 83.

17. Грот Я.К. Жизнь Державина... Т. 1. С. 455.

18. Там же.

19. Лермонтов М.Ю. Собр. соч.: В 4 т. Т. 2. М.; Л., 1959. С. 434.